Питер Джеймс - Клеймо смерти
Среди всего этого ужаса она совершенно забыла о пораненном пальце и вспомнила только теперь. Точнее, он сам напомнил о себе пульсирующей болью. Стальные шнуры, переброшенные через живот, бедра и лодыжки, впивались в плоть. Правую ногу свело, но она не могла даже пошевелить ею, а попытка поднять голову закончилась тем, что что-то впилось в шею и едва не задушило ее.
Во рту пересохло, губы слиплись, но тело покрылось липким потом. Логан знала эти сигналы – уровень сахара опасно понижается, и, значит, очень скоро из-за гипогликемии она потеряет сознание.
Кто же здесь кричал? Есть ли здесь кто-то еще, кроме нее?
Злость ненадолго вытеснила засевшее глубоко тошнотворное чувство страха. Давно ли она здесь? И где это здесь? Неужели это все устроил Джейми? Что еще он с ней сделает? Будет держать, пока она в конце концов не согласится выйти за него замуж? Ничего не скажешь, прекрасное начало совместной жизни.
«Да, она разорвала помолвку, поэтому я усыпил ее, запер в подвале, морил голодом, не давал сладкого и не пускал в туалет, пока она не согласится выйти за меня замуж».
Две недели до Рождества. Две такие важные недели для нее лично. Она только-только начала вносить вклад в прибыль клиники и стала понемножку прибавлять к своим сбережениям, чтобы купить небольшую квартирку после того, как они с Джейми расстанутся.
На счету был каждый день. Логан не знала, даже не имела представления, сколько времени находится здесь. Сегодня – если сегодня пятница – у ее матери день рождения, и она, прежде чем отправляться к родителям на уик-энд, планировала позвонить им.
В сравнении с прошлым бойфрендом, бывшим, можно сказать, серийным изменщиком, Джейми поначалу воспринимался как глоток свежего воздуха. Добрый и мягкий, он прекрасно готовил, и ей нравился его юмор.
Только потом, узнав Джейми лучше, она стала понимать, насколько он ограничен. В первые месяцы знакомства они все делали вместе. Вместе выпивали, вместе ели, вместе гуляли, вместе ходили в кино и по вечерам смотрели телевизор. Но постепенно до нее стало доходить, что на самом-то деле собственных интересов у него немного: посмотреть спорт по телевизору да сходить иногда на стадион, поболеть за местную футбольную команду. Джейми напоминал ей хамелеона: встроившись в ее жизнь, он принял все, что нравилось ей.
Год назад, когда Логан начала готовиться к Брайтонскому марафону, Джейми какое-то время тренировался вместе с ней, бегал. Она любила ездить на велосипеде, и он, чтобы сопровождать ее, тоже купил себе дорогую машину. В те первые дни Логан была только за – что ни говори, приятно, когда тебя так поддерживают, да и не все ее друзья отличались тягой к спорту. Но потом ей стало недоставать одиночества. Серьезная размолвка случилась три месяца назад, когда она вступила в читательскую группу, и Джейми, хотя читал редко, незамедлительно последовал за ней. Впрочем, после первого же собрания, на котором он оскорбил всех присутствующих, назвав их зазнайками и снобами, читательскую группу Джейми покинул.
Когда Логан сообщила, что приняла решение и не хочет выходить за него замуж и что им стоит разойтись и идти дальше каждому своим путем, Джейми принял это близко к сердцу и даже расплакался. Но она никогда бы не подумала и не поверила, что он сделает с ней такое: похитит и будет удерживать как пленницу.
Если это он.
Должен быть он, кто же еще?
Джейми не был ни жестоким, ни злым. И то, что он сделал, представлялось бессмысленным. Не пропустила ли она какую-то глубинную черту в его характере? Неужели он и впрямь намерен держать ее здесь, пока она не согласится выйти за него?
Движущийся свет. Слабое зеленоватое мерцание. Оно приближалось.
– Джейми? Джейми, пожалуйста, давай поговорим.
Уже знакомый скользящий звук над головой.
Луч света ударил прямо в глаза, на мгновение ее ослепив. Потом сдвинулся в сторону.
Кто-то стоял прямо над ней. Кто-то, чье лицо скрывала маска.
Логан почувствовала, как что-то прижалось к ее губам. Что-то сладкое. Она ощутила вкус меда и проглотила. Потом во рту у нее оказались две капсулы. К губам поднесли пластиковый стакан с водой.
И снова скользящий звук. Приглушенные удаляющиеся шаги.
Шаги стихли, а ей в голову вдруг пришла страшная мысль, и следом проскользнул и разлился внутри страх.
Не ошиблась ли она в своих рассуждениях? Что, если это не Джейми? Как во все это вписывается человек на парковке? Работают ли они вместе?
Что, если это какой-то незнакомец? Кто-то совершенно посторонний?
22
Пятница, 12 декабря
Сидя за столом в своем скромном кабинете на Харлей-стрит, доктор Джейкоб Ван Дам походил на старого мудрого филина. Сходству с птицей способствовали маленькие круглые очки в роговой оправе. Невысокого росточка, с печеночными пятнами на лысине и тыльной стороне ладоней, психиатр был одет в серый, в мелкую полоску костюм, сидевший на нем немного мешковато, как будто за годы, что прошли со времени пошива, его владелец несколько усох, и воротник, подвязанный клубным галстуком, свободно висел на морщинистых складках напоминающей индюшачью шеи.
Практикуя многие годы судебную психиатрию и имея дело с широким кругом всевозможных, в том числе и склонных к насилию преступников, он не раз подвергался нападению и в последнее время предпочитал, ради собственной безопасности, оставаться за столом, служившим теперь не в последнюю очередь и барьером между ним и клиентом.
Доктору было семьдесят семь лет, и он давно мог бы уйти в отставку, но слишком любил свою работу, чтобы даже думать об этом. Да и чем, черт возьми, он стал бы заниматься в отставке? Никакими хобби доктор не обзавелся – работа всегда была его жизнью. Человеческая натура служила источником бесконечного интереса, и проявления ее он наблюдал ежедневно у своих пациентов.
На стеллажах вдоль стен стояли книги по медицине, и на корешках нескольких значилось его имя. В одном из опубликованных им трудов объяснялись причины широкой популярности принцессы Дианы, другой содержал детальный анализ Йоркширского Потрошителя, Питера Сатклиффа, обвиненного в убийстве тринадцати женщин. Из представленных здесь книг доктор особенно гордился трехтомником, написанным на основе наблюдений за обитателями психиатрического учреждения строгого режима Бродмур, где он работал несколько лет, – единственным критерием для помещения в эту больницу являлся диагноз: невменяемый в отношении совершенного преступления.
Джейкоба Ван Дама всегда, еще с ранних студенческих дней, интересовала не только природа зла, но и представление о нем в общественном сознании. Рождаются ли люди носителями зла или поворачиваются к злу под влиянием неких событий? И, разумеется, прежде, чем отвечать на такие вопросы, нужно дать определение самому понятию зла.
Исследованию этой темы доктор посвятил три тома, но так и не пришел к какому-либо заключению.
За сорок три года в психиатрии Джейкоб Ван Дам не нашел однозначных ответов на поставленные вопросы и все еще продолжал поиски. Вот почему каждое рабочее утро он приходил в кабинет и до вечера принимал пациентов благодаря отчасти пониманию своей любимой жены Рейчел.
Он делал записи относительно только что ушедшего пациента, актера, почти такого же возраста, который никак не мог примириться с тем фактом, что женщины больше не вешаются ему на шею, когда секретарша звонком оповестила его о приходе следующего пациента, доктора Харрисона Хантера.
Доктор торопливо прочитал письмо с направлением от семейного терапевта Хантера, практикующего в Брайтоне доктора Эдварда Криспа. Письмо было короткое и сдержанное, да и о самом докторе Криспе Джейкоб Ван Дам слышал впервые. Согласно направлению, Харрисон Хантер страдал тревожными состояниями, нередко сопровождавшимися приступами паники и, как полагал доктор Крисп, бредовым расстройством.
Вам Дам нажал кнопку и попросил секретаршу впустить пациента.
По причинам, сформулировать которые доктор вряд ли бы смог, пациент сразу же, едва переступив порог, заинтриговал его и вызвал интерес, но вместе с тем как будто принес холодок, пробравший старого психиатра до костей.
Поднявшись из-за стола, Ван Дам поздоровался с гостем за руку и предложил один из двух старых с кожаным сиденьем стульев, стоявших перед его столом. Секунду-другую оба молчали, пережидая вой раздавшейся за окном сирены, а когда он стих, в наступившей тишине еще мгновение слышалось только шипение газового пламени в камине.
Харрисон Хантер явно чувствовал себя не в своей тарелке. За пятьдесят, решил, наблюдая за ним, доктор, приятен на вид, одет консервативно – недорогой деловой костюм, неброская рубашка с неумело завязанным галстуком, тонированные очки и копна растрепанных волос – в стиле небезызвестного Бориса Джонсона. Волосы по цвету отличались от бровей, и Ван Дам предположил, что это, возможно, парик.
