Рут Уэйр - В темном-темном лесу
– Ну, наврали тебе. Он бросил меня. И написал об этом в сообщении, если тебе важно знать.
Я тогда почти сразу сменила телефон. Сигнал входящих сообщений чересчур действовал на нервы.
– Ну, он так он… И все-таки. Я никогда не спрашивала, но сейчас спрошу. Он тебя…
Нина замолчала. Буквально слышно было, как она ворочает мозгами, пытаясь найти обтекаемую формулировку. Я ждала. Пускай выкручивается, помогать ей я не стану.
– Ой, ладно, все равно не получится изобразить, что я не лезу не в свое дело – потому что я именно лезу не в свое дело. Короче… он тебя случаем не бил?
– Чего?!
Вот такого я точно не ожидала.
– Ясно, значит, нет. Извини. Ли, честное слово…
– Я не Ли, я Нора!
– Извини! Извини, от Клэр подхватила… Это правда очень странно. То, как ты до сих пор переживаешь разрыв. Потому-то всем интересно, что там у вас…
– Всем?! Кому это – «всем»?
– Слушай, нам было по шестнадцать лет. Ты уехала из города, Джеймс остался буквально размазанный, жалкий, смотреть было больно. Конечно, слухи поползли.
– Господи…
Я уставилась в потолок. Тишину нарушало лишь странное, еле слышное шуршание снаружи – как шум дождя, только гораздо тише.
– То есть вы правда решили, что он меня бил?
– Ну да, – лаконично ответила Нина. – Это была самая популярная версия. Вторая – что он тебя чем-то заразил.
Господи… Бедный Джеймс. Несмотря ни на что, такого он не заслужил.
– Нет, – произнесла я наконец, – Джеймс Купер меня не бил. И ничем не заражал. Теперь ты знаешь и можешь смело удовлетворить любопытство всех, кто интересуется. Я хочу спать, спокойной ночи.
– Так что было-то? Почему вы расстались?
– Спокойной ночи.
Я отвернулась к окну. Нина у меня за спиной испустила раздраженный вздох. Снаружи по-прежнему доносился тихий шорох.
И я наконец заснула.
Глава 11
Голоса. Они звучат в коридоре, вползают в мои сны сквозь туман морфия, и мне вдруг кажется, что я снова в стеклянном доме и Клэр с Фло шепчутся за дверью моей комнаты, дрожащими руками сжимая ружье.
Надо было осмотреть дом…
Потом я открываю глаза и вспоминаю, где я.
Больница. Голоса в коридоре – это медсестры, санитарки, может, еще та женщина из полиции.
Я моргаю, пытаясь заставить усталый одурманенный мозг работать. Который час? Свет приглушен на ночь, но я понятия не имею, давно ли. Сейчас может быть девять вечера, а может – и четыре утра…
Я поворачиваю голову, ища телефон. Просыпаясь, я всегда первым делом смотрю время на телефоне, есть у меня такая привычка. Но на тумбочке у кровати пусто. Телефона нет.
В больничной сорочке, которая на мне надета, нет карманов, одежду у меня забрали.
Значит, телефон тоже.
Я обвожу глазами маленькую полутемную комнату. Отдельная палата. Странно, что меня положили не в общую – хотя, вероятно, там просто не было мест. Или в этой больнице в принципе только отдельные боксы…
Настенных часов нет, спросить не у кого. Если на мерцающем зелеными огоньками мониторе у меня над головой и предусмотрен индикатор времени, я его не вижу.
С минуту я раздумываю, не позвать ли женщину из полиции, сидящую за дверью. Спросить у нее, который час, где я, как сюда попала…
Она с кем-то разговаривает. Да, именно эти голоса меня и разбудили. Я болезненно сглатываю, с трудом поднимаю голову от подушки, собираясь крикнуть им. Однако слова застревают в горле, а сухой язык прилипает к небу, потому что сквозь толстое стекло я вдруг слышу:
– Господи, то есть это убийство?
Глава 12
Когда я проснулась, было тихое ясное утро. На соседней кровати негромко посапывала Нина. Некоторое время я лежала, потягиваясь и ругая себя за то, что не догадалась поставить на тумбочку стакан воды. Снаружи лес жил своей жизнью: чирикали птицы, поскрипывали деревья, хрустели веточки, а иногда раздавался непонятный звук, похожий на тихий хлопок, за которым следовало шуршание – словно падал на пол ворох бумаги.
Я посмотрела на телефон – шесть сорок восемь, сети по-прежнему нет, – потом накинула кофту и подошла к окну. И чуть не рассмеялась, отдернув штору. Всю ночь шел снег. Его выпало не так много, чтобы всерьез нас завалить, но достаточно, чтобы вся округа превратилась в картинку с викторианской рождественской открытки. Вот что за шорох я слышала ночью – это хлопья снега касались стекла. А всего-то и надо было – подойти к окну и посмотреть.
Небо сияло голубыми и розовыми сполохами, восходящее солнце подсвечивало персиковые облака, а внизу расстилался белый ковер, испещренный птичьими следами и сосновыми иголками.
У меня сразу зачесались пятки поскорее выйти и побежать.
Кроссовки на батарее покрывала корка грязи, зато, по крайней мере, они высохли, и легинсы тоже. Я натянула термобелье и шапку, решив обойтись без куртки. Даже в морозный день на бегу не холодно, лишь бы ветер не поднялся. Но пока воздух был неподвижен, ни одна веточка не колыхалась. Если снег и падал с сосновых лап, то не от ветра – лишь под собственной тяжестью.
Я не стала обуваться сразу, чтобы не наследить. Взяла кроссовки и в носках вышла в коридор. Из остальных комнат доносилось сопение. Я спустилась вниз, зашнуровала кроссовки, стоя на половичке у порога. С входной дверью не справилась – слишком много на ней было разных замков и щеколд. Тогда я на цыпочках прокралась в кухню, вспомнив, что на той двери всего один простой замок с ключом. Я повернула ключ и вдруг подумала, что сейчас раздастся вой – в доме вполне могла быть сигнализация, которую следовало предварительно отключить. Однако все обошлось, и, никем не замеченная, я выскользнула на морозный воздух.
Минут через сорок я не спеша прибежала назад, разрумянившись от холода и напряжения. Дыхание белыми облачками поднималось к пронзительно-голубому небу. Мне было хорошо и спокойно, все печали я оставила где-то там, в лесу. Но стоило мне увидеть струю пара, вырывающуюся из бойлера, как из паровозной трубы, и сердце тут же упало. Кто-то в доме уже встал и включил горячую воду.
А я-то надеялась, что у меня будет еще хотя бы час наедине с собой – чтобы спокойно позавтракать, без необходимости поддерживать неловкие пустые разговоры. Более того, подойдя ближе, я выяснила, что в доме не только встали, но и выходили наружу. От задней двери к гаражу и обратно тянулась цепочка следов. Очень странно. Зачем ходить в гараж, если все оставили машины под открытым небом?
Впрочем, размышлять об этом было некогда: без движения в потной одежде я начала подмерзать, да и кофе уже хотелось. Я пошла в дом – чем теряться в догадках, лучше просто спросить напрямую.
– Есть тут кто? – спросила я, заглядывая в кухню. – Не пугайтесь, это Нора.
За столом, склонившись над мобильником, сидела Мелани.
– О, привет! – Она подняла голову и улыбнулась, так что на щеках заиграли ямочки. – А я думала, все еще спят. Ты что, прямо по снегу бегала?! Ну ты чокнутая!
– Там классно! – Я потопала, сбивая с кроссовок снег, и разулась. – Который час?
– Полвосьмого. Я встала часов в семь. Вот ведь, как назло – была уникальная возможность поваляться, не вскакивая к Бену, и что ты будешь делать: вскочила, как по будильнику!
– Режим, – сказала я, и Мелани вздохнула.
– Да уж, он самый… Чаю хочешь?
– Я бы лучше кофе, ты не ставила? – спросила я и хлопнула себя по лбу: – А, точно, кофе же нет!
– Не-а, нету, и я уже умираю. Обычно тоже всегда кофе пью. Раньше больше любила чай, но Билл меня переучил. А чтобы получить привычную дозу кофеина из чая, его нужно выпить такое количество, с каким мой мочевой пузырь не справится.
Ну что ж, чай так чай. По крайней мере, он горячий и жидкий.
– Тогда выпью чаю, спасибо. Только сначала в душ запрыгну быстренько, ладно? А то я в той же одежде вчера бегала и наверняка воняю…
– Не спеши, конечно. Я еще тостов поджарю. Как раз будут готовы, когда ты спустишься.
Когда через десять минут я вернулась, вытирая волосы полотенцем, по кухне разливался аромат поджаренного хлеба. Мелани рассеянно напевала детскую песенку про автобус.
– А вот и ты, – сказала она, увидев меня. – С чем будешь тосты? Есть мармит, мармелад и клубничный джем.
– Малинового нет?
– Не-а.
– Тогда мне с мармитом.
Она намазала на тост густую бурую пасту, положила на тарелку и пододвинула ко мне. Я заметила, что она то и дело тайком косится на телефон.
– Сети так и нет? – спросила я с полным ртом.
– Нет. – Ее вежливая улыбка погасла. – Это уже начинает действовать на нервы. Ему всего шесть месяцев, мы только начали прикорм, из-за этого куча сложностей… Понимаю, выгляжу глупо, но у меня душа не на месте, когда он так далеко.
– Да уж, представляю, – сочувственно проговорила я.
Конечно, я не имела ни малейшего представления, что может чувствовать мамочка грудного ребенка, зато я хорошо понимала, что такое тоска по дому. Наверняка ведь она во много раз острей, если тебя ждет кто-то маленький и беспомощный.
