Светлана Алешина - Ночь кровавой луны
– А он не может считать себя непричастным. Потому что…
Я задумалась, поймет ли это Ванцов?
Любимых убивают все, но не кричат о том.
Издевкой, лестью, злом, добром,
бесстыдством и стыдом.
Трус – поцелуем похитрей,
смельчак – простым ножом…
– прочитала я тихо.
– Саша, давай без Вийона на этот раз, – взмолился из своего угла доселе молчащий Лариков.
– Это не Вийон, – покачала я головой. – Это Оскар Уайльд.
– Да один черт, при чем тут он-то?
– При том, что подсознательно Воронцов считает себя убийцей, – развела я руками. – И справиться с этим вы не сможете, пока сами не поймете эти строчки. Знаете, чего вам не хватает, ребята? Лирики в душе.
– Так твоей на двадцать пять человек хватит, – рассмеялся Лариков.
– Постой, – попросил Лешка. – Но если так, выходит, что он ее мог убить? Так? Если следовать логике этого твоего стихотворения?
– Мог, – кивнула я. – «Простым ножом». Да, мог. Но все-таки он этого не делал. Во всяком случае, мне так кажется.
Или – тебе этого просто очень хочется, Александра?
* * *Да, мне этого хочется.
Я же признаюсь в этом. Я не хочу верить в черное, – может быть, потому что моя жизнь связана исключительно с мрачными явлениями. Может быть, именно поэтому я хочу видеть светлое даже там, где, на первый взгляд, этого нет!
Это просто мой инстинкт самосохранения. Способ сохранить свою душу, поскольку, несмотря на то что большинство почитает душу ненужным придатком, вроде аппендикса, я придерживаюсь другого мнения. Мне она нужна.
Чем дольше я занимаюсь моей работой, тем я становлюсь ближе «к небесам». Тем больше мне хочется видеть в людях хорошее и светлое.
Ну да. Мне хочется найти оправдание.
Но ведь это нормально, правда?
– Но пока я ничего не могу сделать, ничего не могу доказать. Потому что любой, к кому я приду, поинтересуется, почему я вообще этим занимаюсь, какое мое дело, – и этот человек окажется прав. Более того, я буду бессильной и беспомощной…
– Ну, хочешь, я сам тебя найму, – предложил Ванцов.
– Нет, – покачала я головой. – Не хочу. Я не могу тебе объяснить, но я жду только одного человека. Я так загадала. Если он придет, у меня все получится. И, если на этом пороге появится именно тот, кого я жду, нам будет о чем разговаривать с Игорем Воронцовым, потому что у него появится, для кого жить. Потому что один человек не верит в его виновность, но боится в этом признаться.
– И о ком ты говоришь?
Я молчала. Я ждала. Минуты растягивались, как резина, и я уже начинала терять терпение.
Ушел Леша Ванцов. Мы остались вдвоем с Лариковым. Я всерьез запсиховала, потому что никто не пришел.
– Ну и ладно, – сказала я. – В конце концов, у меня сегодня масса дел. И вполне возможно, кто-то из людей, которых я намереваюсь посетить, окажется моим «клиентом».
– Ты все еще упорствуешь в своем заблуждении?
– Как видишь, мне почти удалось перетянуть на свою сторону Ванцова, – улыбнулась я.
– Но не меня, – отмахнулся Ларчик. – Если ты сможешь мне доказать, что господин Воронцов не имеет никакого отношения к убийству Тумановской, я удивлюсь. Я даже соглашусь на любое пари, потому что в данной ситуации твои попытки выглядят, прости, жалкими, смешными и нелепыми.
Я уже открыла рот, чтобы разразиться возмущенной речью, но не успела.
В нашу дверь позвонили. Звонок был робкий и неуверенный, как будто тот, кто звонил, боялся собственного поступка.
Я вскочила, и бросилась открывать.
Йес!
Там стоял именно тот человек, которого я ждала. От радости я чуть не запрыгала, но сдержалась.
Ведь я была старше. Поэтому я позволила себе только улыбнуться.
– Я тебя ждала, – сказала я. – Проходи, Александра!
* * *Она нерешительно ступила за порог, и по ее глазам можно было представить, что за бурю сомнений она сейчас переживает.
– Я не совсем уверена, правильно ли я поступаю, – призналась сама.
– Знаешь, я тоже бываю часто в этом не уверена, – улыбнулась я. – Но ведь кто не рискует, тот не пьет шампанское? Так что проходи. Правда, не могу обещать тебе шампанское…
– Я его и не пью, – серьезно ответила девочка.
– А кофе?
– Нет. Если можно, дайте мне простой воды. Хорошо?
Я кивнула. Пройдя в кухню, я очень выразительно посмотрела на Ларчика.
Он понял мой взгляд и начал объяснять, что ему надо уйти.
– Только скажи мне, это тот человек? Которого ты ждала?
– Да, – кивнула я, наблюдая, как вода наполняет стакан. Если бы все было вот таким же прозрачным и чистым, насколько бы проще жилось?
– То есть теперь у нас появился клиент?
– Выходит так. Но пока мне лучше пообщаться с этой девочкой наедине, ладно?
– Ухожу, – кивнул мой все понимающий босс.
* * *Когда я вернулась с водой, она уже сидела на стуле напряженно выпрямившись. Ее взгляд был серьезным и тревожным, выдавая ее состояние, а руки были сложены на коленях, как у примерной школьницы.
– Вы действительно не верите, что отец ее убил? – очень тихо спросила Александра.
– Скажем так, я в этом сомневаюсь, – сказала я. – Понимаешь, я не знаю всей ситуации, правда? Поэтому пока я могу только в чем-то усомниться. А уж потом, когда я поближе со всем познакомлюсь, узнаю о вас побольше, тогда мы будем говорить о вере и неверии.
– Когда вы со всем познакомитесь, вы будете верить в его вину, – сказала она и поднялась. – Спасибо вам за воду.
– Постой! Ты что, тоже веришь в его вину?
– Не знаю, – честно ответила девочка. – Если бы я знала, я бы к вам не пришла. Мне действительно хочется узнать правду. Для этого надо нанять вас, да?
– Наверное, да…
Моя самоуверенность явно терпела поражение под взглядом этих серых глаз.
– Я не уверена, что смогу раскопать истину, поскольку иногда это невозможно, но я тебе обещаю, что, чего бы это ни стоило, я буду стараться это сделать, – прибавила я.
– Я вас нанимаю, – кивнула она, поверив мне. – Если бы вы сейчас начали бодрым голосом говорить: о, все будет тип-топ, я докажу невиновность твоего отца, и мы запоем веселые песни – я развернулась бы и ушла. Но вы честный человек. Поэтому я хочу, чтобы вы постарались найти того, кто убил мою мать.
Она немного помолчала и вдруг очень по-детски взмахнула длинными своими ресницами, посмотрела на меня и тихонечко попросила:
– Пожалуйста, помогите нам…
Глава 6
Несмотря на то, что Саша была высокой и длинноногой девочкой, я бы не дала ей четырнадцати лет. Настолько в ней сохранялись еще черты ребенка, как будто она не спешила расти. «Еще один Питер Пэн», – подумала я, глядя в эти умненькие, но еще такие чистые и детские серые глаза. Она не пользовалась косметикой, как большинство ее сверстниц, и не старалась казаться старше. Ей это было ни к чему – зачем? Она и так производила впечатление умной не по годам.
– Для того чтобы я тебе помогла, нам надо договориться об одной вещи, – сказала я.
В ее глазах мелькнул страх.
– Деньги? – почти шепотом спросила она. – У меня их мало. То есть почти нет. Но я достану…
О боже! Современные дети уже успели привыкнуть к могуществу этих «презренных бумажек»!
– Я говорю не о деньгах, – сказала я. – Не могу заверить тебя, что без них моя жизнь прекрасна и удивительна. Но давай все материальные вопросы решать потом. Сейчас меня куда больше волнует другая проблема – проблема нашей взаимной честности и твоей откровенности. Даже если тебе будет больно и неприятно говорить.
– Я согласна, – серьезно сказала Саша.
– Даже в том случае, если это будет касаться человека, который тебе дорог. Ты меня понимаешь? Иногда мы любим кого-то сильно, но, предположим, этот кто-то совершал в своей жизни нелицеприятные поступки… Нам не хочется о них вспоминать, и это естественно.
– Я поняла вас. Вы говорите о моей матери, – кивнула девочка.
Я удивленно посмотрела на нее.
– Но я говорила не о ней! Если это будет касаться твоего папы…
– О, вы просто его совсем не знаете! – горячо запротестовала Саша. – Мой папа несовместим с этими вашими нелицеприятными поступками. Конечно, он далеко не ангел, и у него, как у любого нормального человека, полным-полно недостатков, но они просто ерунда по сравнению с его достоинствами!
Ого, какая горячая защита!
Девочка явно была влюблена в своего отца и скорее бы согласилась с недостатками матери, но не отца… На ее щеках расцвели алые розы гнева, а губы подрагивали, будто детская обида коснулась их, заставив трепетать.
Я мягко дотронулась до ее руки.
– Саша, я хотела бы все-таки, чтобы ты ничего не скрывала и тогда, когда это будет касаться отца.
– Конечно, я не буду скрывать. Но если мой папа убил маму, я вообще ничего не понимаю в этой жизни! Может быть, поэтому я и пришла к вам. Потому что все пытаются убедить нас с Павликом в том, что он ее убил. У деда такой принцип – пережить горе можно только тогда, когда ты полностью в него окунешься. Он ставит превыше всего честность перед самим собой. Хотя я, например, знаю, что он и сам в это не верит, просто хочет нам показать, что… Ну, вот. Я запуталась. Эти взрослые иногда создают такую ужасную путаницу в голове. Но об этом потом, хорошо? Может быть, пока я буду рассказывать, я подберу определение для позиции моего деда…
