Сергей Черняев - Брат Солнца
- Тогда просто уезжайте.
- Куда? И что, нам бросить только что отстроенный дом?
- Он упрямый, - сказала женщина, - я ему говорила, но он вбил себе в голову. Он всегда такой.
- А вы, прошу прощения, кто?
- Я? – почти возмутилась женщина. - Я – жена.
Она сразу не понравилась Бусыгину. Особы такого рода, как раз наоборот, сами «вбивают себе в голову» и при этом упрямы и настойчивы до идиотизма.
- Как вас зовут?
- Елена Григорьевна.
- Елена Григорьевна, ваш супруг в чем-то прав. Лично я бы уехал, а он видит ситуацию совсем по-другому, это его право…
- Здесь нет пятиэтажек через дорогу, в которых неизвестно кто живет, - стал развивать свою позицию Брезгунов, - нет узких улочек и толпы, в которой можно скрыться. И чужие здесь как на ладони. Если осторожно себя вести, можно избежать подобных неприятностей. Но лучше все-таки знать, в чем опасность и кто ее несет.
- Все это более-менее разумно на случай, скажем так, «непрофессионального заказа», - сказал Бусыгин, - но профессионал достанет вас где угодно, если только у вас не будет собственной службы охраны. Да и непрофессионал – дров, конечно, наломает, - но дело, может быть, сделает. Надо сказать, вы тут сами как на ладони, - и если бы нормальный киллер захотел бы вас убить, вас бы уже не было в живых.
- Что вы этим хотите сказать?
- Ну… Вариантов много… только это, скорее всего, не «политический заказ».
- А что же это?! – встрепенулась Елена Григорьевна. - Что же это?
- Ну, в жизни много всякого бывает, и, скорее всего…
- Да мы уже слышали все это! – уже совсем закричала она. - «Скорее всего!» Никто не хочет нам помочь! Эта прокуратура, милиция, - никто не хочет работать! А мой муж – представитель власти! Он – член партии! И его никто не хочет защищать! Это же абсурд!
- Елена Григорьевна, - Сказал Анатолий Михайлович. - Во-первых, прокуратура сто лет как не моя, а, во-вторых, с абсурдом у нас даже наши президенты вдвоем справиться не могут. Так что орать на меня не надо.
- Анатолий Михайлович, - вкрадчиво произнес Иван Николаевич, - пятьдесят тысяч.
Бусыгин вздохнул.
- Найдите преступника. Чтобы мы твердо знали, кто он, - и могли избежать опасности.
- Честно говоря, у меня нет ни малейшего желания кого-либо искать. Я уже наискался …
- Семьдесят пять.
- Отнесите их следователям, они найдут вам все, что нужно…
- Мы им не верим, - сказала Елена Григорьевна. - Мы же знаем, как у нас работают школы и больницы и все остальное. Я, например, работник РОНО. Вы не представляете, как у нас запущена школа…
«У кого это у нас?» - подумал Бусыгин, но вслух ничего не сказал.
- Мы реально смотрим на вещи, - продолжила она, - помогите нам. Небезвозмездно.
- Сто тысяч, – брякнул Иван Николаевич.
- Это дело не стоит таких денег, - сказал Анатолий Михайлович и увидел по выражению их лиц, что сейчас его будут уговаривать еще. Он встал с табуретки и, чтобы отвязаться, сказал:
- Я подумаю. А сейчас – извините, - мы едем колоть дрова.
Елена Григорьевна заметно поморщилась от этих слов.
- Когда же вы дадите нам ответ? – спросила она.
- Завтра. Извините, мы уже опаздываем.
Он вышел. И не услышал, как Елена Григорьевна сказала мужу:
- Давай уедем отсюда!
- Я себя уважать перестану, если уеду!
И не видел, как она презрительно скривила губы и прошипела:
- Да уж… Уважать…
И отвернулась.
Глава 3
Какие-то сумасшедшие дачники в том конце деревни решили заготовить впрок восемь кубометров дров. Работники с лесопилки их напилили, а Костька подрядился их колоть. Работы было много. Они кололи весь день, - до вечера; с перекурами, конечно. Во время перекуров Бусыгин думал, - браться ли за поиски Брезгуновского стрелка или нет. Но с Костькой они обсуждали другое, - куда хозяевам столько дров. Они бывают только летом; сколько-то нужно на баню, сколько-то на отопление. А хранить дрова негде, - половина сгниет.
Ночью, несмотря на усталость от работы, он не мог уснуть, - ворочался и ругался шепотом. Было, конечно, желание заработать сто тысяч вот так, - одним махом; но погружаться в свою прошлую жизнь, во все эти разговоры-переговоры, борьбу психик и амбиций наших измученных и запутавшихся в добре и зле людей ему очень не хотелось. У него сложились здесь нормальные отношения, он был в меру загружен работой, у него было достаточно свободы, - и ему очень не хотелось все это ломать. Следователей, даже бывших, здесь не любят. Как к нему будут относиться, когда все это всплывет? – Очень трудно сказать…
А рядом с ним спала его нынешняя «гражданская жена», всю жизнь проработавшая в местной библиотеке. «Гражданская жена»! «Что это еще за «гражданская?» - подумал Бусыгин, но признался себе, что не знает, как это еще может называться. Главное, он понимал, что без нее его жизнь была бы не просто тяжелой, она была бы бессмысленной. Вот она была счастливым и удивительным человеком! Она верила в свои книжки! В ней не было этих мучений, которые изводили когда-то, - и теперь изводят, - бывшего следователя Бусыгина. Она жила малозаметно, бедно и правильно; в его же профессии были свои недостатки. Она отнюдь не способствовала исправлению нравов, а, скорее, констатировала их падение и иногда его усугубляла, - если видеть вещи так, как их видел Бусыгин…
Наконец, он уснул. А утром проснулся с мыслью:
- Да хрен с ним! Без разницы…
И после колки дров он зашел в тот день к Брезгуновым. И хотя они сели теперь не в холле наверху, а в беседке рядом с баней, разговор их как будто и не прерывался.
- Хорошо, я попробую вам помочь. Но хочу сразу сказать, что никаких особых возможностей у меня нет. И если дело зайдет далеко – в политику или раздел каких-нибудь местных финансовых сфер, - я туда не полезу. Портить себе жизнь я не хочу.
- Что же нам делать, если мы обнаружим, что все так серьезно? – спросил Брезгунов.
- Мы сообщим факты следователям.
Елена Григорьевна снова, как и вчера, скорчила недовольную гримасу.
- Не надо так морщиться, Елена Григорьевна. На самом деле следователи пока еще умеют работать, просто в их работу любят вмешиваться и создавать всякие препоны; кроме того, зарплаты у них не ахти, а работы – наоборот – много.
- То есть все-таки реально они работают плохо.
Бусыгин вздохнул.
- У нас все работает плохо.
- А если они не захотят к нам прислушаться?
- Тогда используйте все, что только может вам помочь, может быть, кому-то в чем-то придется уступить. И поймите, я не Господь Бог. В настоящий момент я один. А в таких случаях, как у вас, возникает очень много версий. Их надо прорабатывать, - ездить, встречаться с людьми. Даже если вы дадите мне миллион, я не могу разорваться, - и вам понадобится терпение. Много терпения… И закон не на моей стороне – у меня ни лицензии нет, ничего…
Он посмотрел на Брезгуновых, и ему стало понятно, что никакие сомнения и преграды их не смущают. Видимо, Саня хорошо его разрекламировал. А что он сейчас может на самом деле?
- Ладно… - продолжил он. - Речь шла о ста тысячах… Давайте так. Я возьму их у вас, если найду стрелявшего и получу доказательства, что он стрелял. Или он сознается, что это сделал. Я надеюсь, я могу вам доверять?
- Конечно - конечно, - торопливо сказал Брезгунов.
- А мне доверять можно.
- Да-да, нам сказали, что вы добросовестный и кристально честный человек. И что это – одна из причин вашего ухода из органов.
- Отставки.
- Да, отставки. То есть мы уверены, что к вам можно обратиться.
- Тогда такой вопрос: а если я никого не найду?
- Не сомневайтесь, мы заплатим исходя из затраченных вами усилий.
Бусыгин подумал, что эти слова могут значить что угодно, но торговаться он не любил и поэтому сказал:
- Ладно… Хочу только еще раз предупредить вас: скорее всего это дело не стоит таких денег. Тот, кто стрелял в вас, видимо, просто выпустил пар. И вы ему больше не нужны. Если бы вас хотели убить целенаправленно, - мы бы с вами уже не разговаривали…
- Все это хорошо, - сказал Брезгунов, - но только если у вас под носом не пролетает пуля. Это, знаете, действует на нервы. У меня всю ночь руки тряслись и лицо дергалось. Я не самый робкий человек и иногда умею взять себя в руки. Но ждать второй выстрел – это врагу не пожелаешь. Я хочу знать, кто это сделал и, если все было так, как вы говорите – жить дальше спокойно.
- Хорошо, – тогда прошу выдать мне аванс тысяч в десять, так сказать, на представительские расходы.
Брезгунов достал из брюк бумажник, посмотрел на жену, вытащил из него две пятитысячные купюры и протянул Бусыгину. Тот отправил их во внутренний карман своей рабочей куртки и извлек - из него же - ручку и записную книжку.
Взглянув на супругов, он спросил:
