Кэрол Дуглас - Черная часовня
– Не может быть! – воскликнул Ротшильд, возмущенный и потрясенный мелочной враждой оперных див.
– Чужой успех всегда вызывает неприязнь и подозрительность людей, не наделенных особыми талантами.
После этой фразы в комнате повисла тишина, которую я лично не собиралась нарушать.
– Успешные люди встречаются не только среди евреев, – наконец тихо проговорил барон. – И не одни лишь евреи попадают под подозрение.
– Вы совершенно правы. – Ирен повернулась в сторону массивных кресел, которые привлекли мое внимание в начале разговора. – Может быть, теперь его королевское высочество соизволит присоединиться к нашей беседе, вместо того чтобы просто подслушивать.
Глава двенадцатая
Семейное сходство
Впоследствии я неоднократно имел удовольствие встречаться с ним, но никогда не видел в нем того чванства или ненужной деловитости, которую так часто можно заметить в самых ничтожных чиновниках даже в нашей дорогой, всеми восхваляемой демократической республике.
Уильям Ф. Коди, известный как Буффало БиллОт правого кресла у камина донесся сдавленный смешок, который, впрочем, можно было бы принять за вежливое покашливание.
Затем с кресла медленно, подобно призраку из рассказов Шеридана Ле Фаню[40], поднялась неизвестная фигура.
Однако это оказался не призрак, а человек, назвать которого дородным было бы комплиментом. Я никогда не видела настолько толстых людей, разве что на иллюстрациях в газетах.
Не отрываясь, я смотрела, как размытая фигура приобретает знакомые черты: дружелюбный и в то же время высокомерный взгляд прикрытых тяжелыми веками, будто сонных глаз; аккуратно подстриженные усы и седеющая борода.
Только одна деталь оказалась мне незнакомой: голову принца Уэльского украшали огромные залысины. Внезапно меня как громом поразило осознание: я лицезрею принца не на публике, а в довольно интимной обстановке, как если бы он был моим другом или членом семьи. Также мне пришло на ум, что все его фотографии, которые я видела, были сделаны на улице, где на его высочестве всегда была шляпа, стильная морская фуражка либо спортивное кепи. Исходя из этого, я всегда считала его не только наследником престола, но и просто тщеславным человеком, хотя последнее вполне могло вытекать из первого.
Прищурив и без того полузакрытые глаза, принц уставился на Ирен:
– Вы выглядите, используя язык фотографов, как негатив Сары Бернар в ее светлом брючном костюме. Значит, вы – та самая мадам Нортон. Мы уже встречались, не так ли? Я не забываю красивых женщин, даже если они потом предстают передо мной в мужском сюртуке.
Ирен подошла к нему, протянув руку.
Принц Уэльский оказался первым человеком, которому она не посмела навязать свое американское рукопожатие. Он склонился к протянутой ему расслабленной руке, а примадонна присела в самом изысканном реверансе, который мне приходилось видеть, хоть исполнен он был фигурой в мужском костюме.
– Это случилось много лет назад, – сказала Ирен. – Как любезно со стороны вашего королевского высочества сохранить эти воспоминания.
– Впрочем, я не припомню, где и когда это произошло.
– К счастью, ваше высочество, я никогда не смогла бы забыть о нашей встрече.
В глазах принца промелькнул огонек:
– Смею надеяться. – Он наклонился к Ирен так близко, насколько позволяла его необъятная фигура, ожидая подробностей.
– Это было во время ужина в доме Уильяма Гильберта, сэр, я тогда пела в комической опере «Иоланта: Пэр и пери» по его сюжету. После выступления мистер Гильберт пригласил дам провести некоторое время в кругу великих.
Надеюсь, только я заметила, что моя подруга не уточнила, кого именно считала великим человеком: Уильяма Гильберта, прославленного либреттиста, или же принца Уэльского. Берти[41], конечно же, принял эту лесть на свой счет и жадно проглотил, словно любимый шпиц королевы, прыгающий через обруч за кусочек жаркого. Возможно, монархи совсем не едят жаркого, но я не сомневалась, что и шпиц, и старший сын и наследник ее величества охотно скачут по ее команде.
Меня пронзила секундная зависть к американцам с их дерзким нравом и любовью к свободе.
Впрочем, сейчас, улыбаясь принцу, Ирен казалась воплощением роялизма, ничем не выдавая своих республиканских настроений.
– Конечно, я помню вас. – Принц фамильярно дотронулся своим пухлым пальцем до галстука моей подруги. Только я заметила, как напряглась при этом спина Ирен. – Очень прямолинейная мисс, как мне тогда показалось. Настаивала на частной аудиенции.
– Которую его высочество столь великодушно мне предоставили.
Моржовьи глаза принца загорелись:
– Помню прекрасно! Так, значит, теперь вы замужем?
– Верно, – ответила Ирен. – И мне снова выпала удача встретиться с королевским высочеством в надежде оказать вам небольшую услугу в благодарность за ту аудиенцию.
– Что вы, моя дорогая! Это я ваш должник за красоту, которой вы одариваете мир. Вы все еще выступаете? Я хочу сказать, кхм, поете?
– Увы, нет, сэр. Теперь все мое время посвящено частным поручениям. Как вы можете себе представить, сильные мира сего тоже нуждаются в защите.
– Представить… не то слово! Меня замучила полиция Парижа: ее шпики следуют за мной повсюду, где им удается пролезть. Но вы, как мне помнится, умная девочка. Не присутствовало ли при нашей прошлой встрече некое неприятное обстоятельство, в котором были замешаны пэр Англии и певичка?
– Неприятное убийство, ваше высочество, как и здесь.
Напоминание заставило принца отшатнуться, словно он услышал дурное пророчество.
– Да. Опять убийство. То было пустяковое дело, в опереточном жанре. Нам удалось его замять. Но нынешний случай…
– Нынешний случай слишком серьезен, чтобы его можно было замять, – согласилась Ирен.
– А как вы догадались о моем присутствии?
– В резиденции барона? В этой комнате? В Париже?
– Везде…
– Мне было известно, что вы прибыли в Париж на церемонию открытия Эйфелевой башни; все газеты трубили об этом. Поэтому было нетрудно догадаться, что ваше высочество будет очень обеспокоено ужасным убийством, произошедшим… по соседству с вами. Чем еще я могу помочь, кроме допроса американки, случайно оказавшейся на месте преступления?
– Вы слышали об опасениях барона. – В первый раз за все время беседы в голосе принца слышалось беспокойство о чьих-либо интересах, кроме собственных.
– Да, но меня не было в Лондоне прошлой осенью во время событий в Уайтчепеле. Ваше королевское высочество также обеспокоены тем, что парижские убийства могут повлечь за собой новую волну насилия против евреев?
– Именно.
Берти резко развернулся и отошел к камину, откуда уже обратился ко всем находящимся в комнате. Меня поразило, что его взгляд при этом скользнул поверх наших голов, как если бы он выступал с речью перед огромной аудиторией.
– Я уверен, вы знаете, что мнение общественности обо мне не слишком высоко, – начал принц. – О, меня любят, конечно же, – поспешил прибавить он, будто мы собирались оспорить его слова, – но по большому счету просто не принимают всерьез. По-настоящему все обожают мою мать и восхищаются моей женой. Меня же лишь терпят. «Добрый старый Берти». – Он пожал массивными плечами. – А я люблю хорошее застолье, хорошую компанию, хорошую игру, хорошую охоту, хорошие яхты, хорошие сигары, хороших друзей и хороших женщин.
Ирен вежливо слушала, как и подобает всякому, когда вещает особа королевской крови, а я вдруг почувствовала возмущение, да такое сильное, что для его усмирения мне пришлось засунуть руку в карман и до боли сжать пальцы вокруг острых брелоков на шатлене.
Ничего удивительного, что принца Уэльского, как он сам изволил выразиться, лишь терпели! Он был бездумным искателем удовольствий, только и всего.
– Меня критикуют за любовь к заморскому климату, – продолжал тем временем принц. – Париж, Вена, Баден-Баден, Мариенбад. Я общаюсь со всеми: с евреями, жокеями, простолюдинами и аристократами. Время не стоит на месте, мадам, и я двигаюсь в ногу с ним.
«Ты двигаешься в ногу с деньгами», – произнес у меня в голове тоненький злобный голосок, о существовании которого я даже не подозревала. А у кого больше денег, чем у Ротшильдов? Конечно, и Ирен, и Годфри, и даже я сама получали выгоду от покровительства этой семьи, но мы зарабатывали их благосклонность честным и тяжелым трудом.
Разумеется, всякий еврей – и бедный, и наделенный властью – в любой момент рисковал подвергнуться гонению со стороны общества. Я не могла не восхищаться стремлением барона Альфонса оградить от несправедливости своих самых уязвимых соплеменников. Очевидно, барон заслужил и восхищение принца Уэльского – весьма сомнительное достижение.
