Федора Кайгородова - Лекарство доктора Сажина
— Ну, как же? Им же грустно по ночам, — вздохнула Алена.
Стас посмотрел вниз и увидел на столике коробку из-под шоколадных конфет «Тамбовский волк», где одинокий волк стоял, подняв голову, на фоне темно-синей степи. Надо ж придумать такое название для конфет!
— Вы что же, из Тамбова едете? — спросил Стас, спрыгивая с полки.
— Мы к бабушке ездили! — обрадовалась девочка.
— Тихо! — одернула ее мать.
— А живете в Мурманске?
— Мы там не живем, мы там служим! — восторженно крикнула Алена.
— Помолчи немного, — оборвал девочку строгий мужчина. — Я там служу, я — подводник.
— О-о! — протянул Стас. — Это ведь особой закалки люди, на вас смотрят, как на героев.
— Ну, не скажите, — обрадовался моряк мужскому разговору, — но выдержка подводнику необходима. В морях разное бывает, особенно, когда подо льдом идешь. А я в связи с выдержкой вспомнил один смешной случай. Проходил я переосвидетельствование. Врач как ударит по спине. Довольно ощутимо. Я молчу. Тогда он берет иглу и начинает меня колоть. Я молчу. Он сильнее. Я молчу. Он задумался и говорит: «Да-а, плохо дело!» «Почему?» — спрашиваю. «Ну, вы ж совсем не чувствуете боли!» «Почему, — говорю, — не чувствую? Я терплю!»
Мужчины тихонько рассмеялись, и в разговор тут же встряла еще одна девочка, видимо, папина любимица, маленькая Дашутка:
— Папа наш в море ходит и привозит оттуда страшных-страшных крабов, — говорит она, делая большие глаза.
— Правда, что ли, Игорь?
— Вот предательница! — смеется Игорь. — Такое редко бывает. Отлов же запрещен. И не в походе, конечно, крабов ловим, а на берегу, на отдыхе.
— Вот интересно, никогда не видел, как это делается, — сказал Стас.
— Краболовки опускают на глубину, потом достают. Это сетки такие. А то и водолаз ходит по дну, собирает.
— Прямо собирает? — восхитился Стас.
— Да, он ходит с корзинкой и крабов туда складывает, как грибы, — выпалила вездесущая Алена.
Стас взял полотенце и отправился в туалет. Хорошо ехать в июньскую пору в Мурманск, в вагоне пусто совсем, все в обратную сторону торопятся. Север живет по своим сезонным законам. Половина его населения летом уезжает в среднюю полосу или на юг — на материк, как здесь говорят. И если ребенок заболел, врач обязательно спросит: «Летом выезжали?» — и все знают, что он имеет в виду. Потому что если ребенка не вывезти на летнее солнышко, он не получит витамина Д — на севере хоть и светит солнышко круглые сутки, землю прогреть оно не может.
— А вы с какой целью в наши края? — спросил Игорь сияющего после утреннего умывания Стаса.
— Меня интересует брусника.
— Наверное, о поставках хотите договориться?
— Нет, растение заинтересовало нас не как сырье, а как предмет научного эксперимента.
— Вы ученый биолог? — удивился в свою очередь Игорь.
— Я старший научный сотрудник института микробиологии, если сокращенно. Мы создаем лекарства, — просто ответил Стас.
— Вы из брусники таблетки будете делать? — встряла в разговор Алена. — Они будут вкусные?
— Это не совсем точно, — засмеялся Стас ее непосредственности. — Мы создаем лекарства, которые меняют среду в человеческом организме, человек начинает сам выздоравливать.
Энтузиазм, с которым он начал рассказывать, удивил самого. Значит, он рад командировке, новым впечатлениям, романтике Севера. А какие люди вокруг? Открытые, несуетные, с широкой душой. Нет, положительно он рад переменам.
А как же Ирочка? Вспомнив про Ирочку, Стас помрачнел. Что-то роднило их, что-то делало друзьями. Ему казалось, что он знает ее давно. На кого-то она похожа? Эти изысканные манеры, эта привычка взмахивать рукой при разговоре? Чье это? Ах, да, конечно же, тетино — Екатерины Сергеевны. Кстати, где же она? «Надо ее разыскать, может быть, загадки исчезнут», — подумал Стас.
И в то же время весь облик этой знакомой-незнакомой девочки таил загадку. «Сажин что-то скрывает!» — подумал Стас уже совсем определенно.
Он забрался на полку с книжкой. Отрывая глаза от страниц, время от времени поглядывал в окно. Север поразил его своими немыслимыми контрастами. Мелькали сопки, озера, речушки, выглядывая из тумана. «Как много здесь воды!» — подумал Стас, наблюдая за скачущей по камням пеной или заметив спокойный простор моря. Между сопками вдруг мелькала картинка из ирреального мира — замшелые седые камни, величавые утесы, прозрачная до звонкости вода.
«Нет, положительно нельзя жить в этом мире, не увидев Севера!» — заключил он, с удовольствием думая о том времени, когда начнет заниматься исследованиями.
Вдруг в проходе мелькнуло знакомое лицо. Стас сразу вспомнил этого неловкого мальчишку, с которым вместе учился в школе. Его называли — «сын физика». Но должно же быть у него имя? Как же его зовут? — мучительно вспоминал ученый, но имя не приходило на ум. Он спрыгнул с полки и пошел следом за «сыном» в тамбур. Тот внезапно оглянулся и просиял:
— Станислав?
И тут Стас вспомнил: ну, да, конечно, Павел Мезенцев, его зовут Пашей, слава Богу, вспомнил то, что и забыть-то странно.
— Паша! А я тебя увидел, не понял, ты — не ты! Решил проверить. Как ты, где?
— У меня все отлично, — ответил Павел. — Живу в Мурманске. Работаю преподавателем в морском колледже. Ты-то как?
— Я в командировку!
— Ну так, в гости заходи! Или, если хочешь, можешь у меня остановиться!
— Нет, мне удобнее будет в научном общежитии.
Они еще долго болтали про разные школьные мелочи. И тут Стас вспомнил человека, преподавшего ему главный урок жизни:
— А что стало с нашим учителем физкультуры? Где он сейчас?
— Где? Там же работает, в школе, — ответил Павел. — И все такой же суровый.
— А любимый директор?
— Он тогда уехал в какой-то сибирский город, и, представь себе, стал заведующим областного отдела образования, — грустно ответил Павел.
— Ну, так здорово! Ты что, не рад? — воскликнул Стас.
— Рад, конечно, но я не люблю вспоминать школу, все началось из-за меня, а это трудно забыть!
— Не преувеличивай, Павел! Ты же не виноват в том, что случился Новый год, и что мы сделали батискаф! Ты всего лишь опоздал на урок! Зря казнишь себя! И девочку не ты же в него засунул! — убежденно заметил Стас.
Павел не ответил, но глаза его засияли.
Эта история произошла, когда они учились в старших классах. Железнодорожная городская школа считалась престижной. На самом деле это был целый школьный городок — на английском, когда учительница во время урока выполняла общественные поручения, вся группа могла вылезть через окно, погулять по старинному яблоневому саду, вернуться к звонку — и никто не замечал этой проделки. Когда Елизавета Ивановна возвращалась к концу урока, весь класс дружно бубнил английские спряжения на той же странице, что и в начале урока. Но худо-бедно, английский все же ребята знали, а вот физику…
Учитель физики, отец Павла Мезенцева был талантлив, но что он бормотал возле доски, не знал никто. Бедняга не умел держать дисциплину. В результате физику как предмет в классе знали только два человека: сам физик, да его сын.
В самом начале года Павел опоздал на урок физкультуры. И всегда выдержанный учитель физкультуры почему-то пришел в ярость. Он схватил сына физика за ухо и повернул к классу, отчитывая за опоздание. Тщедушный и тихий пацан при этом виновато улыбался.
Отвратительная картина потрясла класс. Ребята дружно объявили физкультурнику бойкот, пока он не извинится перед подростком. Иван Петрович извиняться и не подумал. Известный своей радикальностью девятый «Б» перестал посещать уроки физкультуры.
Сначала два свободных урока все просто радовались жизни: на дворе теплынь, через дорогу — палатка с лимонадами и чипсами.
Хуже пришлось, когда вмешался директор.
— Ну что же? — сказал мудрый Владимир Петрович. — Бойкот — есть бойкот. Я уважаю ваше право на самостоятельность, но прогуливать не позволю! Уроки физкультуры заменим трудом!
А труд, в отличие от российских традиций того времени, преподавался в школе серьезно. Борцам за справедливость поручили делать скворечники и табуретки. Очень скоро ребята возненавидели все табуретки на свете, а упрямый Иван Петрович и не думал извиняться. Директор, казалось, забыл про конфликт и про ершистый девятый «Б» и ждал, когда дозреет та или иная сторона.
Между тем близился Новый год. Как всегда к торжеству готовили актовый зал. Школа была перестроена из старинного вокзала из тяжелых бревен с высокой башней наверху. В ней, этой самой башне, когда вычищали ее от мусора для музея, нашли на стене надпись: «Иду бить фашистских гадов!» Потом уже местный поэт написал на эту тему романтическую песню, которая стала гимном школы. Все это воспитательное богатство рухнуло в одночасье — и военный музей, и надпись, и пикантная башня. В тот Новый год школа сгорела дотла.
