Рут Уэйр - В темном-темном лесу
– Нора? – вдруг резко спросила Фло. – Тебе знакомо это имя?
– Нет! – ответила я.
Честно говоря, у меня уже мурашки поползли. Если раньше было понятно, что кто-то придуривается, то теперь – нет. Каракули на листе смотрелись реально жутко. Всем остальным тоже стало не по себе. Клэр, забывшись, грызла прядь волос. Нина старательно напускала на себя бесшабашный вид, но пальцы, беспрестанно так и эдак крутящие зажигалку, выдавали нервное напряжение. Том был откровенно потрясен; даже в полумраке было заметно, как он побледнел. И лишь Фло наслаждалась волнующим моментом.
– Класс, настоящий дух! Папа Бегби… может, как раз он тут раньше жил? – И она почтительно заговорила, обращаясь к пространству над нашими головами: – Папа Бегби, у тебя есть для нас сообщение?
На этот раз ручка поехала не так плавно, она спотыкалась и дергалась.
У… у… у…
Сердце у меня упало – я отчего-то сразу почувствовала, что это уже не шутки про кофе.
Ручка заметалась быстрее, раздался треск рвущейся бумаги, и доска застыла на месте. Клэр приподняла ее и зажала рот ладонью.
– Ой, Флопс, какой ужас!
Ручка продрала бумагу насквозь и начеркала прямо на столешнице.
– Что мы скажем твоей тете…
– Да разберемся! – нетерпеливо бросила Фло и схватила листок. – Ну, что у нас там?
Через ее плечо мы все уставились на спиральную линию, в которой угадывались буквы.
Убииииийтссссссааа
– Господи… – Том прижал пальцы к губам.
– Ни хрена не смешно. – Побледневшая Нина отошла на шаг и смерила всех по очереди оценивающим взглядом. – Кто постарался?
– Слушайте, я сдаюсь, шутка с кофе была моя, – признался Том. – Но вот это не я! Я бы никогда такого не написал!
Мы все переглянулись, ища того, кто спрячет глаза.
– А может, это и не шутки? – Фло снова порозовела, теперь не от ярости, а от какого-то победного восторга. – Может, это по правде дух сказал. В конце концов, я про каждого из вас тут кое-что знаю.
– В каком смысле? – настороженно уточнил Том. – Клэр? О чем она?
Клэр только покачала головой. Лицо у нее побелело, даже под слоем блеска было видно, что губы обескровлены.
Мне стало трудно дышать, я могла делать лишь неглубокие частые вдохи. Голос Нины прозвучал как будто издалека:
– Эй! Нора? Все нормально?
– Нормально… – попыталась ответить я, но не уверена, что смогла произнести это вслух.
Стены начали смыкаться надо мной, а огромное стеклянное окно, наоборот, разверзлось, как огромная пасть, полная острых зубов-сосен, готовая нас всех проглотить. Кто-то резко усадил меня на диван, заставил свернуться в клубок, прижав голову к ко-леням.
– Все хорошо, – произнес твердый голос Нины, профессионального врача, а не просто подружки, с которой я ходила в бар каждые пару месяцев. – Все хорошо. Кто-нибудь, дайте бумажный пакет.
– Истеричка! – злобно прошипела Фло и, яростно топая, вышла.
– Не надо. – Я попыталась выпрямиться, стряхивая Нинины руки. – Не надо мне пакетов. Отпустило уже.
– Точно? – Нина заглянула мне в лицо.
Я кивнула и постаралась сказать как можно убедительней:
– Точно. Со мной все нормально. Не знаю, что на меня нашло, наверное, вина перебрала. Ерунда, честное слово.
– Слишком много драмы, – тихо проговорил Том, и я понимала, что это камень не в мой огород.
– Я выйду подышу. Тут очень жарко.
В гостиной действительно было жарко, печка чуть не плавилась. Нина кивнула.
– Да, пошли, я с тобой.
– Не надо! – выпалила я более резко, чем стоило бы, и добавила спокойней: – Мне просто надо минутку побыть одной на свежем воздухе.
Выйдя наружу, я прислонилась к стеклянным дверям кухни. Небо над головой было как темно-синий бархат, луна сияла необыкновенно яркой белизной, окаймленная бледным гало. Морозный ночной воздух охлаждал разгоряченное лицо и взмокшие от пота ладони. Я стояла, слушая частое биение сердца, пытаясь немного замедлить его и успокоиться.
Глупо было впадать в панику. Что там Фло заявила? «Я кое-что знаю»? Про кого именно?
Если она обо мне, то речь могла идти только об одном. Источник ее познаний тоже очевиден – никто, кроме Клэр, не был в курсе. Значит, она разболтала Фло?
Я не могла утверждать это наверняка. Я припомнила все секреты, которые доверила Клэр, и что она всегда молчала о них как могила…
Но вспомнилось и другое. Как я пришла на экзамен по французскому и одна из девчонок, ожидавших со мной в очереди, положила мне руку на плечо. «Я очень тебе сочувствую. Ты такая смелая!» На лице у нее была искренняя жалость – и восторг. Такую смесь эмоций можно увидеть у подростков, которых опрашивают в связи с трагической гибелью товарища. Да, им грустно, жалко, страшно, жутко… но в глубине души они ликуют: вот она, настоящая жизненная драма! Я не стала уточнять, чему она сочувствует – возможно, имелось в виду лишь расставание с Джеймсом. Но вряд ли. Не было бы такого накала – подумаешь, с парнем разбежались, свет клином не сошелся… В общем, я не могла не заподозрить, что Клэр рассказала.
Это мучило меня весь экзамен. Когда же, два часа спустя, я с него вышла, я уже знала, что делать. Я не видела другого способа не сойти с ума от сомнений.
Я уехала из Ридинга и больше не возвращалась.
Теперь я стояла с закрытыми глазами где-то в нортумберлендской глуши и чувствовала, как мороз пощипывает лицо и снежинки пробиваются сквозь тонкие носки, слушала негромкие звуки ночного леса: поскрипывание стволов, шорох соскальзывающих с ветвей шапок снега, уханье совы, далекое потявкивание лисиц.
Прежде я не бывала в этих краях. Все детство я провела на окраине Ридинга, а в восемнадцать сразу уехала в Лондон и с тех пор из него не выбиралась.
Но я могла представить, каково это – жить здесь в тишине и одиночестве и видеть людей только тогда, когда захочешь…
Хотя, конечно, в такой стеклянной банке я бы жить не стала. Мой домик был бы маленький, незаметный – органичная часть пейзажа.
Я попробовала представить себе фермерский дом, который стоял здесь до пожара. Наверняка он был длинный и низкий, как животное, припавшее к земле. Такой бы мне, скорее всего, понравился.
Когда я открыла глаза, их больно резанул бьющий из огромных окон свет. Здесь, в лесу, это смотрелось так дерзко, так расточительно – большой золотой маяк во тьме. Только… настоящие маяки обычно сигнализируют о том, что кораблю не следует подходить слишком близко. Этот же был скорее как фонарь, приманивающий своим светом мотыльков.
Я поежилась. Сколько можно себя накручивать? Это красивый дом, нас любезно пригласили сюда погостить… Но он все равно мне не нравился, я не доверяла Фло и с нетерпением ждала утра, когда можно будет уехать. Во сколько, кстати, прилично отсюда сорваться? Поезд у нас с Ниной отходит в пять вечера…
– Ты как? – донеслось у меня из-за спины, и я увидела струю выдыхаемого сигаретного дыма.
Я обернулась. Позади стояла Нина. В одной руке у нее была сигарета, другой она держала себя за противоположное плечо, зябко ежась.
– Извини. Я знаю, что ты хотела побыть одна, просто… Очень потянуло курить. И смыться оттуда. Фло действует мне на нервы. Как тебе понравился ее пассаж, что, мол, она про нас кое-что знает? Это что за хрень вообще?
– Понятия не имею, – ответила я, опустив глаза.
– Врет, скорее всего, – бросила Нина, затягиваясь. – Но, признаюсь, я сидела там и перебирала весь компромат на себя, который мог быть известен Клэр. Неприятно было думать, что они с Фло перемывали мне кости. Тому тоже эта мысль явно удовольствия не доставила. Интересно, что у него в шкафу за скелеты…
– Понятия не имею, – повторила я, стуча зубами; мороз уже пробирал меня до костей.
– Мелани права, – изрекла Нина, помолчав. – Фло реально сумашедшая. И то, что ее отношение к Клэр «нездорово», – еще очень мягкая формулировка. Стремление быть на нее похожей вплоть до одинаковой одежды… Напоминает сюжет «Одинокой белой женщины». Я вообще думаю, что от желания сыграть сцену в душе из «Психо» ее отделяет жалкая пара таблеток «ксанакса».
– Ой, да брось ты! – рассердилась я. – Никакая она не сумашедшая. Просто неуверенная в себе. Я знаю, каково это – все время находиться в тени. Быть подругой Клэр совсем не просто.
– Не пытайся ее выгораживать. Одинаковые шмотки и все такое – это ее дело, пусть живет как хочет. Но последняя выходка была направлена на нас, и я такого не потерплю. У нас билеты завтра на пять, но я подумала…
– …уехать пораньше? Хотела предложить то же самое.
– Честно, я уже больше не могу. Сегодня бы рванула отсюда, вот только выпила, за руль нельзя. В общем, давай сразу после завтрака?
– Фло удар хватит, – мрачно промолвила я.
Там вроде на утро воскресенья было еще что-то в программе. Я точно не знала что, но в письме говорилось четко: отъезд «в два часа», не «до двух».
– Может, – признала Нина, затягиваясь. – Я бы вообще смылась потихоньку, без прощаний и проводов. Как считаешь? Это трусость?
