Василий Казаринов - Тень жары
Не люблю немые сцены — я сразу сломала ее застывшие формы, сделав два шага вперед.
– Да вы продолжайте… Только я не припомню, чтобы при легких простудах больным назначались внутривенные инъекции.
Пора было что-то предпринимать. Я закурила — ничего другого на ум не пришло.
– Это еще что за курица? — спросил санитар со шприцем у бабы Тони.
– Я — внучатая племянница Антонины Николаевны, — вставила я, опережая разъяснения, которые собиралась дать старуха.
Санитар сосредоточенно поскреб в затылке, опустил шприц, нахмурился и впился в бабу Тоню нехорошим взглядом.
– Старая ты перечница! Ты ж, вроде, одинокая была. Какая к черту племянница?!
Он смерил меня оценивающим взглядом и кинул шприц на тахту; кивком пригласил коллегу разобраться. Тот потянулся, зевнул и двинулся на меня. Я пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в стенку.
Чего можно ожидать от медбратьев с лицами кинг-конгов, я догадывалась.
Он был уже в двух шагах от меня.
Ни с того ни с сего медбрат как-то неловко и нелепо качнулся вперед — должно быть, по инерции — и замер на месте.
– К стене, — услышала я за спиной негромкий голос.
Глава восьмая
1
Знакомые интонации и знакомый тон, не терпящий возражений; пустынная дорога, поле, сосна вдали — и этот голос у меня за спиной: "На землю! Руки за голову! Лежать смирно!"
Зина?
— Руки на стену, шаг назад, ноги на ширину плеч!
Зина… Откуда? Как? Зачем?
Он. Держит в поле зрения санитаров. Боком, по стеночке, потом мимо ошалевшей бабы Тони он медленно движется по комнате, пока не оказывается у кинг-конгов за спиной.
Наконец, я вижу, что заставило медбратьев встать к стенке — пистолет.
Большой черный пистолет; Зина держит его на вытянутых руках, поводя дулом туда-сюда, от одного затылка к другому.
Потом я ловлю себя на мысли, что наблюдаю за происходящим как бы с другого уровня — снизу, от пола…Наверное, сползла по стенке. Так и есть — сижу на полу, поджав колени, обхватив их руками; хочется съежиться, уменьшиться, сунуть голову под подушку, исчезнуть, пропасть и не слышать, как сдавленно матерится медбрат, обещая гарантированно снести Зине бошку, а с остальных присутствующих снять скальп, запихнуть им в задницу лампочку и дать пинка.
Запихнуть лампочку… Дать пинка? Откуда это?
Гуля?
– Ско-о-о-о-ты!
Действительно, похоже на сон. Похоже, что я вышла из своего онемевшего тела, отбежала в сторону и с ужасом наблюдаю, как вторая моя ипостась вскакивает и кидается на одного из кинг-конгов, но Зина успевает левой рукой отбить мою атаку, резко отталкивает в сторону. И я падаю.
Валюсь на тахту рядом с бабой Тоней, которая так и не может прийти в себя и, разинув рот, наблюдает, как Зина ощупывает карманы санитаров, достает из куртки одного из них черный предмет, и, не глядя, бросает мне:
– Лови! Очень удобный и полезный медицинский аппарат. Главное, очень эффективный.
Рукоятка, короткое дуло, барабан.
– Осторожней! — предостерегает Зина. — Он заряжен. Держи пока дулом вверх, — и, коротко замахнувшись, бьет одного из молодых людей рукоятью своего пистолета куда-то пониже уха. Тот валится на пол, как мешок с песком, и затихает.
— Зажги свет в коридоре!
Когда я возвращаюсь, Зина протягивает раскрытую ладонь, и я кладу в нее эту черную штуку с коротким стволом и барабаном.
– Понятно, — он возвращает мне пистолет и указывает на санитара, валяющегося на полу. — Если он оклемается и начнет шевелиться — стреляй. Прямо в голову. Не бойся, это газовый, — закончив инструктирование, он уводит медбрата.
Трудно сказать, сколько проходит времени, — десять минут? час? — пока они секретничают в коридоре. Баба Тоня начинает тихо, жалобно подвывать и теребить дрожащими пальцами подол.
Наконец, они возвращаются. Медбрат поднимает стонущего товарища по профессии, оттаскивает его к двери, оборачивается, кивает — кивок выглядит странно.
Так, слегка вытянув шею, легким наклоном головы официант выражает чувство искреннего расположения к клиенту, одарившему щедрыми чаевыми.
– Ну, что еще?! — резко спрашивает Зина. — Я же сказал — свободен. Гуляй отсюда.
Зина опускается перед бабой Тоней на корточки, берет ее за руку.
– Где у вас договор?
Договор? Баба Тоня — и договор? Эта полуживая старуха — и документ, регламентирующий права и обязанности сторон? Глупость какая, нонсенс.
Тем не менее баба Тоня послушно бредет к серванту, достает пухлую тетрадь, похожую на амбарную книгу, листает, вынимает какую-то плотную бумагу и протягивает ее Зине.
– Примерно так я и думал… — разговаривает он сам с собой, изучая документ, потом смотрит на меня, долго, грустно так смотрит: — Ты хорошо искала в квартире своего учителя?
Искала? А что там надо было искать? Пыль на стеллажах? Отпечатки пальцев? Старые газеты? Желтые от времени фотографии? Нет, милый мой охотник, я ничего не понимаю, ничегошеньки.
– Если хорошо поищешь… — ухватив бумагу за уголок, он покачивает ей перед моим носом, — то такой документ… Или примерно такой. Или какой-то похожий — ты обязательно у него найдешь.
2
Надо же, у вермута нет вкуса; алкоголь пока не в состоянии расшевелить мой мозг и заставить его работать в полную силу.
Зина привез меня к себе в Марьину Рощу, усадил за журнальный столик, достал бутылки, налил — все молча. Подошел к зеркалу, уставился в него и, по обыкновению, пропал, исчез в своих Зазеркальях; я уже привыкла к тому, что время от времени зеркало уводит его у меня.
Минут через десять он вернулся к столику, затушил мою сигарету, упавшую с ободка пепельницы, налил себе немного.
– Зачем ты их отпустил? Они же вернутся?!
– Вряд ли… Я их убедил не возвращаться, — он отпил, поставил стакан. — У нее в самом деле есть родственники или наследники?
Есть… Дочка и внучка. Какое это имеет значение? Я ни черта не могу понять, ни черта.
– В той бумаге оговорено, что она — одинокий престарелый человек. Одинокий, понимаешь? — он встряхнул меня за плечо. — Понимаешь? Это один из основных пунктов соглашения.
– Как ты там оказался? — зачем-то спросила я, пытаясь пальцем стереть с полировки след от моей сигареты.
Значит, вон что получается… Получается, что он с определенного момента за мной "присматривает". С какого момента? После того, как я рассказала про исчезнувшего учителя. Вернее сказать, про то, что его так и не нашли, а я занялась игрой в прятки. А я-то полагала, что мне только мерещится вечное мелькание за спиной "сиреневых сумерек".
– У меня сложилось впечатление, что ты ненароком ввязалась в не совсем безопасные игры.
Ты прав, охотник, прятки — рискованная игра, я давно знаю, еще с тех пор, когда все мы вместе проживали под нашим старым добрым небом…
– А-а, ч-ч-ч-ерт!
Впервые за время нашего знакомства он кричит на меня.
А, ч-ч-ч-ерт, да что же я за человек такой? Совсем не от мира сего? Это же элементарная схема, давным-давно отработанная, известная, скорее всего, всякому первокласснику; ну, неужели так трудно свести концы с концами? Фирма — как правило, ее интересы лежат в области операций с недвижимостью — заключает со стариками, не моложе, скажем, семидесяти лет, договор: мы, милый человек, беремся тебя опекать, поить-кормить, холить и лелеять, выплачивать тебе пожизненную пенсию, и все исключительно из человеколюбия (будь здоров, милый человек, и живи до ста лет!), и всего-то мы хотим получить взамен твою жилплощадь, когда ты, тихо и мирно, в довольстве и достатке, отдашь Господу Богу свою бессмертную душу.
Зина налил себе — чуть больше против прежней дозу — и залпом выпил.
– Ты думаешь, по теперешним временам это составляет большую проблему — помочь человеку стартовать в мир иной?
Нет, не думаю; население Огненной Земли на добрую половину состоит из кинг-конгов; они вышли из лесов, напялили на себя турецкую кожу, американские портки и итальянские ботинки — сидят друг на друге и друг дружкой погоняют; временами друг дружку расстреливают, поджигают или взрывают…
– Вот именно, — продолжал Зина. — Как же не помочь человеку — имея-то на руках бумагу, по которой его квадратные метры автоматически переходят в собственность компании… Ты что, спишь?
– Нет, я слушаю.
Я очень внимательно слушаю; мои прикрытые глаза и расслабленная поза — это как раз признак рабочего состояния — я ж сочиняю комиксы! Я создаю их днем и ночью, на улице и в трамвае, дома и на работе, в электричках и метро, за чтением книги или в угаре пьянки, сидя на фаянсовом унитазе или пиршествуя в дорогом кабаке, лежа в постели с тобой или обжигаясь утренним кофе; мой жанр прост и доступен широчайшим массам населения Огненной Земли, ибо он точно, как патрон в ствол, входит в современное направление туземного искусства; комикс!.. длинная серия статичных сценок, оживающих в прорывах фонтанирующего из меня китчевого материала, — я срисовываю их с натуры без особых усилий и творческих мук, я просто изымаю их из вещества жизни; и там, где они присутствовали, шевелились, представляя жесты и телодвижения персонажей, остаются зияющие пустоты. Из этих кадров и складывается наша комиксная "фильма"; нет, охотник, я слушаю, крайне внимательно слушаю: водящий в прятках зачастую ориентируется в пространстве исключительно по слуху… И значит, в финальном кадре нашей композиции должна прозвучать заветная реплика, должна, должна, извини, брат-охотник, мне что-то не по себе, мутит, крутит, я, пожалуй, побегу в ванную, не держи меня, не надо, а то я не донесу…
