Плач - Сэнсом Кристофер Дж.

— Мы пришли не попрекать вас, — успокоил его я, — а только попытаться узнать, что стало причиной ссоры. Насколько мы понимаем, мастер Коттерстоук пошел в тот день по делам в порт, а вы с другим слугой и детьми сопровождали его. Через какое-то время дети вернулись, сказав, что им было велено ждать его вместе с вами у таможни.

— Да, так и было, как я и сказал коронеру.

— Как выглядели дети, когда вернулись?

— Чуть притихшими. Сказали, что отчим захотел посмотреть товары на вновь прибывшем корабле.

Я снова подумал, что свидетельством этому являются лишь слова детей. Все могло случиться, пока они с отчимом оставались одни. Дети могли столкнуть его в воду. Им уже было четырнадцать и тринадцать лет.

— Мастер Коттерстоук был крупным мужчиной? — спросил я Воуэлла.

— Нет, он был невысокий и худощавый. Один из тех быстро соображающих, энергичных коротышек. Не то что мой первый хозяин. — Старик посмотрел на картину, где отец Эдварда и Изабель в своей нарядной робе и высокой шляпе смотрел на нас с аристократической уверенностью.

— И как все пошло в семье, когда он утонул? — спросил Филип.

— Все изменилось. Наверное, детям рассказали о завещании отчима. Что он оставляет свое имущество жене и всем своим детям, если умрет первым. В любом случае Эдвард и Изабель как будто изменились. Они сблизились, когда в доме появился мастер Коттерстоук, но теперь не стали опять ссориться, а словно бы избегали друг друга. И как свирепо они друг на друга смотрели! И отношение миссис Коттерстоук к ним тоже изменилось, еще до того, как она потеряла ребенка, которого вынашивала. До этого она была с ними сурова, а теперь просто почти не замечала. Она продала дело и отправила Эдварда в клерки в ратушу — это означало, что он не будет жить в доме. Это случилось через несколько месяцев.

— Значит, в конечном итоге он не унаследовал дело.

— Нет. И хотя Изабель было тогда всего пятнадцать, мать очень стремилась выдать ее замуж, все время приглашала потенциальных женихов. Но миссис Изабель, как всегда, было не заставить сделать что-то против ее воли. — Воуэлл печально улыбнулся и покачал седой головой. — В доме была ужасная атмосфера, пока наконец Изабель не согласилась выйти за мастера Слэннинга и переехать к нему. После этого миссис Коттерстоук — не знаю, как сказать… ушла в себя. И нечасто выходила из дому. — Он посмотрел на кресло. — Она много времени проводила здесь, все шила, вышивала. Впрочем, строго следила за домом, слугам не давала спуску. — Патрик глубоко вздохнул и посмотрел на нас: — Странно, не правда ли, при всех печальных событиях в этом доме, что она так и не переехала, даже когда осталась одна, а дом стал велик для нее?

Я посмотрел на картину на стене.

— Возможно, она помнила, что когда-то была здесь счастлива. Я заметил ее кресло, где лежит вышивание, напротив картины.

— Да, она сидела здесь, когда ее хватил удар. Эдвард и Изабель редко приходили, знаете, и никогда вместе. И госпожа не поощряла их. Мне было печально видеть, как они вели себя друг с другом, когда пришли на инспекцию. И это странное завещание… — Слуга покачал головой. — Может быть, мне не стоило рассказывать вам все это. Что хорошего из этого выйдет? Это было так давно. Что случилось, того не исправишь.

Коулсвин стоял, задумавшись и теребя подбородок. Воуэлл издал безнадежный смешок:

— Что дальше, джентльмены? Я останусь хранителем этого пустого дома до смерти? Мне не нравится жить здесь одному, — вздохнул он и торопливо добавил: — Иногда по ночам, когда дерево скрипит…

Я ощутил жалость к старику и взглянул на Филипа:

— Думаю, мы узнали все, что было нужно, брат Коулсвин.

— Да. — Мой коллега посмотрел на Воуэлла. — Вам следовало рассказать все это раньше.

— Он прав, что незачем раскапывать это теперь, — сказал я.

Филип замолчал, задумавшись.

— Что вы будете делать, сэр? — дрожащим голосом спросил Патрик.

Коулсвин покачал головой:

— Не знаю.

Мы с Филипом стояли в конюшне, рядом с лошадьми. Я сказал:

— Может быть, дети столкнули мастера Коттерстоука в воду. Или это сделал кто-то один из них. Слуга Воуэлл определенно думает так.

— И их мать тоже, — согласился мой коллега. — Похоже, теперь ясно, что она написала завещание, чтобы начать новую ссору. Это была месть.

— Но по-прежнему нет никаких доказательств, чтобы опровергнуть вердикт коронера.

— И все же я думаю, что все было именно так.

— И я тоже. Двое детей, скорбя по отцу и считая, что новый муж их матери лишит их наследства…

— Причем совершенно ошибочно, — сурово добавил Филип.

— Они этого не знали. Наверное, они начали с мелких пакостей, а потом стали подзадоривать друг друга на большее и, постоянно говоря об отвержении и предательстве, которое ощущали, может быть, довели друг друга до безумия.

— Кто же столкнул его в воду?

Я покачал головой:

— Не знаю.

— Тот, кто это сделал, — убийца.

— Это все остается домыслами, — твердо сказал я. — Это вероятно, но нельзя сказать определенно. Мастер Коттерстоук мог утонуть в результате несчастного случая. И старик прав. Кому пойдет на пользу, если все это выплывет через сорок лет? А еще помните: у вас долг конфиденциальности перед клиентом. Вы можете его нарушить, только если он намеревается совершить преступление, а это вряд ли.

Коулсвин сжал губы:

— Это вопрос справедливости. Я должен напрямую допросить Эдварда. И если он не устранит моих сомнений, я должен прекратить свою работу на него и доложить обстоятельства нашему викарию. Вы правы насчет отсутствия доказательств, но если это правда, нужно заставить его увидеть состояние своей души. Как человек, совершивший такое, может считать себя избранным? Наш викарий должен узнать эту историю.

— А Изабель? Нет смысла рассказывать историю Дирику. Ему наплевать. Я его знаю.

Филип пристально посмотрел на меня:

— Вы призываете меня не будить спящую собаку?

Подумав, я ответил:

— Да, думаю, так. В данном случае.

Коулсвин решительно покачал головой:

— Нет. Убийца не должен уйти от наказания.

Глава 34

На следующий день я снова пошел просить у казначея Роуленда копию письма к Изабель Слэннинг и узнать, ответила ли она. Я много думал о том, что рассказал нам с Филипом Воуэлл, — казалось вполне возможным, что пятьдесят лет назад Изабель или Эдвард, а может быть, они оба убили своего отчима. Мне запомнились слова Изабель о своем брате: «Вы не знаете, на что он способен». Но чего можно добиться, выступив против них теперь без новых доказательств? Я знал, что Коулсвин встретится со своим клиентом или, возможно, уже встретился, и у меня было тяжелое чувство, что последствия этой трагедии могут всколыхнуться вновь.

Мои трудности не облегчились, когда клерк Роуленда сказал мне, что казначей никого не принимает до вторника. Мне показалось, что в его поведении появилась какая-то уклончивость. Я попросил о встрече во вторник — до этого времени оставалось три дня, но это была, по крайней мере, твердая дата.

Позже в то же утро я работал в конторе, изучая в ежегоднике один прецедент, чтобы, когда в следующем месяце начнется новая судебная сессия, у меня все было готово. В это время раздался стук в дверь, и вошел Джон Скелли. Его глаза за толстыми стеклами очков смотрели укоризненно, как нередко бывало в последний месяц. Я не только часто отсутствовал в конторе, оставляя работу запущенной, но еще и таил от него какой-то секрет, которым поделился с Бараком и Николасом. Клерку было лучше не знать ничего для его же безопасности, он был женатым человеком с тремя детьми, но я понимал, что Скелли чувствовал себя обойденным. Нужно было поговорить с ним, поблагодарить за дополнительную работу, которую он выполнил за меня, и выплатить ему премию.

Я улыбнулся:

— В чем дело, Джон?

— К вам посетитель, сэр. Мастер Оукден, — сообщил клерк. — Печатник, который уже приходил раньше.