Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)
Следовало рассмотреть серию хорошо продуманных розыгрышей: от настоящего ограбления с последующим обнаружением украденного смехотворно простым путем до создания пугающих звуковых эффектов в Раст-Холле. Эти действия соответствовали дерзкому характеру персонажа по кличке Паук из романов мистера Элиота. Причем все они относились скорее к раннему периоду вымышленного существования героя, когда он занимался преступной деятельностью и был извечным нарушителем спокойствия. Затем следовало рассмотреть еще более любопытные и необъяснимые происшествия с рукописями. По утверждению мистера Элиота, некоторые из них – и особенно текст романа «Полуночное убийство» – подвергались изменениям без его ведома. Причем эти изменения имели заведомо предвзятое и оскорбительное для автора направление. Они предполагали, что Паука неодолимо влекло к себе преступное прошлое и он стремился покинуть тропу добродетели, на которую его заставил ступить писатель. Происходящее с рукописями оставалось загадкой, но не настолько необъяснимой, как последствия инцидента с отключением электричества. В последнем случае мистер Элиот необычным поведением выдал свою подлинную веру в реальность происходящего. Он действительно считал, что некий человек или же его призрак несет ответственность за поступки, свидетельствующие о знании замыслов мистера Элиота, так и не перенесенных на бумагу, и мыслей, никому, кроме их носителя, не известных. Трюк с предохранителем ничего не значил и не мог служить решающим аргументом, но, по свидетельству близких к нему людей, мистер Элиот имел возможность наблюдать и иные проявления чьей-то осведомленности о его еще не высказанных мыслях и не изложенных на бумаге планах. Чтобы раскрыть тайну вторжения на столь запретную территорию, необходимо было прежде всего ступить на нее самому и составить план, позволявший детально ее изучить. Но, к сожалению, если называть вещи своими именами, объектом изучения в таком случае предстояло стать непосредственно сознанию мистера Элиота, доступ в которое был для Эплби закрыт. Он приехал сюда с полным правом, приглашенный обеспокоенной Белиндой Элиот. Но это едва ли позволяло ему навязываться в психоаналитики для мистера Элиота. Оставалось только надеяться, что тот сам ощутит необходимость довериться ему и поделиться сокровенными чувствами (что представлялось маловероятным), или же на дальнейшее развитие событий, которое подскажет разгадку мистерии без психотерапевтических сеансов.
Зато одна тема для размышлений оставалась полностью открытой. Факты и происшествия, связанные между собой или случайные, вполне позволяли искать стоявшие за ними мотивы. Или ему только так казалось?
Прежде всего, происходившее ставило в крайне неловкое положение мистера Элиота и его детей. Эплби сомневался, что в данный момент можно было бы извлечь какую-то пользу, игнорируя столь очевидный факт. Вероятно, в не менее неловкой ситуации оказались сэр Руперт Элиот и сэр Арчибальд Элиот, как и все прочие члены этого достаточно большого семейства. Но мистера Элиота, Тимми и Белинду, основываясь на доступной ему информации, Эплби склонен был считать основными жертвами. Отец в особенности обладал тем утонченным и чувствительным складом творческого ума, который так легко затронуть грубыми и злыми шутками. А ведь существовал еще один важный аспект: отношения писателя и его вымышленного персонажа по кличке Паук уже не первый год складывались далеко непросто. И дети тоже выглядели уязвимыми. Белинда относилась ко всему крайне серьезно и болезненно. А Тимми, едва вышедший из подросткового возраста, вообще мог считать, что дело вовсе не в Пауке. Суть происходящего сводилась к травле Элиотов. То наглой, то изощренной и тонкой… Последнее слово придало его мыслям другое направление, напомнив, что в своих рассуждениях он пока не принимал в расчет тревожные предчувствия Патришии.
Только дойдя до этой точки в своих размышлениях, Эплби осознал, что ведет себя не так, как остальные гости. Большинство из них не проявляли склонности ломать над чем-либо головы, и любой, сидевший среди них в глубокой задумчивости, воспринимался, должно быть, белой вороной. Толстая леди, как выяснилось, писавшая толстенные романы в стиле «Грозового Перевала», взяла на себя миссию руководить увеселениями; если верить Уэджу, только вечная жизнерадостность и позволяла ей выносить нестерпимую скуку и тоску собственных произведений. Тот же Уэдж поведал, что этим утром она трудилась над сценой, в которой главная героиня повесила в амбаре выводок новорожденных щенков. Героине едва исполнилось три годика; повешенных щенков было четыре; но этот эпизод романистка растянула на пять тысяч слов. Добившись столь впечатляющего успеха, тучная леди пребывала сейчас в приподнятом настроении и пыталась заставить остальных гостей тоже от души веселиться. Она организовала игру в шарады, которую тщательно запечатлевал на пленку невесть оттуда взявшийся профессионального вида фотограф. Потом она оглядела комнату взглядом генерала, осматривавшего поле предстоявшей битвы и планировавшего новую диспозицию. Ее взгляд упал на задумчивого Эплби, и она сказала:
– Вот вы нам подойдете.
Эплби тут же изъявил приличествующую случаю готовность развлечь публику.
– Но ему нужен партнер, – донесся чей-то голос. – Таковы правила.
Тут же целый хор гостей, довольных новой идеей, высказался в ее поддержку. Эплби, вынужденный пустить в ход аналитический склад ума в новой для себя сфере, пришел к заключению, что речь идет еще об одной игре, где нужно прятаться в темноте. На дальнейшие догадки времени ему не дали, поскольку толстуха властным жестом уже протянула к нему розовую руку.
– Мы с Джоном, – она с поразительной легкостью со всеми переходила на «ты», – спрячемся вместе.
Эплби, которому по работе случалось оставаться в полной темноте с опасными людьми, подумал о повешенных щенках и содрогнулся. На помощь пришла Белинда.
– Мистер Эплби, – сказала она негромко, но решительно, – впервые в этом доме, а потому спрячется со мной.
И, прежде чем кто-то успел оспорить логичность подобного суждения, увлекла Эплби за собой.
– Мы окажемся в очень выгодном положении, – серьезно сообщила ему Белинда, пока они торопливо шли по коридору. – Я знаю Раст-Холл лучше, чем кто-либо другой, за исключением, быть может, Тимми, а Тимми считает ниже своего достоинства прикладывать в таких играх слишком много усилий. Он прячется так, чтобы его нашли одним из первых, а потом отправляется в библиотеку пить виски, которого на самом деле терпеть не может, и вместе с Рупертом обсуждать, какая у нас сегодня собралась компания невыносимых богемных снобов.
– А вы? – Белинда по-настоящему интересовала Эплби.
– А я? – Она ушла от прямого ответа. – Я просто рада, что вам не придется прятаться с этой толстухой мисс Кейви. Но не думайте, я не отношусь свысока к людям, приезжающим к нам в гости. Хотя в большинстве своем они не очень-то важные персоны. Но тут не сразу и разберешься. Из двадцати невзрачных с виду литераторов один вдруг возьмет и раскроется как незаурядный талант. Вот было бы замечательно, если бы здесь вдруг появился новый Блейк или Лоренс!
«И впрямь чрезвычайно серьезная молодая леди, – подумал Эплби. – Даже, пожалуй, слишком серьезная». И бросил на Белинду осторожный взгляд, подозревая в ее речах иронию или долю лукавства. Но она лишь деловито смотрела в сторону открывшегося перед ними верхнего коридора, и вид у нее был такой, словно она одновременно размышляла о двух вещах: об игре и о теме их короткого разговора. И он удовлетворился заключением, что, по всей вероятности, Белинда существовала в нескольких ипостасях (подобно неоднородной фигуре своего отца), и одна из них являла собой девушку, хорошо разбиравшуюся в литературе. И ему стало отрадно, что среди сонма сомнительных и даже проблематичных дарований, которых собрал под свое крыло мистер Уэдж, она все же не исключала открытия истинной, пусть пока не признанной звезды.
– Вот Тимми, – продолжила Белинда, – в этом смысле человек совершенно нетерпимый и несдержанный.
– В самом деле? – притворно удивился Эплби.
– Он, конечно, еще очень молод, но совершенно зря старается подражать замашкам прямолинейного всезнайки Руперта. Он высмеивает всех подряд. Вроде бы веселится, но в действительности считает такие приемы возмутительным нарушением спокойного течения жизни в Раст-Холле. Из Тимми вырастет образцовый сельский джентльмен. Именно они постоянно недовольны невыносимыми городскими снобами из числа литературной богемы. – Но, вынеся свой вердикт, Белинда поспешила сменить тон. – Однако не подумайте, что я считаю наклонности Тимми совсем уж дурными. На самом деле я очень его люблю.
Вот в чем, несомненно, находили подтверждение слова миссис Моул о чересчур современном складе ума Белинды. Во времена молодости миссис Моул любовь сестры к брату считалась чем-то само собой разумеющимся и обязательным, как семейная молитва перед трапезой.
