Джон Ле Карре - Шпион, пришедший с холода
Но мне, конечно же, никогда не забыть того времени, когда уродливый излом исторических событий совпал с отчаянной ломкой моего собственного жизнеустройства, как и тех недель, в течение которых родилась книга, изменившая мою судьбу.
1
Контрольно-пропускной пункт «Чарли»
Американец подал Лимасу еще одну чашку кофе и сказал:
– Почему бы вам не отправиться поспать? Мы вам сразу же позвоним, если он появится.
Лимас промолчал, продолжая смотреть в окно будки КПП на совершенно пустынную улицу.
– Вы же не можете ждать вечно, сэр. Не исключено, что он придет в другой день. Мы условимся с polizei, чтобы они тут же оповестили наше управление, и вы прибудете сюда буквально через двадцать минут.
– Нет, – ответил Лимас, – уже почти стемнело.
– Но вы не можете ждать бесконечно. Он опаздывает почти на девять часов.
– Если вам нужно идти – уходите. Вы проявили себя с самой лучшей стороны, – заверил Лимас. – Я так и доложу Крамеру: вы были мне крайне полезны.
– Но сколько еще будете дожидаться вы сами?
– Пока он не придет. – Лимас подошел к окошку наблюдателя и встал между двумя неподвижными фигурами полицейских. Их бинокли были направлены в сторону восточного КПП.
– Он дожидается полной темноты, – пробормотал Лимас. – Я это знаю точно.
– Но утром вы говорили, что он попытается пройти с группой рабочих.
Теперь Лимас взъелся на него всерьез:
– Послушайте, агенты – это вам не рейсовые самолеты. Они не прибывают по расписанию. Он раскрыт, он в бегах, он испуган. Мундт идет по его следу. И у него будет всего один шанс. Так что предоставим ему самому выбирать время.
Более молодой мужчина колебался, желая уйти, но никак не находя подходящего момента. В будке раздался звонок. Они насторожились, но продолжали ждать. Один из полицейских сказал по-немецки:
– Черный «опель-рекорд», федеральные регистрационные номера.
– Он ничего не видит на таком расстоянии в сумерках, это просто догадки, – шепнул американец и спросил: – Как Мундту все стало известно?
– Помолчите, – отозвался Лимас от окна.
Полицейский вышел из будки и перебрался в укрытие из мешков с песком, устроенное всего в двух футах от белой демаркационной линии, прорисованной вдоль улицы и похожей на разметку теннисного корта. Второй дождался, пока его товарищ присел на корточки у стереотрубы в укрытии, повесил бинокль на грудь, снял с крючка у двери черную каску и тщательно закрепил ее на голове. Где-то гораздо выше помещения КПП внезапно включились прожектора, светом театральных софитов залившие протянувшуюся перед ними дорогу.
Полицейский принялся комментировать происходящее. Но Лимас знал всю процедуру наизусть.
– Машина останавливается у первого контрольного пункта. В ней только один человек, женщина. Ее ведут в помещение Фопо[3] для проверки документов.
Они некоторое время ждали в молчании.
– Что он говорит? – спросил американец.
Лимас не ответил. Взяв запасной бинокль, он пристально всматривался в восточногерманский пропускной пункт.
– Проверка документов закончена. Получен доступ ко второму этапу.
– Мистер Лимас, это ваш человек? – не отставал от него американец. – Я обязан позвонить в управление.
– Подождите.
– Где сейчас машина? Что происходит?
– Декларирование валюты. Таможенный досмотр, – резко ответил Лимас.
Он продолжал наблюдать за машиной. Двое офицеров Фопо рядом с дверью водителя. Один разговаривает, второй стоит чуть в стороне и подстраховывает. Третий обходит вокруг автомобиля. Остановился рядом с багажником и тоже подошел к водительнице. Ему нужны ключи. Потом он открыл багажник, заглянул туда, захлопнул, вернул ключи и прошел тридцать ярдов вперед по улице, где точно посередине между двумя КПП стоял на посту единственный восточногерманский охранник – приземистый человек в сапогах и мешковатых брюках. Они завязали между собой разговор, хотя явно чувствовали себя неуютно в ярком свете прожекторов.
Небрежными жестами сотрудники Фопо показали, что автомобиль может следовать дальше. Машина доехала до двух полицейских, стоявших посреди улицы, и снова остановилась. Они обошли ее, снова посовещались, но наконец с видимой неохотой разрешили пересечь границу западного сектора.
– Но вы ведь ждете мужчину, мистер Лимас? – уточнил американец.
– Да, мужчину.
Подняв воротник куртки, Лимас вышел наружу под пронизывающий октябрьский ветер. И ему вспомнилось, как когда-то здесь собралась толпа. В будке эта масса изумленных лиц легко забывалась. Люди менялись, но выражение на лицах оставалось прежним. Это напоминало беспомощные группы зевак, которые собираются на месте автомобильных аварий: никто не знает, как это произошло и можно ли трогать тела. Дым и пыль играли в лучах прожекторов, постоянно перемещаясь из одного светового столба в другой.
Лимас подошел к машине и спросил:
– Где он?
– За ним пришли, и ему пришлось бежать. Он взял велосипед. Обо мне они знать не могли.
– Куда он направился?
– У нас была комната над баром рядом с Бранденбургскими воротами. Он держал там кое-какие свои вещи, деньги, документы. Думаю, он поехал туда. А потом он пересечет границу.
– Этой ночью?
– Он сказал, что этой ночью. Всех остальных схватили – Пауля, Фирека, Лэндзера, Саломона. У него очень мало времени.
Лимас несколько секунд молча смотрел на нее.
– Значит, Лэндзера тоже?
– Прошлой ночью.
Рядом с Лимасом возникла фигура полицейского.
– Вам нужно куда-то переместиться, – сказал он. – Инструкцией запрещено создавать препятствия на пути перехода.
– Идите к дьяволу, – бросил Лимас, полуобернувшись.
Немец заметно напрягся, но тут вмешалась женщина:
– Садитесь ко мне. Мы отъедем дальше к углу улицы.
Он сел рядом с ней, и они медленно покатили к следующему перекрестку.
– Не знал, что у вас есть машина, – сказал он.
– Она принадлежит моему мужу, – объяснила она бесстрастно. – Карл ведь не рассказывал вам, что я еще и замужем, не так ли?
Лимас молчал.
– Мы с мужем работаем в оптической фирме. У нас есть разрешение пересекать границу по служебным делам. Карл назвал вам только мою девичью фамилию. Он вообще не хотел, чтобы я была… как-то связана с вами.
Лимас достал из кармана ключ.
– Вам нужно будет где-то остановиться, – сказал он просто. – Есть квартира на Альбрехт-Дюрерштрассе. Дом рядом с музеем. Номер 28А. Там найдете все необходимое. Когда он прибудет, я вам позвоню.
– Я останусь с вами.
– Я здесь не задержусь. Отправляйтесь в квартиру. Я позвоню. Нет никакого смысла ждать.
– Но он попытается перейти именно в этом месте.
Лимас удивленно посмотрел на нее.
– Он вам и это сказал?
– Да. У него здесь, на их КПП, есть знакомый из Фопо. Сын хозяина дома, где Карл жил. Он может оказаться полезен. Поэтому Карл и предпочел этот путь.
– Он поделился с вами даже этим?
– Он мне доверяет. Рассказывал обо всем.
– О боже! – Лимас отдал ей ключ, а сам вернулся в будку КПП, подальше от холода.
Когда он вошел, немецкие полицейские перешептывались, а один из них – тот, что был выше ростом, – демонстративно повернулся к нему спиной.
– Прошу простить меня, – сказал Лимас. – Мне жаль, что нагрубил вам. – Он открыл свой потертый портфель и порылся в содержимом, пока не нашел то, что искал: ополовиненную бутылку виски.
Более пожилой из двоих кивнул, взял у него бутылку, разлил виски по кружкам, а сверху дополнил черным кофе.
– Куда делся американец? – спросил Лимас.
– Кто?
– Тот молодой человек из ЦРУ, который был со мной.
– Ему пора баиньки, – сказал пожилой, и они дружно рассмеялись.
Лимас поставил свою кружку и спросил:
– Какие у вас инструкции по поводу стрельбы для защиты человека, пытающегося перейти линию? Перебежать незаконно.
Пожилой ответил:
– Мы не можем открывать заградительного огня, мистер…
– Томас, – подсказал Лимас. – Мистер Томас.
Они пожали друг другу руки, и двое полисменов тоже представились.
– Мы не имеем права прикрывать перебежчиков огнем. Это все. Нам сказали, что может начаться чуть ли не война, если станем стрелять.
– Чепуха, – вмешался более молодой из двоих, на которого уже явно начало действовать выпитое. – Если бы здесь не было союзников, то и стены бы уже не было.
– Как и Берлина вообще, – пробормотал его старший товарищ.
– Мой человек попытается перейти границу этой ночью, – коротко информировал их Лимас.
– Здесь? Прямо через КПП?
– Крайне важно перетащить его на эту сторону. За ним охотятся люди Мундта.
– Еще остались места, где можно попробовать перелезть стену, – сказал молодой.
– Он на это не пойдет. Его оружие – хитрость. У него есть нужные бумаги, если только они еще не просрочены. И он будет на велосипеде.
В будке КПП стояла только настольная лампа с зеленым абажуром, но свет уличных прожекторов, подобно искусственной луне, ярко освещал ее внутренности. На улице окончательно сгустилась ночь и воцарилась полная тишина. Они разговаривали так, словно опасались, что их могут подслушать. Лимас подошел к окну и стал ждать, глядя на улицу, протянувшуюся по обе стороны от стены – грязноватого сооружения из каменных блоков с колючей проволокой поверху, подсвеченного пошловатого оттенка желтыми огнями, как театральная декорация ограды концентрационного лагеря. К востоку и западу от стены лежали оставшиеся невосстановленными руины домов Берлина, странный, двухмерный мир развалин, напоминавший о недавней войне.
