Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
— Картина мне уже не принадлежит.
— Но, может быть, ее владелец согласился бы ее уступить?…
— Сомневаюсь, а точнее говоря — уверен в обратном… У моего воспитанника Жоржа не было до сих пор портретов ни матери, ни дядюшки, кюре Ложье. Я подарил ему эту картину и полагаю, что он ни за какие деньги не захочет с ней расстаться.
— Вы можете смело поручиться за это, друг мой! — воскликнул Жорж. — Мне очень жаль, что я не смогу воспользоваться случаем, дабы сделать приятное господину Арману, но чувства, вынуждающие меня так поступить, священны. И я полагаю, что господин Арман способен их понять лучше, чем кто-либо другой.
— Да, я понимаю и ценю ваши чувства. Так что не будем больше об этом. А теперь, господа, не кажется ли вам, что было бы совсем неплохо прогуляться перед ужином по Булонскому лесу?
Трое друзей поддержали предложение миллионера. Этьен Кастель, принимавший гостей в блузе художника, попросил:
— Позвольте мне только переодеться во что-нибудь более приличное, и я к вашим услугам.
Переодеваясь, он размышлял: «Определенно, у меня есть все основания подозревать этого человека. Два или три раза лицо его менялось, а ведь он великолепно умеет владеть собой. Он вовсе не тот, за кого выдает себя, я абсолютно убежден, но мне не хватает доказательств. Как же их отыскать?»
Ужин на улице Мурильо начался в семь. За столом царило веселье, хотя и несколько наигранное. После ужина все отправились в маленькую гостиную, куда были поданы кофе, ликер и сигары. Около десяти вечера Поль Арман приказал принести письменные принадлежности, предложил Жоржу Дарье занять место за небольшим столиком, сел возле него и сказал:
— Дорогой мой адвокат, надеюсь, вы будете так любезны, что составите нам проект контракта; завтра я отнесу его нотариусу, а через пару недель мы уже сможем его подписать.
— Сначала, — заметил Этьен Кастель, который не торопясь курил сигару, стоя за спиной своего бывшего воспитанника, — необходимо перечислить все имена: отца невесты, самой невесты и жениха.
Миллионер продиктовал:
— Поль Арман, сын Сезара Армана и Дезире-Клер Соливо, его супруги, ныне покойных; родился в Дижоне, Кот д'Ор, 21 апреля 1832 года; вдов; покойная супруга — Ноэми Мортимер, родилась в Соединенных Штатах Америки, в Нью-Йорке; инженер-механик, владелец завода, проживает в Париже на улице Мурильо.
Этьен Кастель внимательно слушал, стараясь удержать в памяти все подробности.
— Мэри-Ноэми Арман, дочь Поля Армана и Ноэми Мортимера, его покойной супруги. Родилась в Нью-Йорке 30 июля 1864 года.
— Прекрасно! — сказал Жорж. — Теперь жених! Люсьен, которому казалось, будто все это он видит во сне, продиктовал в свою очередь:
— Жюль-Люсьен Лабру, родился в Альфорвилле (Сена) 9 октября 1855 года, сын Жюля-Адриена Лабру и Мари Бертье, его супруги, ныне покойных.
— Так, с именами покончили, — произнес адвокат. — Теперь скажите мне, на каких имущественных условиях вы выдаете замуж дочь.
— На условиях общего владения имуществом; ведь только так можно выразить полное доверие будущему мужу. Приданое моей дочери составляет миллион наличными, вклад Люсьена я оцениваю в один миллион, не считая альфорвилльского участка.
— И чем же я заслужил то огромное состояние, что вы предлагаете мне, сударь? — воскликнул Люсьен, вскочив с места.
— Чем? Тем, что обеспечили счастье моей обожаемой Мэри! Разве для меня это не главное? Помимо контракта, мы заключим с вами договор, на основании которого вы в качестве компаньона будете получать половину прибыли от нашего общего дела.
— Вы, сударь, и впрямь щедры по-королевски! — заметил Этьен. — Я очень рад за Люсьена Лабру: вы сполна возвращаете ему то, что отобрал у него негодяй, убивший его отца!
Жак Гаро сильно побледнел и быстро наклонился к продолжавшему писать Жоржу, так что художник не смог заметить внезапной перемены на его лице.
— Ну вот, готово, — сказал адвокат, положив ручку на стол. — Теперь, я полагаю, было бы неплохо оценить альфорвилльский участок.
— Проставьте сумму в двести тысяч франков.
— Но, сударь, — начал было Люсьен, — участок не может стоить…
Миллионер резко перебил его:
— Уже записано! Я оцениваю участок по меньшей мере в двести тысяч франков и уверен, что нисколько не ошибаюсь.
Этьен Кастель слушал, украдкой наблюдая за лицом миллионера; оно казалось ему настолько спокойным, что мысли художника приняли совсем иной оборот.
«Определенно я переборщил со своим подозрением! — подумал он. — Вряд ли этот человек посмел бы действовать так решительно, не будь он настоящим Полем Арманом».
В половине двенадцатого художник и его друзья собрались уходить. Мэри протянула Люсьену руку и тихонько сказала:
— До завтра, не так ли? Встретимся за обедом…
— Да, сударыня, — ответил молодой человек, целуя протянутую ему руку.
Сердце госпожи Арман отчаянно забилось. Кровь резко прилила к щекам. Глаза девушки засверкали. И тут же сухой кашель принялся сотрясать ее хрупкое тело; она горько охнула.
Этьен, Жорж и Люсьен смотрели на нее с глубоким сочувствием. И в самом деле, трудно представить себе зрелище более печальное, чем юное создание, искренне считавшее, что до счастья остался лишь какой-то шаг, и вовсе не видевшее той непреодолимой преграды, что стоит между ним и счастьем: собственной смерти… Оставшись наедине с Мэри, Поль Арман заключил ее в объятия.
— Ну теперь-то ты счастлива, радость моя? — спросил он.
— О! Да, папа, очень счастлива… Совершенно счастлива, — ответила девушка, которую наконец перестал мучить кашель. — Я так рада, и радость моя так велика, что мне даже дурно как-то вдруг стало. Нужно немножко отдохнуть.
— Ступай в постель, дорогая. Сон успокоит тебя.
Как только за дочерью закрылась дверь, выражение его лица резко изменилось, словно с него вдруг упала маска. Он рухнул в кресло.
— И что же ждет меня дальше, какие еще беды нагрянут? — в отчаянии прошептал он. — Зачем вдруг из прошлого явился этот призрак по имени Жанна Фортье? Этьен Кастель хорошо знаком с Жанной, он прекрасно знает ее, раз так похоже изобразил на картине. А если вдруг та женщина, о которой говорил Люсьен, — разносчица хлеба Лиз Перрен, сходство которой с Жанной поразило его, и есть сама Жанна, живущая теперь под другим именем? Живущая где-то совсем рядом и в любую минуту способная превратиться в страшную угрозу всему моему существованию. Неужели же мне так и не суждено изведать покоя? И всегда по ночам меня будет терзать страх?
Когда друзья вышли из особняка на улице Мурильо, Люсьен взял Этьена под руку.
— Ах, сударь! Что же вы наделали? — взволнованно произнес он. — На что вы меня толкаете?… Вы явно стараетесь ускорить этот брак; у вас есть какие-то причины делать так?
— Безусловно: желание обеспечить ваше счастье. Разве этого недостаточно?
— Но ведь вами руководит что-то совсем другое!…
— Не сомневайтесь, мальчик мой: я действую исключительно в ваших интересах; доверьтесь мне и, очень вас прошу, не задавайте больше никаких вопросов. Делайте то, что я скажу, и все будет хорошо… Да! Не забудьте завтра же принести или прислать тот документ, о котором мы с вами говорили…
Этьен и Жорж пожали Люсьену руку, и он пошел домой.
— Право же, дорогой опекун, — сказал адвокат, взяв художника за руку, — признаюсь, что даже я, лицо в этой истории совершенно постороннее, решительно не могу понять, что же происходит.
Художник улыбнулся.
— Вот как! — произнес он. — И чего же ты не понимаешь?
— Я своими ушами слышал, как вы у себя в мастерской говорили госпоже Арман то, что вообще-то следовало бы говорить Люсьену; я своими глазами видел, как вы от имени нашего друга просили у миллионера руки его дочери… Это первая загадка. С другой стороны, я слышал, как Люсьен в отчаянии воскликнул: «Что же вы наделали? На что вы меня толкаете?» И что все это значит? Вы явно преследуете какую-то определенную цель. Неужели даже мне, лучшему другу Люсьена, вы не скажете, что это за цель?
— Я ищу убийцу отца твоего друга, — серьезно, почти торжественно произнес художник.
Жорж остановился.
— Я так ничего и не понял, — сказал он. — Вы ищете убийцу. Значит, у вас есть какие-то доказательства невиновности Жанны Фортье?
— Доказательств пока нет, но я убежден, что она невиновна…
— Но кого же вы тогда подозреваете?
— Ты слишком торопишься, мальчик мой. Я никого не подозреваю. Я просто ищу, и поиски мои вполне могут ничем не увенчаться; но по меньшей мере я сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться результата.
— И вы ведете свои поиски на улице Мурильо, в доме миллионера?
— Да.
— Значит, вы подозреваете Поля Армана?
У Этьена Кастеля явно иссякло терпение.
— Да никого я не подозреваю! Сколько раз тебе это повторять?
— Ладно, — смиренно прошептал Жорж, — я больше не буду досаждать вам своими вопросами. Не стану больше покушаться на ваш секрет, дорогой опекун. Единственное, чего я хочу, так это чтобы вам удалось спасти ни в чем не повинную девушку, которая оплакивает сейчас свои разбитые мечты, попранную любовь и может просто умереть от горя, узнав о женитьбе Люсьена.
