Горькие плоды смерти - Джордж Элизабет
– Каро, – напомнил ей Алистер. – Вы только что сказали, что для вас важны ее отпечатки пальцев.
– Ах, вот вы о чем! За ними отправился мой коллега, который сейчас в Лондоне, и ему крупно повезло. Мы искали третий набор отпечатков – и нашли их на кончиках ее пальцев. Что, в свою очередь, означает, что ваша жена вполне могла отправить на тот свет Клэр Эббот. Разумеется, есть и другие версии, но пока нам интересна именно эта. – Хейверс на миг умолкла и оттолкнулась от стола. – Так вы не против, если я все здесь осмотрю? – спросила она и, не дожидаясь ответа, уточнила: – Это печи? И они всегда работают? Черт, я прям этакий мальчик-с-пальчик! Может, я зря не захватила с собой хлебные крошки? Ни фига себе, какие они огромные!
Сотрудница полиции посмотрела на датчик температуры старинных чугунных печей. Она была права: те работали круглосуточно. Так было дешевле, чем каждое утро разогревать их заново. Из пекарни Хейверс прошествовала к складским помещениям, откуда старые деревянные поддоны перекочевывали в разверстую пасть печи. Алистер лично до отказа набил приемник, который доставлял их к горелке. Его гостья задумчиво потрогала их, после чего посмотрела на мешки с мукой. Те застыли ровными рядами в ожидании своей очереди.
– Что вы хотите сказать? – спросил Маккеррон. – Неужели вы считаете, что Каро пыталась причинить Клэр зло?
Сержант пожала плечами:
– Может, она, а может, кто-то другой. Кто-то, кто имеет доступ к личным вещам вашей жены. Например, вы. Или ваша зазноба. Она ведь бывает здесь? В конце концов, она ведь ваша работница!
– Шэрон не имеет никакого отношения к Клэр Эббот! – возмутился Алистер. – П-п-помнится, вы сами как-то раз сказали, что она… она даже мухи не обидит, – заикаясь добавил он.
– Думаю, да, мухи могут спать спокойно, им ничего не грозит, – согласилась сержант Хейверс и, помахав рукой, добавила: – Что же касается остальных… то я бы не поручилась.
Алистер последовал за нею дальше. Сунув нос в огромный холодильник, сержант придирчиво исследовала его содержимое – масло, яйца, молоко, сливки и все остальное.
– Я и не знала, что для выпечки столько всего нужно! – сказала она. – Скажите, а у вас есть специальный работник, который все это пробует? Вам же не нужны испорченные продукты! А то съест какой-нибудь клиент что-нибудь этакое на завтрак – и ваш бизнес, можно сказать, накрылся медным тазом. Кстати, а где тут у вас соль? Да и другие добавки, сода или как ее там?
– Я ведь уже сказал. Все ингредиенты используются в течение дня.
– И что, вы каждое утро бегаете за ними на рынок? Черт, это же такая трата времени!
– Их доставляют в ящиках, которые затем стоят на складе, как и все остальное. Скажите лучше, что вы ищете? Я не настолько туп, чтобы этого не понять.
– Что, заметно? В таком случае, могу вам сказать: мы готовим почву для официального обыска, мистер Маккеррон.
– Это еще зачем? Что вы там думаете? Каро что-то натворила? Или я? Или кто-то еще? – возмутился Алистер.
Казалось, все его внутренности пылают огнем. Что это было? Гнев? Страх? Нервы?
– Ищите, где хотите, – бросил он, – если вам кажется, что здесь кто-то сделал что-то дурное с кем-то еще. Вот только что потом? Спрятал улики? Это какие же? Окровавленный нож?
– Нож – это у Шекспира, – ответила Хейверс. – Только, если не ошибаюсь, его никто не прятал.
– Что?
Сержант ответила не сразу. Обойдя все помещение пекарни, она остановилась перед дверью в рабочий кабинет владельца и спросила, кивком указав на дверь:
– Можно?
Не дожидаясь ответа, Хейверс вошла. Маккеррон шагнул вслед за ней. Сержант между тем обвела взглядом компьютер, принтер, стопки бумаг, папки, старые газеты, несколько журналов и ворох скомканной рабочей одежды.
– Вы знали, – сказала она, положив руку на старенький монитор, как будто проверяя, не слишком ли тот нагрелся, – что ваша жена вела переписку с Клэр Эббот? Что она регулярно отправляла ей длинные послания? Клэр же их не только сохранила, но даже распечатала.
Про электронные письма Алистер слышал впервые, о чем и сказал сержанту. В свою очередь, та сообщила ему, что письма эти отправлялись рано утром – иногда даже в три часа ночи. Не могла Каролина писать их на этом компьютере? Или же у них дома есть другой?
– У нее есть собственный ноутбук, – ответил Маккеррон. – Она таскала его с собой на работу и с работы. Зачем вам это? – резко уточнил он. – При чем здесь вообще эти письма?
– О, это очень даже интересное чтиво! – ответила его собеседница. – Кстати, в ногах правды нет, – она указала на стул.
Алистер пожал плечами, а нахальная сотрудница полиции села и жестом пригласила его последовать ее примеру. Он нехотя опустился на стул, думая о том, что ему следует позвонить адвокату или, по крайней мере, Шэрон. Потому что, если эта Хейверс пожаловала к нему одна, чтобы его допросить, ее напарник вполне может держать путь к его помощнице. Правда, затем он представил, как это будет выглядеть со стороны, если он ей позвонит. Копы сразу подумают, что им есть что скрывать.
– Скажите, Каролина упоминала новый проект Клэр? – спросила Хейверс.
– Она никогда не рассказала мне про свою работу.
– Нет? Никогда? Ничего типа «черт, ну и денек мне сегодня выпал! Дорогой, не помассируешь мне пятки? Ага, вот так»?
Мужчина ничего не ответил, и тогда сержант огорошила его, спросив, что называется, в лоб про роман, который у него якобы был с няней, когда они всей семьей жили в Лондоне.
Несколько секунд Алистер смотрел на нее, разинув рот, после чего переспросил:
– С какой еще няней? Я не знаю никаких нянь!
– С той, с которой вас якобы застукала Каролина. Да и Уилл, по ее словам, тоже видел вас с ней вместе.
– Уилл? Меня с няней? И что? Вы имеете в виду секс или что-то еще?
– Каролина рассказала об этом Клэр. Это есть в ее письмах.
– Где? Когда?
– Как я уже сказала, она делала это рано утром.
– Я не об этом. Где и когда, скажите на милость, я должен был заниматься сексом с какой-то няней, да еще так, чтобы Уилл нас видел?
– Если я правильно помню, это происходило в кухне, – сказала сержант, почесав карандашом ухо. – Или это была кладовая?
Алистер расхохотался. Он был не в силах сдержать этот хохот, хотя и понимал, что в нем наверняка слышатся безумные нотки. Впрочем, это был скорее даже не смех, а лай.
– Какая чушь! Скажите, я похож на того, кто трахает в кладовке няню?
– К сожалению, мистер Маккеррон, – ответила Хейверс, – опыт учит меня, что внешность, увы, обманчива. Когда речь идет о делах ниже пояса, возможно всякое. Откуда мне знать? Вдруг вы с нею и вправду втихаря перепихнулись пару раз? Но Каролина пишет об этом очень даже красноречиво.
– Она лжет!
– Неужели?
– Я вам уже сказал!
– Пожалуй, да. Но как насчет той девушки, с которой она вас якобы застукала? Как я понимаю, это был этакий быстрый перепихончик, достаточно лишь приспустить брюки. Вам, а не ей, разумеется. Она же или стояла в коленно-локтевой, или раскинула ноги, лежа на спине на прилавке в магазине. Точно сказать не могу. В конце концов, ваша супруга, поскольку вы не открыли ей дверь, вынуждена была просунуть руку в окно в попытке его открыть.
– Про окно – это правда, – сказал Алистер, ошарашенный тем, как ловко Каролина передернула все факты.
В тот день она пришла к нему в лавку, однако, войдя, замкнула за собой дверь, потому что у нее был к нему серьезный разговор. За несколько месяцев до этого она наткнулась в газете на рекламу пекарни в Дорсете, которая была выставлена на продажу. Ей очень хотелось, чтобы муж ее приобрел, а он тянул с покупкой. Сперва Алистер попытался ответить ей отказом, но так, чтобы она поняла: он не пекарь, ему не хочется уезжать из Лондона, и ему нравится его маленький бизнес, тем более что тот потихоньку набирает силу. Увы, Каролина отказалась его слушать. Более того, она заявила, что он такой же, как и все мужчины. Для него на первом месте лишь он сам, а как там она, ее сыновья, и особенно Уилл, которому Лондон явно противопоказан, ему наплевать. Главное, что сам он здесь, вместе со своим дурацким бизнесом по продаже никому не нужных вещей, и это при том, что хлеб люди покупают каждый день. «Алистер, ты слушаешь меня? Нет, конечно, зачем тебе это? С какой стати тебе меня слушать? Главное, что я веду твой дом, стираю твою одежду, готовлю тебе еду и раздвигаю для тебя ноги, независимо от того, приятно мне это или нет! Ты же тем временем можешь делать все, что захочешь. Я ни на минуту не поверю, что ты приходишь сюда каждый день и сидишь здесь и ждешь, когда кто-то зайдет в твою дурацкую лавку и купит… этот твой мусор!»