Лиза Марклунд - Бесследно исчезнувшая
– Анника, – усмехнулся он, – ты разочаровываешь меня, я ждал твоего звонка еще утром.
– Я уже большая девочка, – ответила она. – Прекрасно справляюсь без тебя. А ты такая большая шишка, что даже страшно к тебе обращаться.
– Не трать понапрасну мое время, – сказал он. – Чего ты хочешь?
– Нора исчезла? – спросила Анника.
– Мы не знаем, где она, но «исчезла» – это слишком сильно сказано.
– Вы ищете ее?
– Специально никаких мероприятий в данном направлении не проводится, то есть ответ «нет».
– Но вы искали ее с целью сообщить о случившемся с ее мужем?
Комиссар вздохнул. Анника задала вопрос так, что ему было не отвертеться.
– Да, мы искали. Нет, нам не удалось ее найти.
– Я слышала, у Ингемара Лерберга руки и ноги вывернуты из суставов, меня правильно проинформировали?
– Честно говоря, мне точно не известно, какие у него повреждения, – ответил комиссар. – Мой человек находится в отделении интенсивной терапии, но я не разговаривал с ней еще.
– Нина Хофман начала работать у тебя? Я видела ее в Солсидане.
Комиссар вздохнул снова.
– Ты такая большая и умная, – съязвил он, – и, конечно, сможешь написать статью без моей помощи.
Комиссар положил трубку. Анника пожевала губу. Хорошо, конечно, если бы ее данные подтвердили, но у нее ведь и так имелся источник с именем и фамилией. Берт Тингстрём не запрещал ссылаться на него, и к тому же его слова остались у нее в диктофоне.
Анника пересмотрела свой телевизионный клип с точки зрения новых данных. Сейчас ей очень пригодились бы картинки со встречи с руководством христианских демократов, но за неимением их она нашла другой выход. Извлекла из архива фотографию Тингстрёма и наложила на нее фонограмму с фразой о травмах, причем постаралась сделать это очень тщательно, чтобы любой мог понять, что сообщение исходит от него, а не от газеты. Получилось немного топорно, но вполне приемлемо. Потом она обновила свой текст для бумажной версии и добавила подробностей и там тоже, проверив, что не забыла упомянуть возраст собаки. И в довершение всего сделала небольшое сообщение о Норе Лерберг, жене политика, которая, похоже, бесследно исчезла. Она процитировала всех вместе: К., прокурора и пресс-атташе полиции Наки. Их слова, где они признались, что искали ее, но так и не смогли связаться с ней, пусть она официально и не находилась в розыске. Это получилось немного туманно, но здесь Анника ничего не могла поделать.
Она вздохнула про себя и посмотрела в сторону практиканта.
– Вальтер Веннергрен, – сказала она. – Ты закончил текст?
Он нажал клавишу на клавиатуре, и имейл с названием «Угрозы в отношении политиков» появился у нее на экране. Тысяча семьсот восемьдесят знаков, включая пробелы. Пресс-атташе министерства юстиции не смог подробно прокомментировать происшедшее с Ингемаром Лербергом, но сообщил, что министр следит за развитием событий и сожалеет, что насилие в отношении народных избранников постоянно растет. Далее следовал отчет с цифрами из свежего правительственного исследования на данную тему и с несколько менее свежими из последнего рапорта Совета по профилактике преступности.
– Замечательно, – кивнула Анника.
Потом она отправила в путь новый телевизионный клип, сюжет для интернет-радио, а также все три статьи, после чего поднялась, надела куртку и упаковала компьютер.
Затем она махнула рукой сидевшему в своем стеклянном закутке Шюману и направилась к выходу.
Томас Самуэльссон таращился на экран компьютера, стоявшего на столе перед ним. «Свет истины». Какое претенциозное название. Впрочем, природа не обделила автора литературным даром, кем бы он ни был. (Почему он решил, что речь идет о мужчине? Просто так, без всякой на то причины. Слишком уж по-мужски тот выражал свои мысли.)
Томас сделал глубокий вдох, с наслаждением наполнил легкие воздухом.
«Хороший щелчок по носу этому зазнайке, главному редактору газеты Анники», – подумал Томас. Он встречался с ним всего несколько раз, еще будучи женатым на ней. Ее шеф явно считал себя слишком важной птицей, чтобы часто общаться с семьями своих подчиненных.
Томас поднялся из-за компьютера и прогулялся на кухню. С трудом волочил словно налитые свинцом ноги, спина, казалось, окостенела. И ужасно болела рука, та, ко торой больше не существовало. Протез был тяжелым и неуклюжим, он еще не решил для себя, на каком типе ему остановиться. Последняя модель могла оказаться далеко не самой лучшей, в этом он уже не сомневался.
Они все лгали ему. Не только Анника, хотя она ведь была, естественно, худшей из всех, но и другие тоже. Его работодатели, не говоря уже о медицинском персонале.
Ах, есть фантастические современные протезы, подожди немного – и сам увидишь! Как ни посмотри, протез работает даже лучше обычной руки, никогда не думал об этом? Ты сможешь открывать консервные банки без открывашки, брать раскаленные предметы с плиты или гриля, использовать искусственную руку как молоток, тебе не придется больше бояться едких кислот, и ты сможешь держать спичку вплоть до того, пока она полностью не сгорит…
Томас открыл дверцу холодильника. Там лежало и куриное, и говяжье филе, но он не был голоден.
Сказав Аннике, что на него навалилась куча дел, он прилично покривил душой – сам ведь находился на больничном на этой неделе, но ему сейчас не нравилась чехарда вокруг него, а его шефы из министерства юстиции так старались быть доброжелательными, прекрасно понимали, какую душевную и физическую травму он получил. Отдыхай и восстанавливайся сколько понадобится, говорили они, все твои прежние функции останутся за тобой, скажи только, когда сочтешь себя готовым приступить к работе…
«Это на словах, а на деле все совсем иначе», – подумал Томас и закрыл холодильник. Он жертвовал своей жизнью и здоровьем, выполняя служебные обязанности, стал калекой на всю жизнь, потерял семью. И минимум мог требовать от своего работодателя сейчас, чтобы за ним сохранили его должность. Как бы все выглядело, попытайся они выгнать его? Ему представился огромный газетный заголовок: «ПРАВИТЕЛЬСТВО УВОЛЬНЯЕТ ПОКАЛЕЧЕННОГО ГЕРОЯ».
Нет, на это они никогда не решатся. Для них пусть он лучше покрывается плесенью в каком-нибудь чулане на деньги налогоплательщиков, где-нибудь в таком месте Розенбада, где никто другой не захочет сидеть, например, на первом этаже с видом на каменные фасады Фредсгатан.
Они всучили ему отмывание денег.
Из всех набивших оскомину, ничего не стоивших зон ответственности дали задание исследовать международную экономическую преступность. Снова.
Он получил его от Крамне, своего лицемера шефа, встретившего его натужной улыбкой в первый день возвращения в министерство, еще до того, как он узнал, что Анника трахалась со статс-секретарем, в то время как он еще верил сказкам лжецов-производителей протезов, в один голос утверждавших, что он скоро сможет управлять своей искусственной конечностью с помощью силы мысли. Техника ведь так далеко шагнула вперед, а Швеция фактически лидировала в данной области…
– Эта работа как раз по тебе, – сказал тогда Крамне, – при твоем-то опыте: экономика, международная торговля и безопасность, черт побери, лучше не придумаешь.
А когда они затем встали и собирались обменяться рукопожатиями, Крамне засомневался и окинул взглядом обе руки Томаса, не хотел ошибиться и прикоснуться к железной, крюку.
Никто больше не возлагал на него никаких надежд. Ничего такого прямо не говорили, но Томас это чувствовал. Они все явно считали, что ум находился в его левой руке, и желание просто пообщаться и поучаствовать в турнирах в петанк тоже. Никто не приглашал его больше. И наверняка не только из-за плохой погоды, и, поскольку никаких соревнований не проводилось пока, даже если бы они были, его все равно не позвали бы, в этом он не сомневался. Они подолгу смотрели ему вслед в коридоре и шептались у него за спиной. Секретарши, которые раньше смотрели на него томными глазами, сегодня опускали взгляд в свои бумаги или устремляли его на экраны компьютеров, когда он проходил мимо.
Томас подумал, не приготовить ли ему себе бутерброд на ужин.
Хотя тогда ему пришлось бы придерживать хлеб крюком, а ему не нравилось его использовать.
Он вернулся в гостиную, остановился посередине комнаты и окинул взглядом мебель: диван, столик для компьютера, ковер. Типичные творения IКЕА. Он терпеть не мог эту квартиру. Съемную, очень тесную, лишь с двумя спальнями и слишком светлую. Она находилась на самом верху в угловом доме на Кунгсхольмене. Анника заполучила ее через свои контакты в полиции в ту пору, когда они жили отдельно, а потом, не предупредив, переоформила контракт на него, а сама съехала. И спихнула ему все никому не нужное домашнее имущество, не только мебель, но и фарфор, и книги, и DVD-фильмы тоже. У него не осталось никаких сбережений. И Анника отдала все свои деньги негодяю, державшему его в заложниках в Сомали, поэтому он сейчас сидел здесь, в птичьей клетке под самым небом, кляня злую судьбу.
