Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
Мне хотелось иметь сына. Я отвернулась и вылила остатки из моей кружки в раковину.
Я сидела, прислонившись спиной к каменной стене дома. Ласковое весеннее солнце сводило тюремную бледность с моего лица. Сердце стучало в груди чуть быстрее, так как сегодня ко мне должен был пожаловать гость. Я ждала, надеясь и страшась одновременно. Я считала минуты. А затем сквозь легкую дымку я различила черный силуэт в начале дороги, ведущей к ферме. На долю секунды мне показалось, что я вижу отбившуюся от стада корову фризской породы, но потом я вспомнила, что коровы уже здесь не пасутся. По прошествии минуты корова обрела очертания пожилого человека, одетого в черный костюм, черную шляпу и развевающийся на ветру черный плащ. В руке он нес белый полиэтиленовый пакет. Должно быть, он оставался единственным человеком в Англии, кто до сих пор ходил в дождевике. Мужчина слегка прихрамывал. Он не спеша шел по дороге. Как большинство людей, достигнув вершины холма, он остановился и огляделся. Вот только задержался он на вершине дольше остальных. Мужчина присел на край возвышающегося над землей основания ветряной турбины. Он сидел так несколько минут, затем с трудом поднялся, отряхнул штанины брюк, поднял с земли полиэтиленовый пакет и продолжил свой путь к дому. Ну вот и священник, преподобный Хью Кейси.
Бог свидетель! Последнее, что мне сейчас нужно в жизни, – это истово верующий человек, к тому же мужчина. Я напомнила себе, что недоверие к мужчинам навеяно мне Амалией и ее сестрами. Надо избавляться от этих предрассудков. Возвращаясь домой, я сорвала несколько нарциссов, которые росли среди бурьяна на обочине подъездной дорожки, поставила их в ставший теперь ненужным молочник и водрузила его посередине стола. Со времени своего возвращения домой я о таком не думала, но сегодня решила немного расслабиться.
Мальчишка объявил о приходе священника, как истинный метрдотель:
– Рут! Преподобный Хью Кейси. Входите, сэр.
– Нет… нет… Пусть хозяйка дома сама меня пригласит.
Вежливый голос образованного человека с легким ирландским акцентом. Тело грузное. Лицо раскраснелось – то ли от ходьбы, то ли от смущения. Я сыграла свою роль и пригласила священника в дом. Он взял мою худую кисть в обе руки и держал так дольше, чем мне хотелось. В кухне он снова представился. Сняв шляпу и плащ, священник положил их на стул.
– Я не ваш приходской священник и уже давно на покое. Полагаю, они решили, что я живу неподалеку, к тому же много лет назад я был капелланом в военном госпитале. Не думаю, что это что-то может гарантировать, но у военных свой склад ума.
– Ну, спасибо, что пришли.
Я предложила ему чашку чая.
– В этом деле я могу быть вам полезен, – сказал он и принялся рыться в пакете.
Священник достал оттуда Библию, что было вполне ожидаемо, маленькую деревянную шкатулку с крестом, в которой хранились святые дары, и небольшую флягу.
– У вас, я слышал, есть вода, – сказал он, – а я принес молоко.
Это было настоящее молоко, молоко, которое мы пили в детстве жадными глотками, молоко, в котором мы растворяли какао в Ночь костров[10]. Запах возродился в памяти, и я наслаждалась им.
– У меня есть корова джерсийской породы, – объяснил он. – Ее кличка Анна-Лиза.
Когда я была маленькой, хихиканье в церкви на Рождество всегда было моей слабостью. Что-то в поведении этого священника возвращало меня к детским привычкам. Я была на грани того, чтобы разразиться истерическим смехом, поэтому склонила голову над ящиком стола, якобы роясь в поисках ложки.
– Уверен, вам бы она понравилась. Очень красивое животное. Я ее очень люблю.
– Вам позволили ее оставить?
Теперь я на самом деле искала сахар. Хотя я не знала этого человека, он выглядел так, как должен выглядеть священник, любящий много-много сахара.
– Я сказал им: пусть попробуют мне помешать. По правде говоря, я сыграл на своем сане, напомнив, что сельский священник имеет право выпасать одну корову на общинном пастбище. Если они попытаются мне помешать, я обращусь с жалобой в палату лордов. Имя Господа, как вы понимаете, защищает в случае, если к вам собираются применить меры, продиктованные чрезвычайным положением. Эти люди, как и большинство предыдущих, от меня в конце концов отстали.
Интересный ход мыслей, однако мне не хотелось, чтобы что-либо отвлекало меня от вкуса настоящего молока, поэтому мы сидели за столом и молча пили, словно два знатока дорогих вин. Как я и предполагала, священник положил себе в чашку много сахара, а затем с интересом обвел взглядом кухню. Я бы не удивилась, если бы узнала, что он ожидает появления фарфорового блюда с выложенными на нем кружком огуречными сэндвичами и бурбонским печеньем. Гость был не просто старым, он был старомодным человеком, этаким живым анахронизмом. Впрочем, всегда существовала возможность того, что он не тот, кем старается казаться. Я взяла нить разговора в свои руки.
– Я о таком даже не подумала. Удивлена, что никто не посоветовал мне обратиться к такой стратегии защиты в суде. Незадолго до моего ареста это место стало центром религиозного поклонения… в определенном смысле этого слова.
– Это не то же самое, дорогуша, по крайней мере, с их точки зрения. Бог запрещает доступ к вечной жизни посредством любой другой церкви, помимо англиканской. А теперь будьте столь любезны и покажите мне все.
Я объяснила ему ограничения, налагаемые на меня домашним арестом. Мы вышли через заднюю калитку.
– Это здесь вы, должно быть, нарвали нарциссов, – сказал священник. – Сейчас увидеть вазу с настоящими цветами на столе – сродни чуду.
Мы прошли по саду и оказались на Первом поле. Он все время поминал имя Господа так, словно сегодня была Пасха, даже извинился за это передо мной.
– Но вы не можете не понимать, какое это чудо. Зеленая трава, розовое небо и набухшие почки на деревьях…
Когда преподобный немного успокоился, мы пошли чуть медленнее, ведя неспешную беседу. Мы разговаривали о разных сортах томатов. Мы разговаривали о пыли. Мы разговаривали о Святой земле, о воде и о плавании в детстве на побережье Эксмура. Там сильные воды катят гальку на берег с такой мощью, что могут сбить тебя с ног, а волна утащить в море. Он был военнопленным и на собственном опыте знал, что такое свобода, колючая проволока и лучи прожекторов. Как и следовало ожидать, мы встали и неотрывно смотрели вниз, на Веллвуд. Он спросил, здесь ли все произошло. Я подтвердила, а еще сказала, что не смогу туда с ним пойти. Тогда священник сказал, что, если я не против, он помолится. Хью Кейси сомкнул веки и склонил голову. Он молился про себя. Моя же молитва была писана мертвой прошлогодней листвой, что падает с деревьев на водную гладь, а воды несут ее прочь. Я была очень ему благодарна за то, что он не задавал мне никаких вопросов и не лез со своими ответами. Поднимаясь обратно вверх по холму, я поняла, что слишком ослабла физически для подобного рода нагрузок. Мне было тяжело, но тучному священнику еще тяжелее. Его лицо побагровело. Я не врач, но и без медицинского образования понимала, что он страдает от высокого кровяного давления. Если смотреть в корень проблемы, то во всем, как мне казалось, виноваты долгие годы употребления домашнего масла от джерсийской коровы на сдобных булочках. И отказать себе в таком удовольствии было бы с его стороны весьма жестоко.
– Я был удивлен, когда узнал, что вы захотели встретиться со священником, – тяжело дыша и останавливаясь на каждом шагу, сказал преподобный отец. – После всего того, что случилось здесь с сестрами Розы Иерихона. Как ее звали? Сестра Амалия, если не ошибаюсь? Разве с вас не достаточно религии?
Его вопрос напомнил мне, что я не должна с ним подружиться.
– Я хотела, чтобы меня кто-то навестил, – сказала я.
– Старик?
– У меня не было особого выбора. Мне просто не могли отказать во встрече со священником.
– А другой причины добиваться встречи со священником у вас не было?
Я, поколебавшись, решила не злоупотреблять правдой.
– Меня донимают призраки, – сказала я. – Я подумала, что вы сможете мне помочь.
– Кто конкретно вас тревожит?
– Здесь много разных привидений. Все зависит от того, где я нахожусь и чем занята. Есть сестры… – я умолкла, не желая называть имен, – и другие. Уверена, вы об этом уже слышали.
Мы остановились на вершине холма. Отсюда открывался чудесный вид на поля и красно-желтые холмы за ними.
– Но сейчас мне не дает покоя призрак фермера, – продолжала я. – Его звали Томом. Он был нашим соседом. Когда мы только-только сюда перебрались, он очень помог нам обустроиться на новом месте. Не представляю, как бы мы справились без него. Он каждый день помогал нам по мелочам. Трудно объяснить это… После всего, что нам довелось пережить в Лондоне, его доброта произвела на нас неизгладимое впечатление. Мы поверить не могли, что так бывает.
