Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание
― А вот сейчас, Стасик, ты играешь с огнем! ― отбросив всякий политес, грозно оскалился бизнесмен Воробьев-Приветов. ― И хорошо это знаешь.
― Знаю, ― сразу согласился я. ― Но ведь тендер ― это так модно теперь. В рамках борьбы с коррупцией...
Так или иначе, своего мне удалось добиться: я разозлил его до самой крайней степени. Он ушел, пылая, как раскаленный мартен, получив от меня лишь обещание дать ответ насчет цены завтра к десяти часам утра..
― Ты что, совсем сдурел? ― испуганно спросил Прокопчик, когда за Поносом закрылась дверь. ― Да он нас может...
― Может, ― подтвердил я. ― Даже больше тебе скажу: не только может, но и хочет.
Малаевского «жучка» больше не было, но я все равно, спокойствия ради, включил на полную мощность радио. Мне нужно было поделиться с Прокопчиком планами. Тем паче что на этот раз я собирался не держать его сзади запасным колесом, а выдвинуть вперед, на самую, можно сказать, линию огня. Надо отдать ему должное, вечно ноющий в мирное время, при наступлении критических обстоятельств мой помощник способен собраться. Однако Прокопчик не был бы Прокопчиком, если бы не выставил своих условий.
― Значит, так, ― произнес он жертвенным голосом, ткнув пальцем в стенку напротив моего стола, ― мой портрет в траурной рамке должен всегда висеть здесь! ― Подумал и добавил: ― И чтоб живые цветы -в каждую годовщину...
― Сможешь найти где провести ночь ― только не дома и не в офисе? ― спросил я у него.
― Существует немало дам, ― ответил он, скромно потупившись, ― которые, узнав, что это почти наверняка последняя возможность...
― А таких, чтоб без «последней возможности», нет? ― раздраженно прервал его я. ― Чтоб не вся Москва была в курсе наших завтрашних дел?
― Есть и такие, ― на секунду задумавшись, кивнул он. ― Придется, правда, купить цветы и шампанское.
Напоследок я еще раз проинструктировал Прокопчика: убедиться в отсутствии хвоста, мобильник держать все время включенным, завтра с утра быть в полной боевой готовности. После чего лично проводил его до черного хода и вернулся в офис.
Я хорошо помнил засевший у меня когда-то в голове один из законов Мерфи: чем грандиознее и обширнее план, тем больше шансов, что он провалится. Поэтому мой план должен был базироваться всего на двух стратегических принципах: сохранение инициативы в наших руках и синхронность действий. Понос с Хабаром медлить не будут, но Валька ждет до завтрашнего утра. Хабар не ждет ничего, и он, я надеялся, разозлен не менее Вальки ― одной Таткиной публикации достаточно. Надо сделать так, чтобы пик его активности пришелся примерно на то же время. Как этого добиться? Здесь и был самый опасный момент операции.
Прокопчик под утро должен самолично отправиться в клуб «Потемкинъ» и сдаться людям Хабара. Под тем предлогом, что я заигрался и он не хочет подыхать вместе со мной за чьи-то секреты, которых к тому же не знает. Я сознательно, на случай всяких разведдопросов, не рассказал ему подробностей того, что увидел на видеозаписях. Далее он предложит Хабару объявить его, Прокопчика, заложником, уверяя, что сила моей к нему привязанности обязательно заставит меня обменять его на диск. Протянув в переговорах до десяти утра, я созвонюсь с Поносом и, поторговавшись, договорюсь о продаже ему второго диска. Все следовало сделать одновременно, с разницей не больше четверти часа, после чего немедленно уходить хоть в поля, хоть в подполье. Потому что сразу вслед за этим, по логике вещей, начнется новый раунд: Хабар с Поносом приступят к окончательной зачистке наиболее разыскиваемых свидетелей. В списке которых я теперь числюсь под номером один.
Все было продумано до мелочей: сейчас мне только оставалось найти подходящее место, желательно людное и общественное, где я буду раздавать диски нуждающимся. После чего лечь спать здесь, в офисе, как наиболее укрепленном и приспособленном для ведения обороны.
Законы Мерфи кратки и афористичны: в этом их сила. В том же и слабость: например, не объясняется, какого размера план считается достаточно обширным, чтобы обязательно провалиться?
Граната влетела в окно моего офиса, пробив стекла с защитной стальной сеткой и металлические жалюзи. Упала на пол перед моим столом и закрутилась волчком.
Как можно, сидя в кресле за столом, одним прыжком этот стол перескочить? Пусть разбираются специалисты из Гиннесса. Оказавшись на той стороне, я в два скока вылетел в коридор и запрыгнул в кладовку. Там упал на колени и, согнувшись в три погибели, закрыл голову руками. Обычно такие штуки, если не взрываются от удара о препятствие, имеют самовзрыватель, который срабатывает через десять-пятнадцать секунд. Не знаю, сколько прошло времени, но явно больше. После этого, все еще не в силах унять ходящее ходуном тело, я начал считать. Досчитал до шестидесяти. И только затем решился высунуть нос из кладовки.
Посреди офиса лежала металлическая сфера сантиметров пятнадцати в диаметре. Из реактивного сопла еще струился тоненький дымок, но вскоре иссяк. Я, как был на карачках, пополз тихонько к ней. Но потом все-таки сообразил, что в данном случае безразлично ― умереть стоя или на коленях, и поднялся на дрожащие, как у новорожденного жеребенка, ноги. Сделал еще пару шагов и остановился, разглядывая предмет с почтительного расстояния. Держать в руках мне такое не приходилось, видел только в книжках. По-моему, это была граната из подствольника винтовки то ли израильского, то ли американского производства. Предназначенная как раз для ведения боя в городских условиях. Пробивает бетонные и кирпичные стены, тротила в ней должно быть кило полтора-два. Она не только разнесла бы в клочья мой офис, но превратила в руины еще несколько соседних помещений. А то и обрушила заодно этажа два-три надо мной.
Оказывается, я все это время не дышал и теперь с шумом выпустил из легких воздух. Если эта хрень не взорвалась, то либо там неисправен взрыватель, либо те, кто прислал мне этот привет, не хотели подобных разрушений.
Выходит, это не покушение на мою бренную жизнь. Это предупреждение: мы играем по-взрослому, поэтому никакие шутки правилами не допускаются. Я оглянулся: в окне и жалюзи зияла рваная дыра сантиметров сорок в диаметре. Какие уж тут шутки.
И сейчас же зазвонил офисный телефон. Я сорвал трубку. Низкий женский голос, похрустывающий, как обертка от шоколада, опустив приветствие и другие предисловия, спросил:
― Намек понял? Если нет, включи скайп.
По этому характерному хрусту я немедленно опознал боевую подругу Деда Хабара Валерию Никитичну, прозванную мною для краткости Бабец.
Компьютер на столе Прокопчика действительно мелодично брякнул, сообщая что с ним хотят выйти на связь. Я выполнил указание так торопливо, что только «Есть, сэр!» не сказал. Экран загорелся, и на нем появилось не лицо, а маскарадная маска в черных и красных разводах, похожая на боевую раскраску индейцев племени чероки.
― Эту прошмандовку мы прихватили как сувенир, ― сообщил голос Бабец. ― Посмотри на нее внимательно.
И только тут я разглядел, что лицо мне хорошо знакомо. Черные пятна давала растекшаяся от слез тушь, красные ― два глубоких крестообразных разреза на щеках, из которых лилась кровь.
― Они порезали мне лицо! ― простонала Татка. -Стасик, спаси меня! Клянусь, я всегда любила только тебя!
― И твоя любовь согревала меня всю жизнь, ― пробормотал я, судорожно соображая, что делать.
Но тут экран погас, остался только звук.
― Это она только свое получила, за щелкоперство, ― сообщила Валерия Никитична. ― А если через полчаса не привезешь диск, я лично отрежу ей уши и повешу сушиться над твоим подъездом.
Татка завизжала так, что даже у меня чуть не полопались барабанные перепонки. Но визг постепенно стал удаляться и вскоре затих: видимо, бедняжку уволокли в другое помещение.
― Вопросы есть? ― теперь хрустнуло так, будто по ту сторону экрана кому-то ломали кости.
― Куда ехать-то? ― обреченно спросил я.
― Через двадцать минут выходи из подъезда и стой на улице.
После этого пропал и звук.
Двадцать минут, которые по-хорошему следовало потратить на написание завещания, я бездарно убил в попытках дозвониться Прокопчику, каждый раз выслушивая, что «абонент недоступен». Потом я вышел на улицу. Ко мне сразу же подкатил уже знакомый черный «гелендваген». Меня подхватили руки в камуфляжной форме и затащили в салон на заднее сиденье. Никого из сидевших там рассмотреть не удалось, потому что мне сразу накинули на голову мешок, а руки сковали наручниками, причем сзади. Ехали мы недолго, минут пятнадцать. По приезде меня все так же почти на руках вынули из машины, поставили на ноги. Не снимая с головы мешка, довольно чувствительно ткнули в спину, определяя направление. По движению воздуха я почувствовал, как открылась и закрылась дверь: меня затолкали в какое-то помещение. С головы грубо сорвали мешок, и я обнаружил себя в небольшой комнате, все убранство которой состояло из облезлого канцелярского стола и пары-тройки табуреток. Прямо передо мной стояли Дед Хабар и Бабец, а сбоку от себя я обнаружил сюрприз: мешок с меня сорвал мой давний приятель Шкаф Шифоньерыч. Хабар смотрел на меня равнодушным взором, как на ничем не примечательный элемент пейзажа. Бабец удовлетворенно щерилась. Выражения лица фанерного дружка я не видел да и не хотел. Подозревал, что ничего хорошего не обнаружу.
