Стивен Кинг - Детки в клетке (сборник)
Он опять заорал, еще громче. Я даже поразился, как можно издавать звуки такой силы и не разорвать себе глотку.
– Очень неплохо. – Я заработал лопатой с удвоенной силой. Боль в спине не отпускала, но я все равно улыбался. – Ты сможешь выбраться, Долан, действительно, сможешь. Если как следует постараешься.
– Пять миллионов. – Это была его последняя вразумительная фраза.
– Нет, не согласен, – ответил я, опираясь на лопату и вытирая пот со лба тыльной стороной грязной ладони. Земля обсыпала крышу машины уже почти со всех сторон. Это было похоже на завихрение звездной туманности… или на громадную коричневую руку, схватившую «кадиллак» Долана. – Но если ты сможешь заорать так, чтобы твой крик сравнился по мощности, скажем, с восемью шашками динамита, подключенными к ключу зажигания «шевроле» шестьдесят восьмого года выпуска, я тебя выпущу, можешь не сомневаться.
И он закричал… а я швырнул очередную лопату земли на «кадиллак». Какое-то время он кричал действительно громко, хотя я решил, что его вопли потянут лишь на две шашки динамита, подключенные к зажиганию «шевроле» шестьдесят восьмого года выпуска. Ну, на три максимум. А к тому времени, когда я сказал последнее «прости» фарам и подфарникам «кадиллака» и остановился передохнуть, глядя на окученное вздутие в яме, он производил только сбивчивые серии хрипов и всхлипов.
Я взглянул на часы. Второй час пополудни. Руки опять кровоточили, черенок лопаты стал скользким. Порыв ветра метнул мне в лицо порцию пыли и песка, я машинально отвернулся и прикрыл глаза. Сильный ветер в пустыне имеет такой специфический, неприятный звук – длинный и низкий гул, который тянется и тянется на одной ноте. Похоже на вой какого-то идиота-призрака.
Я наклонился к яме.
– Долан?
Нет ответа.
– Кричи, Долан.
Молчание. Потом – приступ тяжелого кашля.
Великолепно!Я вернулся к фургончику, забрался в кабину и прокатился мили полторы назад по ремонтируемому участку. По дороге я настроился на WKXR, вегасскую радиостанцию – ничего больше приемник в машине ловить не хотел. Сначала Барри Манилов доверительно сообщил мне, что он пишет песни, которые поет весь мир – утверждение, которое я воспринял с некоторым скептицизмом, – потом пошел прогноз погоды. Предсказывали сильный ветер; по всем основным дорогам между Лас-Вегасом и Калифорнией были вывешены предупреждения. Предполагались проблемы с видимостью из-за песка и пыли, сказал диск-жокей, но больше всего следует опасаться порывистого ветра. Это я понял и так – чувствовалось, как швыряло фургончик.
А вот и мой «Кейс-Джордан». Мысленно я уже называл погрузчик «моим». Я влез в кабину и снова замкнул голубой и желтый провода. Погрузчик мягко взревел. На этот раз я не забыл снять его с передачи. Неплохо, приятель, так и слышу голос Тинка. Смышленый ты парень. Быстро учишься.
Да, все правильно. Я очень многому научился за это время.
Где-то минуту я просто сидел: глядел на призрачных змей из песка, расползавшихся по пустыне, вслушивался в гудение двигателя и размышлял, что сейчас будет делать Долан. В конце концов это был его Шанс с большой буквы. Постараться разбить заднее стекло или переползти на переднее сиденье и высадить лобовое. Я насыпал пару футов песка и туда, и туда, но пока еще было возможно вылезти. Если очень захотеть. Все зависело от того, сохранил ли Долан рассудок – этого я не знал и не мог знать, так что, наверное, не стоило и заморачиваться. Мне и без этого было о чем подумать.
Я включил скорость и поехал обратно к траншее. Там я остановил погрузчик, выбрался из кабины. Подбежал к краю ямы и с тревогой глянул вниз, опасаясь увидеть широкую нору спереди или сзади «кадиллакова» кургана – там, где Долан, пробивший стекло, все-таки выбрался наружу.
Однако мое произведение копательного – или, вернее сказать, закопательного – искусства было нетронутым.
– Долан, – позвал я весело и бодро, как мне показалось.
Молчание.
– Долан.
Нет ответа.
Он покончил собой , подумал я с горьким и нехорошим разочарованием. Покончил собой или умер от страха .
– Долан?
Из-под насыпи послышался хохот: громкий, безудержный, неподдельный хохот. Я так и обмер – все мое тело как будто окаменело. Это был хохот безумца. Его разум все-таки не выдержал.
А он все смеялся своим сиплым голосом. Потом он кричал; потом снова смеялся. В итоге он начал кричать и смеяться одновременно.
И я тоже смеялся вместе с ним, или кричал, или что он еще там делал. А ветер кричал и смеялся над нами обоими.
Потом я вернулся к «Кейс-Джордану», опустил ковш и приступил к настоящему погребению.Минуты через четыре уже невозможно было различить даже очертания «кадиллака». На месте ловушки-могилы была просто яма, наполовину засыпанная песком и землей.
Мне казалось, что я еще что-то слышу, но, наверное, только казалось. Даже если бы Долан кричал, я бы вряд ли расслышал его сквозь вой ветра и шум движка. Я встал на колени, потом вытянулся в полный рост, свесив голову в яму.
Глубоко внизу, под всей этой массой песка и земли, Долан продолжал смеяться. Звуки были похожи на надписи в комиксах: Хи-хи-хи, ахха-ха-ха-ха-ха . Может быть, он выкрикивал и какие-то слова. Трудно сказать. Но я все равно улыбнулся и кивнул.
– Кричи, – прошептал я, – кричи, если хочешь. – Но сквозь толщу песка и земли пробивался лишь едва различимый смех – просачивался наружу, как какие-то ядовитые пары.Внезапно меня сковал темный ужас. Я почему-то уверился, что Долан стоит у меня за спиной! Да, он все-таки выбрался и теперь подкрался ко мне со спины! И прежде чем я успею повернуться, он столкнет меня вниз и…
Я развернулся в прыжке, сжимая искалеченные кисти в жалкое подобие кулаков. В лицо ударил заряд песка, подхваченный ветром.
Просто песок.
И ничего больше.
Я вытер лицо своей грязной банданой и вернулся в кабину погрузчика, чтобы закончить работу.
Я закончил еще засветло. Я засыпал всю яму, и у меня даже осталось немного лишнего грунта, хоть ветер за это время и унес немало песка. Потому что часть объема занял «кадиллак». Все прошло очень быстро… на удивление быстро.
Я проехался на погрузчике прямо по тому месту, где был похоронен Долан. Мысли путались, неслись, обгоняя друг друга, и в конце концов превратились в один сплошной бред.
Я остановил погрузчик на его старом месте, снял рубашку и вытер все металлические поверхности, пытаясь таким образом уничтожить отпечатки пальцев. Зачем я так напрягался, до сих пор не могу понять – ведь я оставил свои отпечатки в сотне других мест вокруг. Потом, уже в серо-коричневых сумерках поднявшейся песчаной бури, я вернулся к своему «форду».
Открыв задние двери фургончика, я увидел в кузове скорчившегося Долана и отскочил назад, вопя благим матом и закрывая лицо рукой. Сердце, казалось, вот-вот взорвется.
Но никто не выскочил из фургона. Только дверца билась и стучала на ветру, как последняя ставня в заброшенном доме с привидениями. Наконец я вернулся обратно. Сердце бухало и колотилось в груди. Внутри не было ничего, кроме того, что я сам там оставил: стрелка-указатель с разбитыми лапочками, домкрат, ящик с инструментами.
– Держи себя в руках, – тихо сказал я себе. – Держи себя в руках.
Я ждал, что Элизабет заговорит со мной и скажет что-то типа: Все будет в порядке, дорогой … ну, что-нибудь ободряющее… но я слышал только рев ветра.
Я залез в микроавтобус, завел двигатель и проехал половину пути до ловушки. Дальше я не поехал – просто не смог. Как бы по-дурацки это ни звучало, мне все сильнее и сильнее казалось, что Долан притаился там, в кузове. Я постоянно ловил себя на том, что поглядываю в зеркало заднего вида, пытаясь выцепить его тень среди других.
Ветер усилился. Фургончик буквально раскачивало на рессорах. Пыль, пригнанная из пустыни, проносилась перед фарами, словно дым.
В итоге я свернул на обочину, вылез и закрыл все двери. Я знаю, что спать снаружи в такую погоду решил бы только кретин полоумный, но я не мог спать внутри. Просто не мог, и все. В общем, я забрался под «форд» со своим спальным мешком.
Я заснул уже через пять секунд после того, как застегнул молнию на мешке.
Проснулся я от кошмара, которого не смог вспомнить – помню только, что снились какие-то руки, вцепившиеся мне в горло, – и обнаружил, что погребен заживо. Нос был забит песком, уши тоже. Песок был даже в глотке, так что я задыхался.
Я закричал и рванулся вверх, решив поначалу, что сковавший меня спальный мешок – это земля. Я хорошо приложился макушкой к шасси фургончика, и на меня посыпалась ржавчина и грязь.
Я выкатился из-под фургона на свет грязно-свинцового рассвета. Едва я встал, спальный мешок вырвало у меня из рук ветром и унесло, как какое-то перекати-поле. Издав удивленный вопль, я бросился его догонять и пробежал футов двадцать, прежде чем понял, что мне бы лучше не надо за ним бежать. Видимость не превышала двадцати ярдов. В некоторых местах я вообще не видел дороги. Я оглянулся на свой фургончик – он выглядел вылинявшим, едва различимым, как старая фотография из города-призрака.
