Гилберт Честертон - Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник)
Смитов, саиба и мемсаиб[18], в городе не оказалось. Они находились в открытом море на пути к Нью-Йорку, когда Рас Лал был арестован как подозрительная личность. Рас, тенью следовавший за их дворецким, однажды уговорил его зайти в паб и стал сулить ему баснословные суммы за то, чтобы тот рассказал ему, в каком месте, хранилище, ящике стола, сейфе, коробке или шкатулке хранятся драгоценности «госпожи Смит». Когда его спросили, для каких целей он этим интересуется, Рас Лал проявил достойную сожаления бесхитростность, ответив, будто, дескать, «поспорил с братом, что драгоценности хранятся под кроватью мемсаиб». Дворецкий, человек честный, хоть и падкий на пиво, сообщил в полицию. Рас Лал вместе с его другом и помощником Рамом были арестованы, предстали перед мировым судьей и были бы отпущены, если бы упоминание о них не попалось на глаза мистеру Дж. Г. Ридеру, который сумел представить суду извлеченные из собственных архивов очень важные факты относительно прошлого гостя из Индии. Таким образом, мистер Рас Лал был на полгода отправлен на каторжные работы и, что было для него еще более унизительно, история о его позорном провале достигла Индии.
Мысли об этом не давали ему покоя в тиши его камеры в «Уормвуд скрабз»[19]. Что подумает о нем Индия? Над ним станут потешаться на базарах, он превратится, как он сам выражался, в «посмешище для третьесортной шушеры». И автоматически его ненависть переключилась с саиба Смита на некоего мистера Дж. Г. Ридера. И ненависть его была не пустым словом, особенно из-за незначительности и ничтожности этого саиба Ридера, которого Рас Лал уподоблял дряхлой корове, подлому хорьку и другим объектам, названия которых не так-то просто перевести с хинди. Все шесть месяцев его заключения ушли на составление и оттачивание отчаянных планов благородной мести.
Выйдя из тюрьмы, он решил, что сейчас не самое подходящее время для возвращения в Индию. Он захотел узнать побольше о мистере Дж. Г. Ридере и о его привычках. Деньгами он располагал, время на это у него было, и он мог позволить себе соединить приятное с полезным.
Мистер Томми Феналоу нашел способ связаться с восточным господином, пока тот находился в «Уормвуд скрабз», и роскошный лимузин, который встречал Раса Лала у ворот тюрьмы в день его освобождения, был взят напрокат им. Он же находился и внутри автомобиля. Этот расторопный преступник, наделенный нешуточной деловой хваткой, получил от своего немецкого печатника новое предложение: попробовать сбывать сторупиевые банкноты, что легко могло перерасти в отдельную, весьма и весьма доходную отрасль.
– Приезжай ко мне, поживешь за мой счет, парень, – с сочувствием в голосе сказал Томми, очень невысокий и очень крепкий мужчина с выпученными, как у мопса, глазами. – Тебе этот Ридер порядком насолил, и я могу помочь поквитаться с ним. При этом никакого риска и девяносто процентов навара. Вот послушай, один мой друг…
Сам Томми никогда не продавал «липу», всегда, когда речь заходила о фальшивых деньгах или драгоценностях, возникал этот «друг».
Итак, Рас поселился в отдельной квартире с обслуживанием в доме, принадлежащем мистеру Феналоу, который был действительно очень богатым человеком.
Прошло несколько недель, и в один прекрасный день Томми, перебежав Сент-Джеймс-стрит, настиг своего старого врага.
– Доброе утро, мистер Ридер.
Мистер Дж. Г. Ридер остановился и обернулся.
– Доброе утро, мистер Феналоу, – произнес он с тем благожелательным участием, которое так хорошо сочетается с сюртуком и квадратноносыми ботинками. – Рад видеть вас снова на свободе. Надеюсь, на этот раз вы найдете более… э-э-э… законопослушное применение своим бесспорным талантам.
Томми от злости побагровел.
– Вам не удалось меня упрятать, и вы это прекрасно знаете, Ридер! Хотя вы очень старались! Только, чтоб меня поймать, одного ума мало, тут вам удача понадобится… Не то чтобы я в чем-то таком был виноват, за что меня ловить нужно было бы. Я ведь в жизни и мухи не обидел, вы же знаете.
Он до того разозлился, что все заготовленные заранее шуточки вылетели у него из головы.
Позже Томми встретился с Расом Лалом, и этот разговор с ним удовлетворил его полностью.
Той ночью мистер Рас Лал явился в условленное, хоть и не самое подходящее для дружеских встреч место, но новый друг уже ждал его.
– Ридер никогда в жизни не додумается здесь искать, – убежденно произнес Томми. – А если бы и додумался, все равно ничего не нашел бы. Прежде чем он успеет попасть в здание, мы всегда успеем товар припрятать.
– Это помещение замечательно удобное, – сказал Рас Лал.
– Оно твое, парень, – с важным видом произнес Томми. – Я держу это место на всякий случай, как перевалочный пункт. Товар никогда не задерживается здесь дольше чем на час, а все остальное время склад пустует. Я же говорил: этому старому волку Ридеру мало быть просто умным, ему должно еще очень повезти!
Расставаясь, он вручил своему клиенту ключ, заботливо снабдив его необходимыми наставлениями и предостережениями.
– Приходи сюда только ночью. Полицейский патруль проходит в конце улицы в десять, в час и в четыре. Ты когда уезжаешь в Индию?
– Двадцать третьего, – ответил Рас. – И к тому времени я уже обязательно поговорю по душам с этой обезьяной Ридером!
– Не хотел бы я оказаться на его месте, – сказал Томми, который мог позволить себе немного лести, потому что в кармане у него уже лежало двести настоящих фунтов, которые Рас уплатил авансом за партию фальшивых денег.
Через несколько дней после этого разговора Рас Лал отправился в театр «Орфеум», и не было случайным совпадением, что в тот же самый вечер мистер Ридер вызвался сопроводить в это же культурное заведение одну прелестную особу.
Когда мистер Дж. Г. Ридер ходил в театр (что случалось лишь тогда, когда ему давали контрамарку), он неизменно выбирал мелодраму, причем отдавал предпочтение мелодраме в духе Друри-лейн[20], когда захватывающие диалоги актеров оживлялись терпящими крушение поездами, жуткими морскими катастрофами или напряженнейшими скачками, в которых фаворит опережал ближайшего соперника всего на голову. Подобные вещи (особенно столь драматические победы фаворитов) иной пресыщенный театральный критик может счесть неправдоподобными, но мистер Ридер во всех таких представлениях видел жизненную правду.
Как-то раз его соблазнили посмотреть уморительный фарс, и он был единственным человеком во всем зрительном зале, кто не смеялся. Более того, за игрой актеров он следил с такой унылой физиономией, что в антракте прима передала администратору убедительную просьбу вернуть деньги «престарелому мужчине с несчастным лицом в середине первого ряда» и попросить его покинуть театр, что поставило управляющего в очень затруднительное положение, поскольку мистер Ридер пришел по пригласительному билету.
Обычно мистер Ридер приходил в театр один, ибо друзей у него не было, и за пятьдесят два года он так и не успел познать романтики или нежной страсти, порождаемой мечтами. Но ему все же удалось познакомиться с некой девушкой, не похожей ни на одну из тех, с которыми ему приходилось встречаться раньше. Звали ее Белмэн, Маргарет Белмэн, и однажды он спас ей жизнь. Хотя это вспоминалось ему не так часто, как тот факт, что он же и поставил эту жизнь под угрозу, прежде чем спасти ее. К тому же у него был и другой повод чувствовать себя виноватым.
Однажды он задумался о ней всерьез – мистер Дж. Г. Ридер всю жизнь думал о разных людях, хотя большинство из них заслуживали намного меньше уважения, чем мисс Маргарет Белмэн. Он представлял себе, как она выйдет замуж за одного очень красивого молодого человека, который каждое утро встречал ее трамвай на углу набережной Виктории и каждый вечер провожал ее до Луишем-хай-роуд. Свадьба у них будет прекрасной: со взятыми напрокат автомобилями, с приходским священником, ведущим церемонию, с праздничным обедом, во время которого молодожены сфотографируются на лужайке перед домом в окружении радостных, но не утративших трезвость суждений родственников. А затем на специально приготовленном по такому поводу автомобиле они уедут в курортный Истборн, где проведут роскошный медовый месяц. А после этого их будут ждать однообразие и мелкие неурядицы повседневной жизни, собственный маленький автомобиль и игра в теннис по субботам.
Мистер Ридер глубоко вздохнул. Насколько проще была жизнь на сцене, где все сложности возникают в первом акте и улаживаются, ко всеобщему удовлетворению, в последнем. Он рассеянно крутил в пальцах два зеленых бумажных прямоугольничка, которые попали к нему тем утром. Ряд «А», места 17 и 18. Контрамарки прислал ему управляющий, которому он в свое время оказал кое-какую помощь. Театр назывался «Орфеум» (если так можно сказать, место рождения дешевой мелодрамы), давали «Огни мщения». Вечер обещал быть приятным.
