Джеймс Чейз - С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник
После похорон старуха вернется в Сан-Франциско, и я избавлюсь от нее.
Роскошное бунгало… Соня…
В конце концов это не мое дело. Мне платят не за это. Я поправил маску и решил — не буду совать нос в чужие дела.
Деньги — это власть. Набившее оскомину клише. Но этой ночью я видел это клише в действии.
В маске и в темном костюме я вышел на террасу. Сад, газон, ворота — все было залито ярким светом.
Человек десять здоровенных охранников стояли у ворот. Потом ворота открылись, и въехал сверкающий «кадиллак», по всей вероятности, доктора Вейсмана.
Перегнувшись через перила, я взглянул вниз. Там, на ступеньках лестницы, все еще в голубом халатике, лежало тело Лоретты Меррилл Фергюсон. Рядом с каменным лицом стоял Маццо.
Как он ее убил? Ударом карате? Она, вероятно, увидела, как он подбирался к ней, и вскрикнула. А потом он ребром ладони ударил ее по шее, и уже мертвое тело упало с лестницы.
Какой-то седой солидный толстяк беседовал с миссис Гарриэт. Очевидно, доктор Вейсман. Потом он подошел к Лоретте, осторожно попробовал повернуть ей голову, поднял пальцем веко и встал.
— Ничем не могу помочь, миссис Гарриэт. Бедняжка мертва. Я позвоню шефу полиции Террелу. Не трогайте здесь ничего.
— Один момент, дорогой доктор, — заворковала миссис Гарриэт. — Я хотела бы сначала переговорить. — Она взяла его под руку и увела в гостиную.
Облокотившись на перила, я ждал. Маццо нервно бродил внизу, и я видел, что ему не по себе.
Дверь гостиной открылась, и появились миссис Гарриэт с доктором Вейсманом.
— Мой сын в шоке, доктор, и мне не хотелось бы, чтобы его беспокоили.
— Конечно, конечно. Может, мне дать ему успокоительное?
— Не надо. Просто пусть побудет один.
— Понимаю. А теперь идите и ложитесь, миссис Фергюсон, я все сделаю и, если нужно будет, позову вас.
— Да, если нужно будет, доктор, я к вашим услугам.
Полиция прибыла через десять минут, сопровождаемая машиной «скорой помощи». Двое в гражданском и сержант в форме поднялись по ступенькам.
Я вернулся в гостиную, приоткрыл дверь, чтобы слышать, и вдруг увидел в темноте коридора миссис Гарриэт, которая, не замечая меня, напряженно вслушивалась в голоса.
Все кончилось в двадцать минут. Интересно, сколько старуха заплатит доктору? По нему было видно, что продается он за большие деньги.
Старуха медленно пошла к лестнице и спустилась вниз. А я занял ее место.
— Простите, мадам, что задаю вопросы в такой тяжелый момент, — говорил один из детективов.
— Ничего, ничего, — старуха вытерла платочком глаза, — я готова, а вот сына не надо трогать, он все равно ничего не знает. Ему так плохо сейчас. Он в шоке.
— Мы понимаем, мадам. — Детектив двинулся в большую гостиную, а миссис Гарриэт и доктор Вейсман последовали за ним.
Тем временем тело Лоретты положили на носилки и унесли. Другой детектив о чем-то спрашивал Маццо, а тот пожимал квадратными плечами.
Я вернулся в свою гостиную и упал в кресло.
За окном зарычали моторы, хлопнули дверцы, и полиция со «скорой помощью» уехали.
Дверь открылась, и вошла миссис Гарриэт.
— Вот и все, Джерри. Вы не понадобились. Примите снотворное и ложитесь спать. Вы должны понимать, что для несчастной Лоретты это конец всем страданиям. Вам придется присутствовать только на кремации, но там вас никто не побеспокоит. Спокойной ночи.
Следующие шесть дней тянулись как шесть лет.
Маццо привозил мне еду, но мы не разговаривали. Часами я читал на балконе, а вечером смотрел телевизор. Спал, только если принимал снотворное. И пытался утешиться мыслью, что получаю сто тысяч в год. Но в ушах стоял отвратительный стук упавшего тела, отчаянные глаза Лоретты и ее слова: «Джерри, не верь никому, верь только мне!». Часто вспоминал о человеке, запертом в левом крыле.
На шестое утро, во время завтрака, Маццо наконец заговорил:
— Все в порядке. Расследования не будет. Ее сожгут сегодня в одиннадцать утра.
Как мне хотелось врезать ему по обезьяньей роже и крикнуть: «Ты убил ее, гад!»
Я встал и ушел в ванную.
— Что-нибудь не так? — спросил Маццо.
— Все так. Мне больше ничего не надо. Уходи.
— Говорю тебе, не дрейфь. Одевай маску и костюм.
Мы с миссис Гарриэт и ее пуделем были единственными родственниками. Но когда мы подъехали к воротам крематория, журналисты и телевидение были уже там. Охрана не пустила их за ворота, и слава Богу.
Пожилой священник с профессионально скорбным лицом пробормотал слова соболезнования и приступил к отходной молитве.
Когда гроб въезжал в печь, я опустился на колени. Последний раз я молился, когда был ребенком, и вот впервые за много лет молился, молился за Лоретту.
Прошли еще два дня. И вот, на утро третьего дня, когда я сидел после завтрака на балконе, к дому подъехал «роллс-ройс». Потом появились Джонас с чемоданами, и миссис Гарриэт. Она сказала несколько слов дворецкому, села в машину и укатила.
Я с облегчением вздохнул, но тут вошел Маццо.
— Сегодня поедешь в офис. Одевайся.
Он привез меня на «ягуаре» в контору. Охрана, как всегда, быстро отрезала журналистов, и мы поднялись в кабинет Фергюсона, где ждал Дюрант.
— Заходите, Стивенс, — кивнул он. — Садитесь. Я хотел поблагодарить вас за отличную работу на похоронах и понимаю, как это было нелегко. Мистер Ферпосон уже вернулся, и вы свободны на две недели. Вы отлично поработали, и мы довольны.
— Благодарю вас, сэр.
Дюрант открыл ящик стола и достал оттуда банковский чек.
— Вот ваша зарплата за первый месяц плюс небольшие премиальные.
Я взглянул на сумму: десять тысяч долларов.
— Благодарю, сэр, — и положил чек в карман.
— Вы свободны. Снимайте маску. Ваша одежда во второй комнате по коридору. — Легкая улыбка тронула уголки его губ. — Поезжайте к себе в коттедж. Из города не выезжать и, разумеется, никаких разговоров с прессой не вести.
— Как скажете, сэр.
— Тогда все, Стивенс. Можете идти.
У двери я обернулся:
— Мистер Дюрант, прошу вас передать мои глубочайшие соболезнования мистеру Фергюсону.
— Хорошо. Идите, Стивенс.
Следующие три часа я посвятил покупке нового гардероба. На Парадиз-бульваре был шикарный магазин мужской одежды, и я, что называется, отвел душу. Затем, убедившись, что ничего не забыл, погрузил свои коробки в «мерседес» и поехал к себе.
Охранник у ворот узнал меня и пропустил, не задавая вопросов. Подъезжая к бунгало, мне пришло в голову, что я променял одну тюрьму на другую. Но, с другой стороны, я наконец убрался из этого зловещего имения Фергюсона, и у меня были деньги.
Распаковав свои покупки, я позвонил в офис Фергюсона и попросил к телефону мисс Малькольм.
— Это Джерри Стивенс. Хочешь, поужинаем вместе?
Она рассмеялась моей напористости:
— Хорошо, согласна.
— Только я не знаю города. Ты знаешь какой-нибудь приятный ресторанчик у моря? У меня куча денег, так что мы можем роскошно провести время.
Она на секунду задумалась:
— Пожалуй, есть такой. «Альбатрос». Я слышала, там прекрасно кормят, но и цены у них кусаются.
— Вот и отлично. Я заеду за тобой. Где ты живешь?
— Не надо. Встретимся в ресторане. У меня есть машина. Тем более что мой дом будет трудно найти.
— Красивую девочку я найду, где угодно. Какой адрес?
— Я буду в ресторане в половине девятого, — отрезала она и повесила трубку.
Не хочет говорить, где живет. Что ж, мало ли какие у нее причины.
Самое главное, что она согласилась поужинать со мной. Однако любопытство побороло, и я попытался найти ее адрес по телефонной книге. Но его не было в справочнике. Впрочем, она ведь новый секретарь, и адрес с телефоном просто не успели впечатать.
После обеда я пошел на пляж. Купался, загорал и снова купался. Потом прикорнул под пальмой, и мысли мои снова вернулись к Лоретте, к похоронам, к предсмертному крику, полному ужаса. Мне стало жутко и одиноко. Я резко встал и огляделся. Пустынный пляж и тишина. Всю жизнь я общался с другими людьми, и одному мне было не по себе, особенно когда одолевали черные мысли. Я медленно вернулся в бунгало, но мертвая тишина давила на меня еще больше, чем на пляже. Предчувствие чего-то страшного не давало мне расслабиться и наслаждаться этим шикарным домом.
Вот если бы здесь была Соня! Тогда все было бы по-другому. И тут до меня дошло, что я просто влюбился в нее с первого взгляда, с того самого момента, когда увидел ее. И если бы она была здесь, я был бы счастлив.
А она? Как она ко мне относится? Только дружески? Ведь я теперь не безработный актер, а личный ассистент одного из самых могущественных людей в мире. И оклад у меня просто огромный.
И потом, если я в нее влюблен, почему она не может меня полюбить? Эх, если бы так! Неожиданно загоревшись желанием поскорее уйти из дому, я принял душ, побрился, надел светло-серый костюм, такую же рубашку и темно-красный галстук. Оглядев себя в зеркале, я остался доволен. Очень элегантно и изящно. Затем я решил, что сначала поеду в «Альбатрос» и закажу стол поудобнее, а потом проедусь и посмотрю город.
