Элементарно, Холмс! (сборник) - Уилсон Гаан

Пол снова глотнул молока.

– Улики детальные и обстоятельные. Он водит «БМВ» – как я и сказал Каррере, поскольку видел его раньше. Согласно общественным архивам, у него дом в Вестчестере – о чем я тоже говорил. И я предположил, что следы на руках оставлены рыболовной леской, которой полно в гараже и подвале Мосса… Вы использовали звонковый провод, верно?

– Э-э, да.

– Я также скормил детективу чушь насчет того, что убийца, вероятно, проводит много времени за клавиатурой – как, например, блогер, – продолжил Пол. – Так что наш друг Мосс отбывает в дальние края. А вы чисты.

Ласситер нахмурился.

– Но разве Каррера не сообщил другим офицерам, что именно вы составили профиль? Это наводит на вас подозрения.

– Отличный вопрос, Ласситер. Однако я знал, что он им не скажет. Иначе зачем приносить дело ко мне домой, вместо того чтобы пригласить меня в отделение? И зачем приходить одному, без напарника? Нет, он обратился ко мне за советом частным образом – чтобы украсть мои идеи и выдать за свои. – Пол взъерошил волосы и застенчиво улыбнулся убийце. – А теперь расскажите мне о договоре – о человеке, который вас нанял. Мне очень интересно.

– Договоре?

Однако притворное изумление не сработало.

– Прошу вас, Ласситер. Вы не серийный убийца. Иначе я бы вас не выбрал – серийные убийцы слишком капризны. Слишком поддаются эмоциям… – Последнее слово Пол произнес с явным отвращением. – Нет, вы запланировали многочисленные убийства, чтобы скрыть реальное преступление. Вас наняли для убийства конкретного человека – одной из трех жертв.

У Ласситера в буквальном смысле отвисла челюсть. Он медленно закрыл рот.

– Это очевидно, – продолжил Пол. – Отсутствует сексуальная составляющая, без которой серийных убийств просто не бывает. И ни один психопатологический архетип не предполагает трофеев в виде отрезанного указательного пальца – вы импровизировали, поскольку решили, что это будет выглядеть устрашающе. Итак, кого из трех женщин вас наняли убить?

Сдавшись, Ласситер пожал плечами.

– Рейчел Гарнер. Последнюю. Она собиралась донести на своего босса. У него хедж-фонд, который по уши увяз в отмывании денег.

– Очевидно, увяз в экскрементах, раз уж требуется отмывание, – не сдержался Пол. – Я подозревал нечто подобное.

– Я познакомился с ним в армии, – сказал Ласситер. – Он знал, что я не боюсь грязных дел, а потому обратился ко мне.

– То есть это была разовая работа?

– Именно.

– Хорошо. Значит, вы можете работать на меня.

Ласситер задумался.

Пол наклонился к нему.

– Кого резать, найдется. На Уолл-стрит полно глупых мужчин и женщин, которых необходимо избавить от части доходов. Нас ждет незаконная торговля оружием, и лживые политики, которых нужно шантажировать, и люди, которых следует продать, и террористы, чьи взгляды на мир непростительны, но счета в банках достаточно велики, чтобы выписать чек тому, кто способен удовлетворить любой запрос.

Глаза Пола сузились.

– И знаете, Ласситер, иногда следует перерезать одно-два горла просто так, смеха ради.

Ласситер уставился в пол. После долгой паузы прошептал:

– Шелк.

– Да?

– Мать засовывала шелковый платок мне в рот, когда била меня. Чтобы приглушить крики.

– Ясно, – мягко ответил Пол. – Мне жаль. Но могу гарантировать, Ласситер, что вы получите множество возможностей расквитаться за эту трагедию. Итак. Вы хотите работу?

Убийца раздумывал недолго. Он широко улыбнулся.

– Хочу, профессор, определенно хочу.

Они пожали друг другу руки.

Артистичная натура [9]

Лора Колдуэлл

Когда репортер из «Пост», молодая женщина с жуткой стрижкой, сделала намек, что Гарго, которого он продал в прошлом месяце, подделка, Декальб подавил отвращение, забрал у нее чашку из костяного фарфора и очень вежливо попросил покинуть кабинет. Его звали Дрю Декальб Ванверден; он предпочитал просто «Декальб». Он не переносил ничьих возражений – и уж тем более не будет терпеть их от «Пост».

Репортерша сумела записаться к нему на прием, сообщив его помощнику, мальчишке по имени Тэд (теперь его придется уволить), что собирается написать о нем статью. Газета имела огромное влияние в мире искусства, а она, судя по всему, сказала что-то вроде: «Это будет продолжение «Артистичной натуры».

Естественно, ее слова подогрели интерес мальчишки. Пару десятков лет назад в «Нью-Йоркере» напечатали статью, в которой назвали Декальба Шерлоком Холмсом мира искусства – она до сих пор оставалась на его веб-сайте, а сравнение доставляло огромное удовольствие.

Однако репортерша осталась сидеть в его мягком викторианском кресле, которое совсем недавно отреставрировали.

– Послушайте, мистер Ванвреден, – проговорила она.

– Ванверден, – поправил он ее слишком быстро и слишком резко.

«Ванврединой» его называли в Манотоки, штат Пенсильвания, отвратительном городке, где он вырос.

– Да-да, Ванверден, – исправилась она.

Декальб сказал себе, что она дразнит его специально, чтобы добиться какой-то реакции, и сразу успокоился. Решив выяснить, чего она хочет, а потом выставить вон, он уселся за стол и кивнул, разрешив ей продолжить.

– Мы считаем, что полученная нами информация правдива, – сказала она. – И что «Удача вора», картина, которую вы продали за… – Она замолчала и наклонилась вперед, выставив в его сторону ухо, словно рассчитывала, что он сообщит ей сумму.

Декальб промолчал. Тогда она снова откинулась на спинку кресла и сказала:

– Неважно. В любом случае мы считаем, что это подделка.

Он чудом сдержался, чтобы не рассмеяться ей в лицо, встал, обошел стол так, что ей пришлось повернуться, и, положив одну руку на бедро, а другую – на раму, остановился около одного из окон в форме арки, выходившего на Мэдисон-авеню.

– Вы уже разговаривали с владельцем картины?

Декальб сознательно не произнес вслух имя Барбары Баден-Шор – Би-Би, как ее все называли, – хотя они могли без проблем это выяснить.

– Еще нет. Но мы получили конфиденциальную информацию.

– Понятно. А картину вы видели?

Декальб оглянулся и увидел, что репортерша начала ерзать в кресле.

– Понятно, – повторил он.

И замолчал. Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Я из Сан-Франциско, – сообщила она ему.

– И что с того?

– Мы всегда доводим дела до конца.

Декальб вежливо кивнул – так он, по крайней мере, решил, – но по-прежнему продолжал молчать.

Наконец репортерша что-то пробормотала и подняла потрепанную сумочку с пола.

Декальб прошел через кабинет и открыл перед ней дверь.

– Тэд, зайди ко мне, – приказал он.

Неделю спустя, вернувшись после встречи в «Сотбис», Декальб обнаружил на своем кресле конверт из плотной бумаги. Он так и не подобрал себе нового секретаря, поэтому офис оставался пустым; двери же в его отсутствие запирались, однако конверт самым нахальным образом устроился на кресле, там, где Декальб должен был непременно его заметить.

Он узнал почерк Бинни Мориарти и сразу почувствовал раздражение. Нет, больше чем раздражение. Наглость Бинни была ошеломляющей. В какой-то момент Декальбу это нравилось. Именно нахальство выделяло Бинни среди других его секретарей и заставило Декальба нарушить собственное железное правило: никогда не иметь близких отношений со своими помощниками (а также всегда забирать ключи от квартиры). Глупо, да, но ведь любовь может быть глупой до невозможности.

Он открыл письмо серебряным ножом для бумаг, сделанным ювелирной компанией Роберта Жерарда в 1867 году – подарок самому себе в честь первой проданной картины – подарок двадцатилетней давности.

Внутри лежал тонкий листок бумаги отвратительного цвета морской воды, исписанный резким, корявым почерком Бинни.