Эмиль Габорио - Рабы Парижа
Чавканье стало гораздо тише.
Гордый своей победой, Гастон бросил торжествующий взгляд на Андре.
Клерк прибежал обратно и, сгибаясь перед маркизом де Ганделю в три погибели, почтительно доложил:
— Господин Вермине принимает очень важного клиента и просит вас извинить его. Как только директор освободится, он сразу же явится сюда.
— Кого же он принимает? — непринужденно поинтересовался молодой человек.
— Маркиза де Круазеноа.
Андре едва сдержался, чтобы не выдать себя восклицанием или жестом.
Спасибо юному Ганделю за то, что попросил его прийти сюда! Сам бы он ни за что не догадался искать своего врага в этой берлоге!…
— Ах, это маркиз Генрих! — воскликнул Гастон. — Прекрасно. Он, как всегда, будет очень рад пожать мне руку!
"Интересно на него посмотреть, — думал в это время скульптор, который никогда еще не видел противника в лицо. — Посижу-ка я тихонько на скамейке, да поработаю глазами и ушами, не нарушая моего инкогнито. Неужели он не назовет каких-нибудь имен, адресов, примет, которые помогли бы мне проникнуть в его тайны? Бог этого не допустит!"
По приглашению угодливого клерка Ганделю-младший удобно развалился в принесенном для него кресле. Он закинул ногу за ногу, сунул руку в вырез жилета и непрерывно вертел головой, упиваясь тем благоговением, с которым смотрели теперь на него служащие господина Вермине.
Вдоволь насладившись произведенным эффектом, Гастон потянул своего спутника за рукав сюртука и спросил:
— Вы, конечно, знакомы с маркизом?
Андре издал глухое рычание, которое было принято юношей за отрицательный ответ.
— Неужели? Помилуйте, да на каком же свете вы живете? Его знают все! Генрих де Круазеноа — один из моих лучших друзей… Он, кстати, должен мне пятьдесят луидоров, мой карточный выигрыш.
Скульптор не слушал болтовню Гастона.
Ему уже было достаточно ясно, что представляет собой Вермине.
Связь Генриха с этой темной личностью косвенно подтверждала подозрение, что маркиз шантажирует де Мюсиданов.
Теперь оставалось только наблюдать и делать выводы.
Андре нашел конец нити, которая должна привести его через лабиринт подлостей к тайне, отнимающей у него Сабину.
Вдруг до его сознания дошла фраза, произнесенная Ганделю несколько минут тому назад.
— Так вы говорите, — спросил сыщик поневоле, — что Генрих де Круазеноа — ваш друг?
— Еще бы! Спросите хоть у виконта Адольфа! Да вы скоро убедитесь в этом собственными глазами. Я в очень близких отношениях с одной дамой, которая обходится ему весьма дорого, между тем как мне… Впрочем, что я говорю? Ведь это же тайна, глубокая тайна, как сказал Леоне…
Гастон умолк на полуслове, потому что дверь кабинета открылась и из нее вышли двое.
Это были господин Вермине и маркиз де Круазеноа.
Генрих был одет в изящный костюм, в точности соответствующий обстановке делового визита и времени дня, чего, не погрешив против истины, нельзя было бы сказать о Гастоне.
Маркиз курил отличную сигару и небрежно похлопывал себя по ноге дорогой тросточкой.
Острым взглядом художника Андре в один миг охватил лицо и фигуру де Круазеноа с такими подробностями, что мог бы написать по памяти его портрет.
Больше всего поражали глаза Генриха, тревожно бегавшие по сторонам, как у преступника, ежеминутно ожидающего ареста.
"Он не похож на честного человека", — подумал скульптор.
Маркиз продолжал тем временем разговор с директором, вернее, подводил его итоги, как это нередко делается при расставании.
— Итак, я могу полностью на вас положиться?
— Будьте спокойны.
— Помните: точность — прежде всего. Малейшее промедление, ничтожная ошибка могут все испортить.
Господин Вермине наклонился к уху де Круазеноа и что-то тихо сказал.
Оба засмеялись.
Андре, как ни старался, не расслышал шепота Вермине.
По крайней мере, ясно, что у них есть общие секреты.
Гастон непрерывно покашливал, стараясь привлечь к себе внимание, но это ни к чему не приводило.
В конце концов он не выдержал, вскочил с кресла и, согнув спину, подобострастно протягивая руку, приблизился к Генриху.
— Господин маркиз, я, признаться, совершенно не ожидал, что встречу вас здесь. Почему вас так давно нигде не видно? Как поживает Сара? Играют ли у нее по-прежнему в карты?
Похоже было, что де Круазеноа не особенно рад был видеть маркиза де Ганделю.
Генрих даже слегка нахмурился.
Однако он, не снимая перчатки, все же пожал кончиками пальцев руку Гастона и не слишком любезно произнес:
— Очень рад вас видеть.
После этого Генрих повернулся к сыну подрядчика спиной и продолжал разговор с господином Вермине:
— Теперь дорога каждая минута. Сегодня же сходите к Мартен-Ригалу и Маскаро.
Мартен-Ригал и Маскаро, — повторил про себя Андре, чтобы лучше запомнить. — Это, по-видимому, их сообщники. Да тут целая шайка!"
— Я буду у Маскаро в четыре часа. Папаша Тантен заходил сегодня утром. Он уже встречался с Ван-Клопеном и говорил ему о той даме. — ответил Вермине.
"Папаша Тантен, Ван-Клопен. Да сколько же их? И кто эта неизвестная дама?"
Маркиз пожал плечами и захохотал.
— Черт побери! — воскликнул он. — А я и забыл о ней! Сейчас праздники… Ей, конечно, нужны платья, кружева, ленты… Скажите об этом Ван-Клопену, но не будьте слишком щедры. Сара для меня теперь значит ровно столько…
И он выразительно щелкнул пальцами.
"Даму зовут Сара и она, очевидно, любовница этого негодяя. Щелчок пальцами означает, что он уверен в своей женитьбе на бедной моей Сабине. С Сарой знаком Гастон и притом ближе, чем этого хотелось бы его Розе. Ван-Клопену сорванец Ганделю заказывал для Розы платья: он — модельер. Имеет ли он отношение к этой компании или просто шьет платья их дамам?"
— Прекрасно вас понимаю, — отозвался господин Вермине, — но будьте осторожны. Не торопитесь…
"Он не уверен, удастся ли настолько запугать графов де Мюсидан, чтобы они отдали Сабину. Это уже несколько обнадеживает", — думал Андре.
— Нам нечего опасаться, — усмехнулся де Круазеноа.
Он пожал руку директору Общества взаимного дисконта и ушел, слегка кивнув головой Гастону и не обратив ни малейшего внимания на Андре.
— Какой шик! — шепнул Ганделю скульптору. — За три километра видно, что настоящий маркиз! И мой друг, как вы только что могли убедиться.
Его прервал Вермине.
— Я к вашим услугам, господа, — крикнул он. — Заходите в мой кабинет. Прошу извинить, я очень спешу.
Когда Гастон и Андре вошли, он уже сидел за письменным столом.
Скульптор окинул взглядом финансиста. Этот человек не имел возраста, словно серебряная монета. Он был полный, свежий, белокурый, с ледяным взглядом ничего не выражающих глаз.
— Садитесь, господа. Не будем терять драгоценное время, — торопливо сказал директор.
Ганделю-сын, казалось, спешил еще больше.
— Благодарю, нам некогда. Только одно слово, как говорит Жоффруа. На прошлой неделе я взял у вас деньги…
— Да. Не хотите ли еще?
— Нет. Напротив, я хотел бы вернуть те, что уже взял.
Легкая тень пробежала по лицу господина Вермине.
— Выкуп векселей назначен через две недели, — холодно произнес он.
— Ну и что? У меня есть деньги и я хочу оплатить их раньше.
— Невозможно.
— Почему?
— Они переданы.
Гастон был потрясен.
— Переданы?
— Да.
— Вы передали в чужие руки мою подпись?
— Это мое право.
— Но вы же обещали мне этого не делать!
— Обещал.
— Только с таким условием я подписал, бумаги. Разве не так?
— Так.
— Значит, вы нарушили свое слово?
— Точнее, был вынужден это сделать.
— Но это же бесчестно!
— Ну и что? — в свою очередь спросил господин Вермине. — Выгода — прежде всего.
Гастон побледнел от злости.
Андре не удивился: он и ожидал чего-то в этом роде.
Видя, что молодой Ганделю совершенно растерялся, скульптор решил вмешаться в разговор.
— Извините, месье, — сказал он, — мне кажется, что вы упустили из виду одно чрезвычайно важное обстоятельство. Вы обязаны вернуть бумаги, потому что…
Финансист поклонился ему и перебил:
— С кем имею честь говорить?
Андре решил скрыть свое имя.
— Я — друг господина Ганделю, — коротко представился он.
— Превосходно. Я вас слушаю.
— Вы одолжили моему другу десять тысяч франков.
— Нет.
— Нет? Как вас прикажете понимать?
— Только пять тысяч.
Удивленный скульптор обернулся к Гастону. Тот из бледного стал красным.
— Что это значит?
— Я нарочно сказал на пять тысяч больше, чтобы сделать подарок Зоре.
— Хорошо. Пусть будет пять тысяч. Значит вы, господин Вермине, дали Гастону Ганделю пять тысяч франков под векселя?
