Засуха - Харпер Джейн

Когда-то они были здесь счастливы, Фальк это знал. По крайней мере, они с отцом. Теперь он смотрел на дом, и перед ним был водораздел, межа, поделившая его жизнь на «до» и «после». Внезапно на него накатил гнев. В основном, на себя. Он вообще не понимал, зачем пришел сюда. Он сделал шаг назад. Просто еще один дом, которому нужен ремонт. Здесь не осталось ничего ни от отца, ни от него самого.

Он как раз поворачивался, чтобы уйти, как сетчатая дверь раскрылась с пронзительным скрипом. На крыльцо шагнула женщина; ее объемистая фигура была подсвечена сзади мерцанием телевизора. Тусклые каштановые волосы забраны в жидкий пучок на затылке; бока переваливаются через резинку штанов. Лицо у нее было того багрово-красного оттенка, какой бывает у женщин, когда социальный алкоголизм у них переходит в бытовой. Она зажгла сигарету и глубоко затянулась, не сводя с Фалька холодного взгляда.

— Чем могу помочь, приятель? — она выдохнула дым, враждебно сузив глаза.

— Нет, я… — Он замолчал, кляня себя последними словами. Ему нужно было заранее что-нибудь придумать. Какой-нибудь предлог, объясняющий, что он делает в темноте под окнами чужого дома. Он вгляделся ей в лицо, на котором было написано подозрение. Но никаких признаков узнавания. Она не знала, кто он. Это было неплохо. На секунду он задумался, не сказать ли ей правду, но тут же отмел эту мысль. Он всегда может продемонстрировать свой значок. Если понадобится, он так и сделает. Но Фальку-полицейскому было стыдно оказаться в подобной ситуации.

— Простите, — сказал он. — Я когда-то знавал тех, кто тут жил.

Женщина ничего не сказала; затянулась еще раз. Завела за спину руку и задумчиво выдернула застрявшую между ягодиц складку штанов. Все это время она не сводила с Фалька суженных глаз.

— Кроме нас с мужем здесь никого нет. Уже пять лет здесь живем. А до того его мама жила здесь лет пятнадцать.

— Да, наверно, как раз около того и выходит, — сказал Фальк. — Люди, которые жили здесь до нее.

— Их здесь нет, — сказал она тоном человека, которого вынудили говорить очевидное. Потом, сложив вместе указательный и большой палец, сняла с языка табачную крошку.

— Я знаю.

— И?

Это был хороший вопрос. Фальк сам не был уверен, что знает ответ. Женщина резко развернулась на звук, донесшийся изнутри дома. Чуть приоткрыв сетчатую дверь, она сунула голову внутрь.

— Да, милый, — услышал Фальк. — Я сейчас с этим разберусь. Все в порядке. Да никто. Иди обратно внутрь. Не, просто… Да иди уже внутрь, да?

Женщина подождала еще с минуту, потом высунула голову. Лицо у нее по-прежнему было красным. И злобным. Она повернулась к Фальку, спустилась с крыльца и сделала пару шагов к нему навстречу.

— Тебе бы лучше валить отсюда, прямо сейчас. Для твоего же блага. — Голос у нее был тихий, но враждебный. — Он уже пропустил пару стаканов и не особо обрадуется, если придется сюда спускаться, понял? Наша дело сторона; мы вообще не имеем отношения к той херне, которая тут происходила, понял? Вообще никакого. И его мама тоже. Так что забирай свое гребаное журналистское удостоверение, или баллончик с краской, или мешок собачьего дерьма, или что там у тебя, и вали, понял?

— Слушайте, извините, — Фальк отступил назад, демонстрируя пустые ладони, стараясь показать, что угрозы он не представляет. — Я совсем не хотел никого расстраивать. Никого из вас.

— Ага, да, но ты расстроил. Это наш дом, понятно? Куплен и оплачен. И, блин, я не позволю себя доставать. Двадцать лет прошло. И как вам, придурки, не надоело?

— Слушайте, вы, конечно, правы. Я уйду…

Она сделала шаг вперед, и, ткнув пальцем в сторону дома, продемонстрировала ему телефон, который держала в другой руке.

— Да, блин, уйдешь как миленький. Или я не копов вызову. Это ему я буду звонить, в дом, и его ребятам, а уж они-то только счастливы будут донести до тебя все, что тебе непонятно. Ты слышал меня? Пошел. Вон. — Она сделала вдох и заговорила громче: — И можешь сообщить это всем прочим. Мы к ним отношения не имеем, кто здесь раньше жил. Никакого отношения к этим уродам.

Последнее слово, казалось, раскатилось по полям. На секунду Фальк замер. Потом, не ответив ни слова, он повернулся и пошел прочь.

Назад он не посмотрел ни разу.

Глава шестнадцатая

Глядя, как в толпе, приближаясь, мелькает светловолосая головка, Фальк неожиданно ощутил прилив радости, что не поддался порыву отменить свидание.

Накануне вечером, повернувшись спиной к своему бывшему дому, он пошел прямиком к машине и долго стоял рядом, борясь с искушением плюнуть на все и уехать прямо сейчас. После бессонной ночи он провел весь день, разбирая стопку бумаг, которые забрал с фермы Хэдлеров. Ничего интересного обнаружить пока не удалось, но продолжал методично работать, время от времени делая пометки, когда что-нибудь привлекало его внимание. Терпенье и труд. Вниз он спускался только для того, чтобы чего-нибудь перехватить, и начисто игнорировал субботнее оживление на улице. Когда позвонил Джерри, он, чувствуя себя виноватым, перевел телефон в беззвучный режим. Фальк сделает то, что обещал. Но разговаривать об этом он не обязан.

Теперь он сидел внизу, в пабе, и в первый раз за весь день не ощущал желания убраться отсюда поскорее. Гретчен обнаружила его в дальнем углу, где он сидел, надвинув на глаза шляпу. Она опять была в черном, но в этот раз это было платье. Короткое, и, когда она шла, подол скользил по ее обнаженным ногам. Платье шло ей гораздо больше, чем траурный костюм. Несколько голов развернулось ей вслед. Не так много, как когда-то в старших классах, но достаточно.

— Ты здорово выглядишь, — сказал он.

Гретчен, кажется, довольна была это услышать и, когда он поднялся, чтобы принести им выпить, чмокнула его в щеку. Пахла она тоже хорошо. Что-то цветочное.

— Спасибо. Ты тоже. Мне нравится эта рубашка. Последний писк кайверрской моды. — Она кивнула на его последнее приобретение, и он ухмыльнулся.

Протиснувшись в угол, чтобы сесть, она сказала:

— Что, других столиков не было или ты скрываешься?

— Скрываюсь. Типа того. — Фальк невольно улыбнулся. — Я вчера вечером к нашему старому дому ходил.

Она подняла брови.

— И?

— Не совсем то, что я ожидал.

— А когда оно бывает иначе?

Он пошел к стойке, и бармен нацедил им пива и несколько подозрительного белого вина. Вернулся к их столику. Гретчен подняла свой бокал.

— Твое здоровье. Помнишь, как мы не могли дождаться, когда нас, наконец, начнут здесь обслуживать? Все эти вечера в парке, когда мы хлестали все, что только попадало нам в лапы? — Широко раскрыв синие глаза, она повела рукой вокруг. — А теперь, ты только посмотри. Мечты сбываются.

Фальк рассмеялся, и их глаза встретились, полные воспоминаний. Фальк знал, что длинноногая, розовогубая юность Гретчен дала ей больше, чем многим другим. Колодец радости, из которого черпать да черпать. Но теперь, глядя на нее в этом платье, он внезапно подумал, что те годы — до того, как погибла Элли и все изменилось, — были, должно быть, самыми для нее счастливыми. Он надеялся, что это не так. Надеялся, что у нее было нечто большее. Он невольно нахмурился, и момент был упущен.

Гретчен подалась вперед, опершись локтям о стол.

— Слушай, тебе это лучше знать. Кот выпущен из мешка. Весь город говорит о том, что вы разнюхиваете насчет убийства Хэдлеров. Ты и сержант.

— Это совершенно неофициально.

— И ты думаешь, это на что-то влияет?

Фальк кивнул. Справедливо.

— Так что говорят-то?

— Это зависит, кого спросить. Кое-кто считает, что давно пора. Остальные заявляют, что уж тебе-то не стоило совать нос в чужие дела, — она понизила голос. — И абсолютно все в страшном напряге, как все повернется, если их убил кто-то еще.

Фальк ощутил укол вины, вспомнив о серии непринятых вызовов от Джерри Хэдлера у себя в телефоне. Он решил позвонить ему первым делом с утра.