Василий Казаринов - Тень жары
Он встретил меня в своем кабинете, размеры которого меня шокировали: габариты этой клетушки позволяли разместить здесь только рабочий стол и один стул. Посетителю сидеть уже не на чем.
– Уплотняемся… — пояснил Митя, наблюдая, как я забираюсь на подоконник; стены толстые, можно откинуться, прислониться спиной и в целом разместиться неплохо.
Я попросила дать мне "Книги жалоб и предложений". О, вот это книги! Это книги — в самом прямом и точном смысле слова: пухлые тетради с предложениями товарищей покупателей хранятся здесь с тридцатых годов; есть что-то мистическое в этих пожелтевших листах, расписанных выцветшим фиолетом старых чернил… Мне кажется, я отчетливо вижу всех этих людей, слышу скрипы их перьев и догадываюсь, отчего так устойчивы и основательны их почерки.
Я рассказала про Крица, про рассыпающийся потолок. Мы долго молчали.
– Все верно, — сказал наконец Митя, перебирая рассыпанные на столе скрепки и выстраивая из них геометрические фигуры. — Только я не думаю, что это есть рассыпание среды обитания… Это сжимание. Среда подвержена эффекту шагреневой кожи.
Шагреневая среда? А что, пожалуй! Панин в чем-то прав; мы жили в ином мире, в том же Доме на набережной, в Котловане — много где жили, и это было гигантское пространство, в котором миллионы людей находили кров и пищу; не в своих пыльных, сонных конторах, а именно — там. Как, вы не читали последнюю книжку "Нового мира"? В Таганке на "Гамлете" не были? Ну, извините, милый друг, вы из другого детского садика! Среда в самом деле питала и выстраивала — образ мышления и поведения, стиль жизни и манеры, и делала она это по законам классических жанров. В один прекрасный день подавляющее большинство людей просто вышло на улицу и поняло, что лучше жить на Огненной Земле, чем на земле придуманной — оказывается, существует другая жизнь, и чтобы в ней нормально существовать, вовсе не обязательно читать книги.
– Я понимаю, Митя, понимаю. Но там, на улице — типичнейший, хрестоматийный китч. Боюсь, я долго в нем не протяну.
– Протянешь… Освоишься. Мутационные резервы человеческого организма неисчерпаемы. Чтобы там, — он бросил скрепку в стекло, за которым стоял молодой человек с короткой стрижкой и делал мне какие-то знаки, напоминающие игру дедушки и внучка в "козу" — там выжить, надо просто мутировать… О чем ты сейчас подумала?
Мне стало стыдно. Я думала о том, что, не будь Мити за столом, я стащила бы с себя джинсы и показала молодому человеку свое "лицо женщины" — в порядке намека на то, что его общество мне неприятно.
– Вот видишь, — улыбнулся Митя. — Сможешь, сможешь. Подумаешь — китч. В нем вполне можно освоиться. Живет же все цивилизованное человечество.
Молодой человек убрался.
– Не знаю, не знаю… У меня такое ощущение, будто меня медленно, но верно сживают со света. Вытесняют отсюда, понимаешь? Помнишь, мы во дворе в ножички играли?
Да, чертили на земле круг, бросали ножичек; я всегда проигрывала; соперники отрезали у меня территорию кусок за куском, кусок за куском — и в конце концов я оказывалась на крохотном пятачке, где едва можно было устоять на одной ножке, да и то, поднявшись на цыпочки… Кусок за куском: сквер с лепной вазой, где дети целовались под сиренью, — там теперь отель и какая-то дорого одетая мадам оглушительно портит воздух… Большая улица — там теперь вотчина CAR-GIRLS; под часами даже спокойно постоять нельзя.
Митя горько усмехнулся:
– А ты как думала? Это ведь война.
Я оторвалась от созерцания уличных сцен.
– Кого — с кем? А, Митя?
– Их — с нами. Они действительно потихоньку сживают нас со света; для этого вовсе не обязательно в нас стрелять. Достаточно просто укоренить этот образ жизни, — он собрал скрепки, ссыпал их в вазочку с карандашами. — Они в состоянии платить миллион за пачку пельменей, а я нет, — он указал на дверь. — И аренду за этот магазин я тоже платить не в состоянии.
Это я уже проходила: "Московская недвижимость всегда в цене!" Наверное, когда я приду сюда в следующий раз, то на стеллажах вместо книг найду валютные бутылки, ананасы и аппаратуру.
– Ты куда сейчас? — спросил он, провожая меня до выхода.
Я к бабушке. На кладбище. Настроение такое… Кладбищенское вполне.
4
До бабушкиной могилы я так и не добралась.
Такого количества роскошных автомобилей я в жизни у Ваганьково не видела.
Я уже привыкла к тому, что на Огненной Земле кладбища представляют собой что-то вроде площадки для аттракционов, где толпы зевак, которым совершенно наплевать на их неуместность среди этих могил, на то, что они тут посторонние, шляются у оград, разбрасывают бычки и конфетные фантики…
Однако публика, наводнившая Ваганьково, впечатления зевак с рыночной площади не производила.
Кое-как я протолкалась в плотной массе строго и очень добротно одетых людей, приподнялась на цыпочки, увидела человека в гробу.
Красивое и очень качественное лицо, интеллигентная седина.
Больше я ничего не помню.
Сколько длился антракт, сказать трудно. Занавес, наконец, отползает в сторону, и я слышу острый запах нашатыря.
Потом вижу: низкий потолок, матовые стекла, женское лицо — каштановые волосы выбиваются из-под докторской шапочки.
– Ну вот и хорошо, милая моя, вот и славно, — говорит доктор. — Ничего страшного, это просто легкий обморок. Полежите спокойно. Такое часто бывает на похоронах.
– Я его знаю.
– Естественно, знаете, раз пришли хоронить, — доктор ласково поглаживает меня по голове… — Что вы? Что вы там шепчете. Я не слышу…
Зато я слышу:
ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ПОЧУВСТВОВАТЬ
ВКУС НАСТОЯЩЕГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ
И ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В ОХОТЕ НА ЛЮДЕЙ –
ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ ПОИГРАТЬ В ПЭЙНБОЛ!
– Это у вас от нервного перенапряжения.
Нет, доктор, ошибаетесь, если бы вы только знали, как ошибаетесь; я догадалась, наконец, что же напрягло меня в работе над последней главой моей бессмертной "Саги о "новых русских"".
Это была пространная информация об убийстве очередного генерального директора очередного солидного акционерного общества. Не сенсация, конечно, — такое у нас на Огненной Земле случается каждый день. Тем не менее на событие откликнулись практически все крупные газеты; звучали прозрачные намеки, что убиенный — фигура очень заметная в официальном и цивилизованном бизнесе, однако кое-что он значил и в теневом — иными словами, был, возможно, не последним мафиози. Одна газетка бульварного толка утверждала, что он педик — не исключено, что убийство совершено на почве ревности, поскольку педики и лесбиянки просто дуреют и теряют над собой контроль, если им изменяет возлюбленный или возлюбленная. Впрочем, все эти подробности меня мало интересуют.
Его убили в лесу, в ходе игры в пэйнбол.
В рощице, где это произошло, было достаточно много людей. Они не могли не слышать звука выстрела.
Тем не менее — никто ничего не слышал. Его хватились только тогда, когда публика, набегавшись по лесам и настрелявшись вдоволь, приступила к ланчу.
Работа была исполнена филигранно: пуля вошла точно в сердце, смерть наступила мгновенно, покойник не мучался.
– Я его знаю, доктор, видела много раз.
Эта характерная, раскачанная, типично утиная походка человека в защитном комбинезоне с ярким пятном на левой стороне груди… Он идет по тропке и сокрушенно разводит руками: мол, убит так убит.
Да, китайский ресторанчик в гольф-клубе, мы сидим на открытой веранде, пьем "Шабли" и наблюдаем за человеком, пересекающим зеленое игровое поле.
Да, театральное фойе, "сладкая парочка", седой мужчина учтиво прогуливает молодого человека педерастической наружности.
Да, этот же молодой человек шествует между столиками в пивном ресторанчике на ВДНХ, а потом я его вижу — в обществе все того же седого господина — покидающим казино.
Да, в ночном порно-клубе за столиком та же самая парочка: педик-стриптизер и седой.
Теперь солидный человек с холеньм, "качественным" лицом лежит в гробу, принимая последние знаки внимания публики, забившей шикарными лимузинами все подходы и подъезды к Ваганьково.
– Ну вот вы и в порядке, — доктор помогает мне подняться с лежанки в карете "скорой помощи", выводит на воздух. — Сами доберетесь? Это у вас от нервного перенапряжения.
Я пожимаю ей руку, бреду к выходу, оборачиваюсь — она смотрит мне вслед.
– Нет, доктор, нервы тут ни при чем. Просто мы играем в прятки.
Я полагала, что мы поставили точку в этой игре; попрятавшиеся найдены и "застуканы" — водящий может отдохнуть.
При одном условии.
Если б не суждено ему было водить сразу в двух игровых полях одновременно.
5
Ну, вот и хорошо, ты дома, иди в комнату, свет не зажигай, встань на колени и скажи:
