Агата Кристи - Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник)
– Из чего следует вывод, как вы предполагаете, что никакого заранее спланированного заговора не существовало. Просто некто из группы ворвавшихся наверх людей, сломавших предварительно дверь, внезапно осознал, что можно свести старые счеты, выстрелил среди неразберихи, а потом запаниковал и выбросил тело из окна, заметая за собой следы?
– Да, вполне возможно. Все это весьма вероятно. Но вот в чем дело, генерал. Замеченные мной аномалии по-прежнему остаются без объяснения. Между прочим, я исподволь навел кое-какие справки и разыскал полицейского, видевшего мужчину, удалявшегося от дома дона Гамбы примерно в девять часов. Это и был посетитель, покинувший Вождя в то время. Но лицо его скрывал капюшон плаща, и личность визитера осталась неизвестной. Боюсь, что дальше в этом направлении нам уже не продвинуться. А пока закончим. Я буду иметь честь, генерал, доложить вам о положении дел теперь уже только завтра.
И он ушел, чтобы навестить Педро Зимарру и сделать того богаче примерно на пятьдесят английских фунтов в местной валюте.
Шеф полиции Магнолии редко может себе позволить продолжительный перерыв в работе. Вейнберг еще не закончил обед с капитаном Варкосом в ресторане на улице Первого апреля, когда его снова вызвал Алмеда. Вейнберг обнаружил того в самом скверном расположении духа.
– Мне приходится настоятельно требовать, полковник, – начал он, – чтобы вы довели свое расследование до конца как можно скорее. Если только не готовы найти другую мотивировку для освобождения из-под стражи этого наглого молодого англичанина Джеймса Марриата. Утром ко мне вновь заходил британский посол, который откровенно намекнул, что инцидент самым пагубным образом сказывается на двусторонних торговых переговорах. Читатели мерзкого листка этого писаки, как выяснилось, собирают подписи под обращением к нашему правительству с требованием соблюдения прав иностранного корреспондента… Господи! Что у них за пресса такая! У нас никакие петиции невозможны.
– Если честно, генерал, я был бы только рад избавиться от него. Естественно, нам приходится обращаться с Марриатом несколько мягче, чем с остальными арестованными, иначе он по выходе про нас такого напишет! Но дисциплинарного префекта весьма тревожит подобная перспектива. Она чревата волнениями среди заключенных. Однако мной уже разработан план, с помощью которого мы сможем несколько сократить список подозреваемых уже сегодня. Тем более что и вас это устроит. Ничего нового: обычный психометрический тест.
– Вы имеете в виду тот аппарат, который регистрирует реакцию заключенного, когда он слышит определенные ключевые слова и отвечает? А мне-то казалось, полковник, что вы не очень-то доверяете подобным методам. Или я ошибаюсь?
– В действенность аппарата нисколько не верю. Но я придумал особую систему. При допросе с помощью аппарата подозреваемый стоит и его при этом держит за руку наш представитель службы правопорядка. Арестант понятия не имеет, для чего его держат за руку. И если он виновен, то целиком сосредотачивается на своих ответах, на впечатлении, которое производит. А между тем установлено, что он либо слегка дернется, либо у него дрогнут пальцы, когда он услышит слова, ассоциирующиеся с преступлением и с его участием в нем. Таким образом мы получаем не только данные от машины, но и показания живого свидетеля.
– Но ведь и человек, подобно аппарату, может воспринять информацию неверно. Всегда есть риск, что, описывая свои ощущения, он нечто преувеличит, а чего-то не заметит вовсе. К тому же любой заурядный индивидуум склонен порой к излишней впечатлительности или предвзятому настрою. Вы же наверняка понимаете мою точку зрения?
– Как раз это я и хотел с вами обсудить. Чтобы устранить дефекты, свойственные обычным людям, я хотел просить, генерал, чтобы вы лично нашли время, прибыли в комнату для допросов и сами держали подозреваемых за руки. Понимаете, в чем идея? Предательские, неконтролируемые импульсы виновного передадутся в таком случае непосредственно высшему судье, человеку, облеченному всей полнотой власти.
– Боже милостивый, полковник, вы нас всех готовы заставить плясать под свою дудку! Конечно же, я прибуду на ваше мероприятие. Примерно в половине четвертого. Вас устроит это время? Так. Значит, нам предстоит допросить англичанина, священника, Гомеса и добровольного пожарного, то есть всего четверых, верно?
– Не совсем, генерал. Я проявил, быть может, непозволительно дерзкую инициативу. Мы только что обедали с капитаном Варкосом, и я убедил его ради чистоты эксперимента тоже пройти тест. К моей радости, он легко дал согласие. Но объяснил свои мотивы. На первый взгляд обстоятельства складывались не в его пользу. Во время пожара он был вооружен, а его перемещения по дому никто не мог подтвердить. Вот почему Варкос только приветствует возможность дополнительно подтвердить свою невиновность.
– Что? Значит, вы и капитана Варкоса сумели запугать? Черт побери! Договорились! Не сомневайтесь, я приеду точно к назначенному сроку. И мне нужно будет просто держать допрашиваемого за руку, отмечая подергивания, спазмы или любые другие его реакции при произнесении тех или иных слов?
– Точно так. Разумеется, некоторые из слов будут совершенно бессмысленными и безвредными. При подобных допросах нельзя использовать сплошь инкриминирующие термины. Уверен, вам подобный опыт покажется весьма любопытным.
Нет нужды в подробностях описывать специальное помещение для допросов. Достаточно сказать, что это фасад полицейской системы Магнолии, для знакомства с которой часто приводят гостей и коллег из Англии и Америки. Вероятно, среди читателей даже найдутся те, кто сами смеха ради соглашались пройти психометрический тест. В нашем случае капитан Варкос по собственной инициативе попросил, чтобы его протестировали первым. Затем настанет очередь Марриата, священника Санчеса, бывшего анархиста Гомеса и пожарного-добровольца Баньоса – именно в такой последовательности.
Эксперимент продлился долго, поскольку Вейнберг к любому делу подходил скрупулезно и тщательно. Приведенная таблица дает нам представление лишь о части процедуры. Каждый из допрашиваемых должен был в ответ на прозвучавшее слово назвать свое, которое ассоциировалось с контрольным. Ответ фиксировался, как и время, затраченное на него испытуемым. Аппарат гудел, а за правую руку субъекта испытания держал генерал Алмеда.
Понятно, что совершенно невозможно было предсказать, какой смысл извлечет из всего этого аппарат. Но все пятеро испытуемых отвечали без тени колебания или растерянности. Да, порой запинались, как спотыкаются люди, когда говорят слишком поспешно, но никто из них не замолкал, подбирая другое слово вместо первого пришедшего на ум. По окончании теста генерал выглядел немного разочарованным. Он привык к длительным церемониалам, но это держание руки под конец стало заметно раздражать его.
– Что ж, – сказал он, когда последний подозреваемый покинул комнату, – нам, кажется, придется признать проверку полностью провалившейся.
– Это зависит от того, по какую сторону теста ты находился, – возразил ему Варкос.
– Вы были очень любезны, оказав нам помощь, генерал, – улыбнулся Вейнберг. – Как и вы, капитан. Премного благодарен.
Он мог позволить себе предельную вежливость и обходительность. Свою задачу Вейнберг успешно решил.
Отставной старший инспектор Скотленд-Ярда Корниш расследует преступление, описанное Рональдом Ноксом
Убийство в мундире
Святой отец Рональд Нокс сыграл не по правилам. Его «идеальное убийство» является таковым не потому, что дело не может быть раскрыто. Просто по политическим причинам преступление должно остаться безнаказанным, по крайней мере какое-то время. Хотя, вполне вероятно, расплата уже близка и для преступника примет форму еще одного убийства.
По крайней мере, таково мое мнение. Правда, оно может казаться предвзятым. Я служил инспектором полиции в стране, где закон не зависит от чьих-то мнений и взглядов, а на правосудие не могут влиять политические соображения. Но автор волен сам выбирать место действия детективного рассказа. Рональд Нокс избрал для него страну, где при определенных обстоятельствах работа полиции даже облегчается, поскольку там допустимы, скажем, «допросы третьей степени», которых никогда не применили бы в Великобритании. Вместе с тем положение дел в Магнолии таково, что определенные лица могут совершить убийство, оставаясь безнаказанными при отсутствии прямых улик, даже когда жертвой стал Вождь и Вдохновитель.
В данном деле нет прямых доказательств ни против одного из описанных персонажей. Критические настроения Гомеса неизбежно ставят его под подозрение. Но они с добровольцем-пожарным подтверждают действия и местонахождение друг друга. Политические пристрастия пожарного нам неизвестны. Но в такой стране, как Магнолия, если бы он принадлежал к одной из оппозиционных партий или в какой-то момент выступил с критикой существующего режима, об этом непременно имелась бы соответствующая запись в полицейском досье. Кроме того, не составило бы труда проверить, были ли они с Гомесом знакомы прежде. А потому напрашивается вывод, к которому и пришел начальник полиции, что эти двое едва ли могли оказаться сообщниками.
