Эллери Куин - Тайна американского пистолета. Дом на полпути
Глава 4
ЛОВУШКАКто со стрелами, кто с ловушками.
— Как, — с негодованием воскликнул инспектор Квин, — опять?
Эллери, не прекращая насвистывать, продолжал прилаживать галстук перед зеркалом над бюро.
— Сдается мне, — проворчал инспектор, — что после той истории, в которую влипли твои друзья в этом захолустном Трентоне, ты превратился в заправского бродвейского гуляку. Куда ты собрался?
— Из дому.
— Один, надо полагать?
— Нет, разумеется. У меня, как говорится, свидание с очаровательнейшей, богатейшей и желаннейшей особой голубых кровей. И к тому же помолвленной. Хотя, должен сказать, — он покосился на свое отражение в зеркале, — мне на это в высшей степени наплевать, как сам понимаешь.
— Ну прямо слово в слово самодовольный хлыщ, которого я когда-то знал, — пробурчал пожилой джентльмен, беря понюшку табака. — Только вот припоминаю, что еще не так давно ты отмахивался от слабого пола.
— Что ж, — протянул Эллери, — все течет, все меняется.
— Это та девица Гимбол, а?
— Именно, именно. Имя Гимбол, кстати, в некоторых кругах предано анафеме. Джессика и Андреа Борден, и никак иначе, попробуй назови их по-другому в этой компании с Парк-авеню.
— Надо же! Так что у тебя на уме, Эл?
Эллери надел смокинг и с любовью провел пальцами по шелковым лацканам.
— А на уме у меня расследование.
— Ха-ха!
— Да нет, правда. Приятно время от времени побывать в хорошем обществе. Дает, пусть временно, иллюзию некоей избранности. Я уравновешиваю это с посещением Ист-Сайда. Дивный контраст.
— И что же это ты расследуешь? — поинтересовался инспектор.
Эллери снова засвистел. В спальню сунул нос Джуна, их мальчик на все руки.
— Опять, — с неодобрением бросил он. Эллери кивнул, а инспектор Квин развел руками. — Это точно, у вас девушка, — мрачным голосом констатировал Джуна. — Здесь что-то вам принесли.
— Что-то?
— Пакет. Только-только. Принес посыльный. Выряженный как генерал. — Мальчик внес и положил на кровать что-то большое и значительное и хмыкнул.
— Ну, ты, мартышка, посмотри, что там.
Джуна быстро снял обертку. Под ней обнаружилась простая коробка — плоский ящичек с приколотой к нему запиской.
— Вы заказывали табак у типа по имени Пьер? — спросил он.
— Пьер? Пьер? Ах да! Это несравненная мисс Захари. Вот, папа, — провозгласил Эллери, улыбаясь и откалывая записку, — что значит заигрывать с сильными мира сего.
В записке говорилось:
«Дорогой мистер Квин!
Умоляю, простите за задержку. Моя смесь составляется из чужеземного табака, а настроения в Европе задержали прибытие судна. Надеюсь, табак Вам понравится и придется по вкусу. Прошу принять коробку с пакетиками картонных спичек от меня лично. На каждом пакетике Ваше имя, я так делаю всем клиентам. Если смесь покажется Вам чересчур крепкой или слабой, мы с радостью изменим в следующий раз соотношение ингредиентов к вящему Вашему удовлетворению.
Засим остаюсь
Вашим покорным слугой».— Добрый старина Пьер! — проговорил Эллери, откладывая карточку. — Джуна, убери коробку в наш семейный ящик для сигар. Ну-с, милейшие, я пошел.
— Давай, давай! — не очень, весело попрощался инспектор, с откровенным беспокойством глядя, как Эллери приладил цилиндр, взял в руку тросточку и, насвистывая, вышел из дому.
* * *— Это не совсем то, — недовольным голосом проговорила Андреа в тот же вечер, — что я уже привыкла ждать от вас, Эллери Квин. И это после тех очаровательных погребков, в которые вы меня водили!
Эллери оглядел спокойный элегантный клуб на башне радиовещания.
— Во всем нужна постепенность, дорогая. С социальным воспитанием нельзя перебарщивать; это дело тонкое. Посадить сразу на хлеб и воду…
— Ой-ой! Пойдемте лучше танцевать.
Танцевали они молча. Андреа вся отдавалась музыке, и танцевать с ней было одно удовольствие. Стройная, гибкая, она парила в объятиях Эллери, легкая как пух, отчего ему иногда казалось, что он танцует один. Но аромат ее волос был рядом, и еще не без чувства вины он вспоминал выражение лица Билла Энджела в тот вечер, когда она стояла, почти прижавшись к нему, около хижины под Трентоном.
— Мне нравится танцевать с вами, — непринужденно сказала Андреа, когда музыка смолкла.
— Благоразумие подсказывает мне вас поблагодарить и тем довольствоваться, — со вздохом проговорил Эллери.
Ему показалось, что она бросила на него вопросительный взгляд. А затем рассмеялась, и они пошли к своему столику.
— Приветствую обоих! — раздался голос Гросвенора Финча. Он улыбался им. Рядом с ним стоял сенатор Фруэ, выпрямившись, насколько позволяла его маленькая фигура, и неодобрительно посматривая на них. Оба были в вечерних костюмах. Финч был несколько смущен.
— А, у нас тут целая компания, — сказал Эллери и отодвинул стул, чтобы Андреа села. — Официант, стулья! Присаживайтесь, джентльмены, присаживайтесь. Надеюсь, вам не пришлось слишком утруждать себя в поисках?
— Дакки, — холодно произнесла Андреа, — что это значит?
Вид у Финча был не совсем бравый; он сел и запустил пальцы в свои седые волосы. Сенатор Фруэ перебирал свою мягкую и красивую бороду и тоже не торопился отвечать; наконец он соизволил сесть, хотя тоже был явно не в своей тарелке. Усевшись, он уставился на Эллери.
Тот прикурил сигарету.
— Да будет, Финч, вы похожи на сельского школьника-переростка, пойманного на месте преступления в яблочном саду. Давайте расслабьтесь.
— Дакки! — повторила свое обращение Андреа и даже топнула ногой. — Я к вам обращаюсь.
— Э-э… — промямлил высокий Финч, потирая подбородок, — понимаешь, Андреа. Твоя мать…
— Так я и думала!
— Но, Андреа, что я мог поделать? А тут еще Саймон, чтоб его, спелся с Джессикой. Попал прямо как кур во щи.
— Что вы, Финч, — весело проговорил Эллери. — Мы с Андреа можем войти в ваше положение. Так что вы, господа хорошие, подозреваете, что у меня бомба в правом кармане и «Дейли уоркер» в левом? Или все проще и вы считаете, что я дурно влияю на подрастающего ребенка?
— Позвольте уж мне разобраться, мистер Квин, — сквозь маленькие белые зубки протянула Андреа. — Итак, Дакки, позвольте назвать вещи своими именами. Мама велела вам шпионить за мной, так надо понимать?
Пухленькие пальчики сенатора Фруэ метнулись к спасительной бороде и забегали по ней.
— Андреа! Это, наконец, оскорбительно! Шпионить!
— Ах, брось ты, Саймон, — в сердцах выпалил Финч, покраснев. — Поделом нам, что тут говорить. Да и не в словах дело. Вот что сказала твоя мать, Андреа…
— И что же изволила сказать моя мать? — насупив брови, полюбопытствовала Андреа тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Финч описал руками некое подобие арки:
— Э-э… ну, сама понимаешь, трущобы и все такое прочее. Квин водит тебя… э-э-э… как она считает… по непотребным, что ли, местам. Неприличным. И ей это не нравится.
— Бедный мистер Рокфеллер. — Эллери, печально покачивая головой, оглядывал помещение. — Он бы весьма обиделся, услышав такие эпитеты, Финч.
— Ах, я не об этом месте. — Финч совсем смешался и покраснел. — Черт побери, говорил же я Джессике. Я ничего против этого места не имею, но вот другие…
— Кстати, Андреа, — ввернул Эллери, — я чуть было не сподобился сводить тебя сегодня в Рэнд-скул. Вот уж развлеклись бы, джентльмены, представляете? Этим пролетариям-интеллектуалам палец в рот не клади.
— Вам кажется это смешно, — проворчал сенатор Фруэ. — Послушайте, Квин, почему бы вам не оставить Андреа в покое?
— Какого черта, — ласковым голосом спросил Эллери. — У вас что, своих дел нет?
Финч покраснел до корней волос.
— Я же говорил, поделом нам, Квин, — криво усмехнувшись, заметил он. — Пойдем, Саймон. Не надо было нам соваться.
Борода юриста волновалась над белой скатертью, подобно водопаду, внезапно остановленному в своем движении.
— Квин, без глупостей. Если Андреа…
— Ну, это уж воистину последняя капля! — воскликнула Андреа.
— Спокойно, Андреа. У нас есть о чем поговорить с этим человеком. Скажите, Квин, что вам надо от Андреа?
Эллери выпустил облачко дыма. В глазах его прыгали бесенята.
— Что всем мужчинам надо? Маленький домик за городом, садик, детишки мал-мала меньше.
— Перестаньте паясничать. Вам меня не провести, Квин. Вы все еще носитесь с этим делом Уилсон?
— Это допрос или риторический вопрос?
— Сами знаете что.
— Что ж, — чуть не пропел Эллери, — вообще-то это не вашего ума дело, но раз уж вы столь любезно задали вопрос — да. А вам что до этого?
