Леонид Медведовский - Третья версия
— Тихо, без истерики! — приказала Соколова. — Сядь на место, не маячь перед глазами.
Пеньков послушно сел. Следователь сняла телефонную трубку, набрала номер.
— Петр Иванович, здравствуйте! Соколова из прокуратуры… Ну, насчет «очень приятно» позвольте вам не поверить, разговор у нас будет крутой. Опять на вас жалобы — не берете людей, отбывших наказание… Да, знаю… Да, и этот факт мне известен… Но нельзя же всех мерить одним аршином. Петр Иванович, Пеньков такой же гражданин, как мы с вами, с теми же правами… А вы рискните!.. А вы еще раз!.. Короче — Пенькова вы на работу примете, иначе разговор будет продолжен в других инстанциях. А теперь дайте мне телефон секретаря комсомольской организации. Хорошо, я подожду…
В кабинет, постучавшись, вошел Лихарев. Майя Борисовна прикрыла трубку рукой.
— Здравствуй, Юра! Есть новости? Майор покосился на парня.
— Надо посоветоваться.
Соколова прислушалась — кадровик все еще искал телефон.
— Видишь, Юра, я сейчас занята, зайди минут через сорок… Или нет, иди прямо ко мне домой, я скоро буду. Там Феликс, он откроет.
Лихарев вышел, следователь снова приложила ухо к трубке.
— Как вы сказали фамилия секретаря?.. Ветлугин… Неосвобожденный, работает токарем. Ясно. Итак, Петр Иванович, завтра с утра Пеньков будет у вас… Ну-ну, побольше оптимизма! И веры в людей… Ошибаетесь! Профессиональная черта следователя — именно доверие. До свиданья!
Майя Борисовна положила трубку, перевела взгляд на Пенькова. Тот во время телефонного разговора отсел подальше и теперь, волнуясь, нещадно мял в руках кепку.
— Подсаживайся поближе, Леша. Разговор у нас будет долгий. И откровенный.
17
Курсант Николай Белухин сидел в отведенной ему комнате и терпеливо листал регистрационные журналы. Молодая женщина с быстрыми бедовыми глазами подносила все новые и новые пачки. На столе места уже не было.
— А эти куда складывать?
Белухин, просматривавший очередной журнал, ответил, не поднимая головы:
— Валите их на пол, Глашенька!
У притолоки маялся, переминаясь с ноги на ногу, здоровенный парнище.
— Глаш, ну скоро ты? — канючил он. — Дома ужин стынет, Вовка орет — не уймешь. Третий раз одну и ту же сказку ему рассказываю. Сколько же можно?
— Степа, ну где твоя гражданская сознательность? — урезонивала мужа востроглазая Глаша. — Мы тут с товарищем Колей из ОБХСС раскрываем серьезное преступление, а ты…
— Дык восемь же часов! — засучив рукав до плеча, тыкал в циферблат Степан. — Что ж ты тут, ночевать собралась?
— А что, может и придется, — пальнула глазом в сторону Белухина бойкая молодица. — Как товарищ из ОБХСС скажет, так и будет.
— Ну нет, не бывать тому! — Грозный муж засучил и второй рукав. — Я не погляжу, кто такой этот товарищ Коля. Враз накостыляю! — Степан решительно шагнул к столу. — Слышь, товарищ, — тряхнул Белухина за плечо, — ты по какому праву мою женку задерживаешь?
— Кто, я?.. — Курсант непонимающе моргал воспаленными от недосыпания глазами. — Нет, что вы, она может идти. Спасибо, Глаша, идите, я сам управлюсь.
Глаша разочарованно фыркнула и стала шумно собираться. Степан сразу остыл, спросил миролюбиво:
— Слышь, друг, неужто всю ночь будешь бумажки мусолить?
— Пока не найду, — вздохнул Белухин. — Что говорить — унылая работенка.
— Да уж, не позавидуешь, — посочувствовал Степан и, подхватив жену под руку, направился к выходу. У порога обернулся. — Счастливо оставаться!
— До свиданья, Коленька! — стрельнула глазками Глаша и, подталкиваемая могучей дланью мужа, выпорхнула из комнаты.
18
Крутов гостил у Ирины Пуховой. По-хозяйски закинув ноги на спинку углового дивана, он лениво пролистывал «Огонек». Все, все приедается, в том числе острота и проблемность. Конечно, кто-то еще кидается на свежую прессу, взахлеб поглощает последние откровения экономистов и публицистов. Но он, Крутое, уже порядком устал от словесной эквилибристики, которая ровным счетом ничего не меняет. У него, Крутова, свой, особый взгляд на жизнь и судьбу. И вообще — нам бы ваши заботы…
Зазвонил телефон — длинно и требовательно. Олег Аркадьевич снял трубку.
— Алле! Вас внимательно слушают… Ирину Владимировну? Она вышла, скоро будет. А кто спрашивает, что передать?.. Таня?.. Танечка, извини, дорогая, не узнал, очень плохо слышно… Как я здесь оказался?.. Ну, Танечка, это же совсем просто. Мы с Ириной готовимся к отчетному концерту, приходится много репетировать… Ну конечно! Нет, нет, все это гнусные сплетни! Не слушай никого, верь мне одному!.. Если бы ты знала, как я по тебе соскучился. Иссох и зачах! Нет, кроме шуток. А ты? Ты, надеюсь, тоже скучаешь? Что, что?.. Много работы? Некогда скучать? Ну, знаешь, это не оправдание. У меня работы не меньше, и все же я нахожу время, чтобы думать о тебе. Вернее, я не перестаю думать о тебе ни на минуту. Я люблю тебя, Танечка! Беззаветно и безоглядно! Тебя одну, одну тебя, никого, кроме тебя! Когда приедешь? Через неделю? Так долго?..
Вернулась из похода по магазинам Ирина. Стояла, одетая, в дверях с каменным выражением лица. Ничего не слыша, никого не замечая, Крутов разливался соловьем.
— Нет, нет, я не выдержу нашей разлуки, я приеду к тебе. Завтра же. Нет, сейчас же, скажи только адрес!.. Ну, хорошо, хорошо, я подожду… Что, что, говоря громче, ничего не слышно… С мамой?.. — Тон Крутова сразу изменился — из развязно-интимного стал каким-то тревожно-неуверенным. — А что с мамой? Ничего, все нормально. А что может быть? Что, что?.. Ты ей звонила? Не отвечает? Странно… Ну, не знаю, может в отпуск уехала. Она ведь собиралась. Когда видел? Постой, дай сообразить. Сейчас вспомню… Позавчера! Нет, нет, в воскресенье. Видел и говорил. Да, разговор был нелегкий. Но я на все готов, лишь бы…
Нечаянно обернувшись, Кругов увидел пылающее неистовым гневом лицо Пуховой. Речь его сделалась односложной, прерывистой.
— Нет, не думаю… Хорошо, я узнаю… Не стоит так волноваться… Уверен — все будет в порядке…
Ирина вырвала трубку, хотела что-то крикнуть невидимой сопернице, но аппарат уже издавал протяжные гудки.
— С кем это ты так мило ворковал? — Высокая грудь Ирины бурно вздымалась, она тяжело дышала. — Опять с ней? С этой пигалицей писклявой? С этой желторотицей?
Глаза Крутова растерянно блуждали. В мозгу снова и снова вспыхивала навязчивая картина: удар головой… сползающее по стене тело… и этот стон…
«Неужели все-таки?.. И она лежит там мертвая… в пустом доме. И никто не знает… А Таня приедет только через неделю. Что делать? Что делать?»
— …Если я еще раз услышу! Если ты хоть раз еще посмеешь!..
До Крутова наконец-то дошел смысл слов, которые истерично выкрикивала Пухова. Он вскочил с дивана, схватил ее за плечи и стал бешено трясти.
— Прекрати сейчас же! Мне осточертела твоя дикая ревность. Я буду жить, как считаю нужным. Ходить, куда хочу, встречаться, с кем хочу. И довольно об этом. Хватит! Надоело!
19
Дом, где жила Соколова, Лихарев нашел быстро — когда-то он был здесь частым гостем. Дверь открыл Феликс — худощавый длинноногий подросток с живыми умными глазами.
— Дядя Юра! — обрадовался он. — Как давно вы к нам не заходили! Почему?
Юрий Глебович не ответил, и Феликс, интуитивно догадываясь, что эту тему затрагивать не стоит, больше вопросов не задавал.
— Проходите, пожалуйста. Мама скоро будет, она уже звонила.
В гостиной со стены смотрел прямым открытым взглядом отец Феликса — Кирилл Родионович Соколов. Под портретом была прикреплена красная подушечка с орденом Красной Звезды, полученным посмертно.
Юрий Глебович сел в кресло, Феликс пристроился рядом.
— Ну, друже, как успехи в школе? Ты ведь в восьмом?
— В девятом, дядя Юра.
— Ах, да! — хлопнул себя по лбу Лихарев. — Извини, совсем замотался.
— Так много работы?
— Видишь ли, наш труд оценивается по результатам. Много, мало — не те критерии.
— Понимаю. У вас, как в задачнике: то уравнение с одним неизвестным, то — с двумя.
— С двумя — еще куда ни шло, — улыбнулся Юрий Глебович.
— Могу представить, как все это сложно. У нас, если не получается, можно подсмотреть решение в конце.
— Вам хорошо, — позавидовал майор. — У нас ответ не подсмотришь, все надо решать самим.
— Но ведь рано или поздно вы находите этого неизвестного?
— Как правило, да.
— А бывают исключения из правила?
— Бывают. В виде исключения, — скаламбурил Лихарев. — Что-то долго нет твоей мамы.
— Ой, совсем забыл! Я же обещал приготовить ужин. Она придет усталая, голодная. Дядя Юра, поможете?
— Что за вопрос? — Юрий Глебович снял пиджак. — Руководи, куховар, я — в твоем распоряжении.
