Кот, который читал справа налево - Браун Лилиан Джексон

Квиллер неторопливо отпил глоток томатного сока.

– Он собрал много хлама, но кто знает, представляет ли это какую-нибудь ценность? А кот очень симпатичный. У него длинное китайское имя, сокращенный вариант звучит как Коко. Маунтклеменс говорит, что котам нравятся повторяющиеся слоги.

– Бред сумасшедшего, – сказал Одд.

– Это сиамский кот. И голос у него как сирена у кареты «скорой помощи». Знаешь что-нибудь о сиамских котах? Это уникальная порода. Они даже умеют читать.

– Читать?

– Он читает газетные заголовки, но только свежие публикации.

– Что этот суперкот думает о моих фотографиях? – спросил Одд.

– Согласно Маунтклеменсу, сомнительно, что кот может распознавать рисованные изображения, но он думает, что кот испытывает удовольствие от созерцания картин. Коко предпочитает современное искусство старым мастерам. Моя теория – он чувствует свежие краски посредством обоняния. То же самое со свежей типографской краской на газете.

– Что представляет собой дом? – спросил Арчи.

– Старый. Вокруг всё приходит в упадок, но Маунтклеменс нежно любит это место. Могут быть взорваны все дома вокруг, но, как говорит Маунтклеменс, от своего дома он никогда не отречется. Ты бы видел, что там внутри! Люстры, резная деревянная обшивка, высокие лепные потолки.

– Пыльный кошатник, – произнёс Одд. – Маунтклеменс живёт на верхнем этаже, а нижний этаж он разделил на две квартиры. Я занимаю! переднюю. Соседняя свободна. Это тихое, приятное место, за исключением моментов, когда кот издаёт пронзительные звуки.

– А как тебе понравился обед, которым угостил тебя Маунтклеменс в среду?

– Если бы вы отведали его стряпню, вы бы простили его за то, что он выражает свои мысли подобно персонажу из пьесы Ноэля Кауэрда.

– Я не понимаю, как он ухитряется готовить такие блюда со своей рукой?

– Что вы имеете в виду?

– Что с ней?

– У него искусственная рука, – сказал Арчи. – Без шуток! Она выглядит как настоящая, разве только неестественно прямая. Вот почему он надиктовывает свои заметки. Он не может печатать.

Некоторое время Квиллер обдумывал всё это.

– Я чувствую себя виноватым перед Маунтклеменсом, – сказал журналист после паузы. – Он живет как отшельник. Он считает, что критику не следует близко сходиться с художниками, тем более что искусство – его главное увлечение. Возьми хотя бы это стремление сохранить старый дом.

– Что он сказал о состоянии искусства в нашем городе? – спросил Арчи.

– Забавно, но мы почти не говорили об искусстве. Главным образом мы говорили о котах.

– Видите? Что я вам говорил? – закричал Одд. – Маунти готовит тебя к тому, чтобы ты ухаживал за котом. И не платить при этом чаевых!

В конце недели закончилась не по сезону тёплая для февраля погода. Температура упала, и Квиллер с первой получки купил теплое твидовое пальто, серое в белую крапинку. Большую часть уикенда он провёл дома, наслаждаясь своей новой квартирой. В ней была комната с нишей, в которой стояла кровать, была небольшая кухонька и то, что Маунтклеменс назвал бы ambiance [1] . Квиллер назвал это кучей старья. Тем не менее ему там нравилось. Это был его новый дом, кресла были очень удобные, а в газовом камине лежали поленья, имитирующие настоящие. Сверху над камином висела одна из наименее удачных – по версии владельца – картин Моне.

Единственное, что не очень устраивало Квиллера, так это тускловатое освещение. Казалось, что маломощные лампочки были установлены Маунтклеменсом с целью экономии. В субботу Квиллер сходил в магазин и купил несколько лампочек.

Накануне он взял в библиотеке книгу, разъясняющую, как следует понимать современное искусство. В субботу после полудня, когда Квиллер боролся уже с девятой главой и жевал мундштук набитой, но незажженной трубки, за дверью раздался повелительный вой. Хотя было совершенно очевидно, что это голос сиамского кота, крик был четко разделён на слоги, ясно выделенные ударением, как если бы он скомандовал: «Дай-те мне вой-ти!»

Внезапно Квиллер осознал, что послушался приказа немедленно. Он открыл дверь и увидел стоявшего снаружи Као Ко Куна.

В первый раз Квиллер увидел кота художественного критика при дневном свете, проникавшем через наклонные стекла холла. Свет придавал особый лоск его бархатной неяркой шерсти, богатству оттенков тёмно—коричневой морды и ушей и невероятной голубизне глаз. Длинные коричневые лапы, прямые и стройные, были немного подогнуты для того, чтобы делать небольшие изящные шажки, на кончиках усов дневной свет преломлялся, образуя разноцветную радугу. Угол наклона ушей, которые он держал словно корону, свидетельствовал о его царственном происхождении.

Као Ко Кун был необычным котом, и Квиллер находился в величайшем затруднении, не зная, как к нему обратиться. Сахиб? Выше высочество? Внезапно он решил держаться с котом на равных и просто сказал: «Ну, входи». И отступил в сторону, даже не заметив, что сделал это с лёгким поклоном.

Прежде чем принять приглашение, Као Ко Кун подошел к порогу и внимательно осмотрел квартиру. Это заняло немного времени. После этого он высокомерно пересёк красный ковёр и по установленному им самим маршруту произвёл осмотр камина, пепельницы, остатков сыра и крекеров на столе, плисового пиджака Квиллера, висевшего на стуле, книги по современному искусству и почти незаметного пятна на ковре. В конце концов, всем удовлетворенный, он выбрал место на полу посреди комнаты, на тщательно отмеренном расстоянии от газового камина, и растянулся в позе, похожей на львиную.

– Могу я что-нибудь для тебя сделать? – поинтересовался Квиллер.

Кот оставил вопрос без ответа, но взглянул на Квиллера прищуренными глазами, которые, казалось, выражали удовлетворение.

– Коко, ты отличный парень, – продолжал Квиллер. – Устраивайся поудобнее. Ты не возражаешь, если я продолжу чтение?

Као Ко Кун остался в комнате на полчаса, и Квиллер получил удовольствие от того, какую живописную картину они представляли: человек с трубкой и книгой и роскошно выглядевший кот. Квиллер был расстроен, когда его гость поднялся, потянулся, произнес быстрое «прощай» и пошёл вверх по ступенькам на свою половину.

Остаток уикенда Квиллер провел в предвкушении ленча с Сандрой Галопей в понедельник. Он полагал, что сможет разрешить проблему интервьюирования её мужа и составить себе впечатление о нём, используя его жену и друзей. Сэнди собиралась направить его к нужным людям и пообещала принести фотографии мужа, обучающего детей кататься на коньках, кормящего индюков на ферме в Орегоне и обучающего щенка голубого кэрри различным штукам.

Всё воскресенье Квиллеру казалось, будто его усы передают ему какое—то сообщение. Или они просто нуждались в стрижке? В любом случае их хозяин чувствовал, что предстоящая неделя преподнесет ему какой-то сюрприз. Будет он приятным или наоборот – об этом источник информации не сообщал.

Наступило утро понедельника, и вместе с ним пришло сообщение с верхнего этажа. Квиллер как раз одевался и выбирал галстук, который бы одобрила Сэнди (темный сине—зеленый из клетчатой шерстяной шотландки), когда заметил на полу сложенный лист бумаги, наполовину просунутый под дверь. Он поднял его. Почерк был неудобочитаемым» словно детские каракули, а сообщение было кратким, с использованием аббревиатур: «Мр. К. ПЖЛ. ОТПР. КАССЕТЫ, А. Р. сохр. зап. – Д. Б. М»

Квиллер не видел своего домовладельца с вечера пятницы. Тогда он перевез вещи из гостиницы и заплатил за новую квартиру за месяц вперёд. Неопределённая надежда на то, что Маунтклеменс пригласит его на воскресный завтрак – возможно, яйца по-бенедиктински или омлет с печенкой цыпленка, – улетучилась. Как оказалось, общаться с ним в ближайшее время собирался только кот.

После расшифровки записки Квиллер открыл дверь и на полу холла обнаружил ожидающие его кассеты. Он доставил их Арчи Райкеру, но про себя подумал, что просьба была странной и отнюдь не обязательной: в редакции «Прибоя» сидело множество курьеров, ожидавших поручения. Арчи спросил: