Лана Балашина - Работа над ошибками
Занятие благополучно подошло к концу, пара была последняя, и я спустилась с крыльца. Женька уехала с попутчиками. Накрапывал дождь, и я с неудовольствием вспомнила, что забыла зонт.
— Вас подвезти?
Около машины стоял Демидов.
Отказаться было неудобно, особенно после представления, которое я устроила на занятии, и я уселась. Потом пришлось приглашать его на чашечку кофе, нельзя же выглядеть неблагодарной свиньей.
На другой день он ждал меня в машине у институтского крыльца, а потом у него совершенно случайно оказались билеты в театр, и не откажешься ведь. Да и зачем? А в субботу он заехал за мной и привез на стадион, поболеть за их команду. Там я неожиданно увидела Михайлова — в спортивной майке, с мокрым лицом, с голыми мускулистыми ногами… Он узнал меня и приветственно помахал, сверкнув белозубой улыбкой. Мне показалось, он удивился, когда увидел рядом со мной Демидова. Сергей по-хозяйски обнял меня за плечи, а я подумала, что это просто от возбуждения игрой, и не стала отстраняться. Во всяком случае, Михайлов к нам не подошел.
В общем, однажды утром я проснулась рядом с Демидовым и подумала: значит, так тому и бывать…
Когда через полгода он сделал мне предложение, я согласилась. Боюсь, что большую роль в этом сыграло некоторое сходство в манерах с моим сегодняшним начальником, которое мой муж старательно вырабатывал, Что уж теперь, дело прошлое. Только для семейного счастья одних манер оказалось мало.
Демидова воспитывали бабушка и мама, довольно строгая пуританского воспитания женщина. Ко мне обе относились ровно, но без особой теплоты, потому что весь запас любви уже израсходовали на Сергея, и для других его просто не осталось.
Любящие мама с бабушкой установили для Сергея распорядок дня, в котором все было направлено на то, чтобы обеспечить ему максимум удобства и комфорта, чтобы он мог уделять больше внимания учебе, а потом и работе, и стал впоследствии ученым, возможно, с мировым именем. Возвращаясь домой, он тщательно мыл руки и усаживался в кресло. Следовало, прежде всего, подать ему стакан чая с лимоном. Примерно через полчаса надлежало осведомиться, не пора ли подавать ужин. К ужину стол обязательно сервировался в гостиной, Марина Николаевна присаживалась рядом, а БабДуся сновала между кухней и столом, прислушиваясь к разговору.
Марина Николаевна заведовала лабораторией в нашей же конторе, так что всегда была в курсе всех дел сына. По ее настоянию, Сергей перешел работать в группу к жене нашего директора, Крыловой Елене Иосифовне, и занимался теоретическими разработками. На мой взгляд, сделал он это зря: ничем особым они там не занимались, а у нас и платили больше, я уж не говорю про наши замечательные премии, предмет зависти всего проектного института, и работа была гораздо живее и интереснее.
И вместе с тем, Сергей вовсе не был маменькиным сынком: вид имел мужественный, занимался спортом, по субботам играл в волейбол, причем капитаном институтской команды у них был Михайлов. Заботу мамы и БабДуси он принимал с нежной и насмешливой снисходительностью. Просто ему даже в голову не приходило, что существуют еще и домашние дела. И он благополучно доверил их мне, как раньше доверял маме и бабушке. Я всегда занималась переговорами с сантехниками, ремонтом холодильника, приглашала специалистов по настройке антенн или ремонту компьютера.
Моя мама последние годы была занята здоровьем отца, так что мне всегда доставалось, и меня не удивили домашние обязанности, добавившиеся с приходом Демидова в нашу квартиру. Родители к тому времени уже два года, как переехали в Крым, в домик, доставшийся папе по наследству от какой-то дальней тетки, так что некому было обращать внимание на устройство нашей семейной жизни.
К слову сказать, Демидов никогда особо не настаивал на ежевечерней подаче чая и сервировке ужина по всем правилам искусства, разве что когда в нашем доме появлялась его мамочка. Тогда все ритуалы соблюдались неукоснительно!
Моего чувства юмора хватало на то, чтобы видеть все это, но, то ли молода была, то ли не особо все это меня задевало, но только я не обращала на это внимания.
Дипломную работу я, Женька и Эдик Векслер писали у Михайлова, он ведь, помимо преподавательской деятельности, был еще заместителем директора в проектном институте, потом остались у него в аспирантуре, а год назад я, к изумлению Марины Николаевны, защитилась.
На банкете, посвященном нашей защите, присутствовал директор нашего института, Киршнер Анатолий Карлович.
Он произнес официальную речь и поздравил нашу троицу. Потом нам предоставили ответное слово, и мы с Женькой, не сговариваясь, вытащили вперед Михайлова, объяснились ему в любви и бросились на шею с поцелуями и слезами.
Михайлов был потрясен.
Чтобы как-то разрядить обстановку, Анатолий Карлович пробасил:
— А меня не желаете поблагодарить?
Мы со смехом бросились и на него, правда, с поцелуями не усердствовали.
Пришедший в себя Михайлов поправил съехавший набок галстук и произнес в микрофон:
— Хочу признаться: у меня никогда не было таких талантливых учеников.
Позже, во время очередного визита вежливости, свекровь заметила, поджав губы:
— Вполне достаточно было просто сказать несколько теплых слов руководству института, ну и научному руководителю… А разводить эти поцелуи и слезы на сцене…
Я промолчала. Почему-то в ее присутствии мне никогда не хотелось спорить.
А Михайлову мы и действительно были благодарны. После ухода Демидова он взял нас, всех троих, к себе, а через пару месяцев наш отдел вообще выделили в проектное бюро "Контур А". Учредителями его стали сам Киршнер и его любимый ученик, Игорь Степанович Михайлов.
Один из наших очередных проектов и был темой моей кандидатской, поэтому и сам проект поручили нам. Сказать честно, переживали мы ужасно. Были и споры, и ссоры, и сидение в лаборатории до трех часов утра. Однажды нас даже разогнал сам Михайлов. Ему сторожа пожаловались на шум, и он приехал среди ночи в лабораторию.
Эдик, и так тощий и длинный, похудел так, что заострился нос. Женька забросила всех своих поклонников и перестала шутить. Мне, пожалуй, за эти пять месяцев досталось больше всех, но я держалась. Только по ночам мне снились какие-то необыкновенные таблицы и расчеты.
И вот сегодня, когда Михайлов сказал, что проект прошел предварительную экспертизу, когда можно было, наконец, вздохнуть полной грудью, я поняла, что теперь можно и расслабиться.
Роза оказалась последней каплей…
Я села за свой стол и зашмыгала носом.
Через секунду около меня появилась Женька. Она прижала мою голову к животу и сказала:
— Не реви. Я что-нибудь придумаю.
И действительно придумала. Да такое! Даже для Женьки это было чересчур!
Я об этом ей так и сказала:
— Ты ненормальная! Может мне еще к колдунам Вуду обратиться?!
Но подруга настаивала на своем:
— Понимаешь, вчера к моей маме приходила ее подруга, звала вместе сходить… Ты же знаешь мою мамочку, у нее идея фикс — выдать меня замуж. Вот тетя Катя и предложила. Она говорит, что к ней многие ходят и у всех сбывается. А на работе у них случай был, у одной сотрудницы муж загулял, так она только раз и пошла к ней — муж сразу же и вернулся. Говорят, эта Евфимия где-то в скиту живет, и только раз в три года приезжает сюда, с родней повидаться. Покаяние у нее такое…
Я засмеялась:
— Жень, ну ты совсем уже! Ты же современная девушка, нельзя верить во всякую муру! Вот раньше в парткомы писали, а теперь к ворожеям и гадалкам ходят.
Женька убежденно сказала:
— Ты как хочешь, но что-то в этом есть! — Она заныла: — Ну, давай сходим просто из любопытства!
Измором Женька возьмет, кого хочешь. К вечеру мы созвонились с подругой ее матери, Женька выпытала у нее адрес гадалки.
Мы с утра отправились к ней, благо, была суббота, и Демидов уехал играть в волейбол.
По этому случаю Женька выпросила у отца машину, и мы довольно быстро добрались до поселка с романтическим названием Иванушкино.
Не пришлось долго искать и нужный нам дом. Первая же встреченная нами бабуля указала нам дорогу, с любопытством посмотрев на нас.
— К Евфимии едете? Тогда поторопитесь, она по субботам принимает только до полудня.
Высокий деревянный забор, выкрашенный в зеленый цвет, скрывал за собой окна первого этажа. И только открыв калитку, я увидела, что дом одноэтажный, но имеет очень высокий фундамент. Двор был чисто выметен, клумбы ухожены, бордюры аккуратно выбелены.
В цокольном этаже находилось нечто вроде приемной. Пожилая, опрятно одетая женщина записала мою фамилию и имя, взяла деньги, две тысячи рублей, и выписала квитанцию. Обыкновенную квитанцию, как в химчистке. Будничность происходящего показалась мне забавной, и я покосилась на Женьку.
