Елена Арсеньева - Твой враг во тьме
Наверху что-то зашумело. Шаги, что ли? Кто-то пробирается по битому камню – вот почему такой скрежет и грохот.
– Есть тут кто живой? Да пошли вы! Ну, пошли, кому сказано! Брысь!
Это собакам. Голос мужской, вроде бы незнакомый. Впрочем, это гулкое эхо искажает звуки. Нет, все-таки не охранник. Неужели сбежались деревенские? Так быстро? Не лучше ли промолчать? Хотя да – Олеся! Надо спасти Олесю!
– Я здесь, – попытался выговорить Самурай и сморщился от сухой боли в глотке. Наглотался пылищи, чудится, гортань наждаком натерта. Прокашлялся. – Я здесь!
– Слышу! – обрадованно крикнули наверху.
Что за черт? Да неужели кто-то способен радоваться, узнав, что чужой человек остался жив? Бред какой-то. Или верные, преданные охранники обрадовались, что Хозяин в целости. Нет, не совсем.
– Ты ранен? – раздался вопрос. – Попытайся сориентироваться и опиши мне, как лежишь, что вокруг тебя. Двигаться можешь?
– А то, – прохрипел Самурай. – Правая рука зажата, а так все в норме.
– Закрой-ка глаза, отвернись в сторону, – поступил приказ. – Включу фонарь, как бы тебе не ослепнуть.
Самурай вскинул брови изумленно, однако поступил как велено. Фонарь был, очевидно, очень мощный, потому что свет его проник даже сквозь накрепко зажмуренные веки. Показалось, что человек сверху освещает его как-то очень долго. И вдруг, словно этот назойливый свет что-то высветил в мозгу, Самурай понял, кто там разглядывает его сверху. Ночной гость! Брат… как бишь его фамилия, того профсоюзного крикуна? Майоров, точно – Генрих Майоров. А это – Дмитрий, так его девчонка называла. Ишь ты, спасся, Дмитрий Майоров! А девчонка его? Судя по бодрому голосу, наверное, тоже. Ну, можно продолжать отдыхать в тишине своей могилки. Сейчас Дмитрий выключит свет и тихо уйдет, оставив заваленного человека готовиться к встрече со смертью. Хотя нет! Он же не знает Самурая, не помнит его! Возможно, и удастся еще побарахтаться на этом свете. А вот смешно будет, если своим спасением он будет обязан именно тому, от кого долгие годы подспудно, сам себе не признаваясь, ждал пули в спину? Хотя нет, тут нужен подъемный кран, чтобы поднять плиты. Ладно, лишь бы Олесю спасти.
Свет стал спокойнее, Самурай открыл глаза – и едва удержался от панического крика, поняв, что рядом кто-то есть. Может быть, Смерть уже пришла за ним? Да это же парень! Уже спустился сюда, с ума сошел, что ли? Что это он делает? Осматривает руку, ага, понятно. Ну, сейчас пожмет плечами и отправится восвояси… А рисковый мальчишка! Весь в братца, тот тоже лез на рожон, вот и словил пулю. И этот доиграется. Ка-ак ухнет на них сейчас нагромождение плит!..
– Слушай, шел бы ты, а? – тихо проговорил Самурай. – Неужели непонятно, что одному тут ничего не сделать? Ладно уж, я уж как-нибудь сам… А ты бы лучше походил вокруг развалин, вдруг услышишь детский голос. Моя дочь…
– Она жива, – спокойно сказал парень, водя вокруг лучом фонаря. – Сейчас с ней Лёля, ну, жена моя.
Самурай закрыл глаза. Облегчение, навалившееся на него, было потяжелее бетонной плиты!
«Господи, – подумал вяло, – господи, забери меня прямо сейчас, дай умереть счастливым!»
Нет, конечно, он просил слишком многого. А может, молитва его показалась господу неискренней – ну тут уж не было вины Самурая, просто на пылкость сил не осталось.
А ведь бог прав, ты погляди-ка! Рано еще помирать!
– Да потише ты, а то как ухнет здесь все! – велел парню, который так и сяк примерялся заглянуть под плиту, навалившуюся на Самурая, ну просто ужом извивался в темной щели.
– Что, неохота-таки помирать? – поддел тот – беззлобно, впрочем. – А как других людей… это ты запросто…
На миг Самурая бросило в жар, но тотчас он понял, что парень имеет в виду свою жену.
Можно было бы рассказать про теорию Петра, про свою кретинскую доверчивость…
– Вот что, парень, – проговорил как мог твердо. – Иди отсюда. Ну ясно же, что со мной кончено. Иди, возьми Олесю, только не бросайте ее, ладно? Ее отец… в смысле я, – человек богатый. Очень богатый!
– А, ну понятно, – усмехнулся Дмитрий. – Сейчас будешь рассказывать, где у тебя клад зарыт? Дело хорошее, колись, только не дергайся, не мешай работать.
Самурай повернул голову и увидел, что парень обосновался тут серьезно. Откуда-то взялась довольно объемистая сумка, из которой он достает что-то вроде зубастого домкрата.
– Ты что, сдурел? – спросил не то испуганно, не то растерянно.
– А почему? – озадачился тот. – Это что, ненормально – пытаться спасти человеку жизнь? Хотя Лёля здорово на меня разозлилась, когда я сюда полез. Может, и надо было тебя тут оставить, но… социальное положение не позволяет! Я, видишь ли, спасатель-профессионал. И вообще: девочке всяко будет лучше с родным папой. Твоя фамилия правда Македонский?
Раздалось негромкое жужжание, и Самурай понял, что заработал неведомый аппарат. Правда, действия его пока никак не ощущалось.
– Да нет, – усмехнулся он. – Фамилия моя… – Черт, чуть не брякнул, забывшись: Семибратов! – Ядров. Александр Ядров.
– А почему тебя доктор Македонским называл?
– Да так, глупости. А что?
Парень не ответил. Его «домкрат» трещал все громче, и в свете фонаря Самурай видел, как напряглась спина Дмитрия. Вот он резко выдохнул и, негромко выругавшись, выпрямился. Оглянулся с растерянным видом, отер пот со лба…
– Что, не ладится? – тихо спросил Самурай, чувствуя, как падает сердце. Глупо было надеяться, и все же он надеялся!
Дмитрий качнул головой.
– Портативный домкрат слабоват для такого груза. Был бы стационарный… Понимаешь, там, наверху, такое нагромождение как раз над тем местом, где ты лежишь… Вообще чудо, как этот подвальчик образовался. По идее, тебя должно было в лепешку размазать, ан нет, – сидим, беседуем.
Тут беседа на время закончилась.
Самурай лежал молча. Наверное, это будет справедливо, если тайну богатств Македонского и своих он доверит этому парню. Хороший, похоже, парень. Все-таки пытался спасти… Конечно, знай он, кто тут валяется перед ним, вряд ли бы стал так стараться. Шваркнул бы по башке – и дело с концом. А то наступил бы каблуком на хрип – и смотрел с наслаждением, как убийца его брата подыхает, будто раздавленная змея. Хотя тут выпрямиться во весь рост невозможно, вряд ли наступишь…
Мысли начали путаться. Этак можно потерять сознание и не успеть сказать самое главное!
– Ладно, – выдавил Самурай. – Хватит время тратить. Послушай, что скажу. Никакой я не Ядров и не Македонский. Фамилия моя Семибратов, Николай Егорович. Все, что у меня есть, принадлежит Олесе. Ее фамилия как раз Ядрова. Ее отец был моим… ну, словом, работали мы вместе, в одной фирме. В Москве, на улице Маршала Бирюзова, 38-а, квартира 40, живет один мужик по фамилии Габуния, нотариус, он знает, не все, конечно, но в каком банке, где завещание и все такое… Скажешь: «Тенгиз, привет от Самурая». Это я – Самурай…
– Погоди, – перебил Дмитрий нерешительно. – Погоди, успеешь. Спасать тебя надо, а ты о какой-то ерунде. Послушай-ка… – Он замялся, потом снова заговорил, доставая что-то из сумки. Вроде бы это была аптечка. – Я говорил, что работаю в аварийно-спасательном отряде, в МЧС? У меня есть товарищ – собственно, учитель мой, Юрка Разумихин, так он рассказывал одну жуткую историю. Он тогда работал в Казахстане, горноспасателем. В одной шахте произошел обвал, спасатели спустились вниз, кого живого вытащили, кого мертвого… Работали несколько суток и добрались до одного мужика, казаха. Он был жив, его всего отрыли, бери да вытаскивай, вот только руку ему глыбой придавило, да так, что ну никак! Думали ребята, думали. Единственное средство его спасти – ампутировать руку. Казах без сознания. А наверху собрался весь его аул, откуда-то из степи на конях шли два дня. Словом, хурал! Как в таких случаях бывает. Известили парни эту родню: так, мол, и так, единственное средство спасти вашего брата-свата – ампутация… а те на дыбы встали, что люди, что кони: не дадим, мол, человека калечить! Да он же погибнет, им говорят! А и пускай погибнет. Небесные тенгри его в рай для батыров отведут – и порют всякую такую мистику. Ну, ребята перемигнулись: мол, тенгри тенгрями, а мужика мы все же спасем, хоть и против вашего согласия. На беду, какой-то аксакал оказался весьма глазастым. Увидел это дело, смекнул, что к чему, пошептал своим, и казахи в один голос говорят: если, мол, самовольно батыру руку отрежете, никто из завала живым не выйдет. Идите, ройте, копайте, что хотите делайте, но знайте: мужик без руки – вы без голов. Спустились парни в завал. Стали думать, что делать. Помирать вообще-то неохота, но как человека погибать бросишь? И решили: спасем его, а там поглядим. Подобрались к нему – а он уже на небесах…
Самурай лежал, глядя на фонарь, и свет его почему-то не обжигал глаза, как если бы они стали уже мертвыми, незрячими.
– Ну и к чему ты мне это рассказываешь? – спросил тихо – и в следующую минуту Дмитрий навалился на него, прикрывая от крошева камней, вдруг хлынувших сверху. Завал стронулся!
