Мануэль Скорса - Гарабомбо-невидимка
Замечу кстати, что жалующаяся на меня особа предавалась тому и сему с субпрефектом, я сам видел. Какие власти у нас? Не трогайте меня, а то я заговорю! Я жажду правды. Из-за этой нелепой жалобы (речь идет о печенье, а не о ноге) я потерял все мои бумаги и, как ни жаль, не могу сообщить Вам номер моей выборной книжки. Помню был номер, не то 9, не то 5.
Ремихио-неумолимыйЕго оторвало от письма пыхтенье Святых Мощей.
– Дайте мне альбом, а я передам президенту ваш заказ, и наоборот.
Леандро-Дурак, повизгивая, вручил ему альбом, Ремихио написал:
Присутствующий при том перуанец Леандро-Дурак, к несчастью – нищий, просит Вас, дорогой Аполинарио, о важной услуге…
– Юлу, юлу!
Ремихио вписал несколько слов:
…к несчастью – нищий, но зато не хромой…
– Юлу-у!..
…просит Вас, дорогой Аполинарио, срочно прислать ему юлу из апельсинового дерева.
– Апельсинового!..
Леандро присел, чтоб лучше радоваться.
– А в Лиме красиво, дон Ремихио?
– Река Чаупиуаранга едва пересечет нашу площадь.
– А как вы ехали, дон Ремихио?
– Частично в лодке, частично на верблюде.
– А что такое верблюд?
– Горбатый зверь.
– Я бы поехал на баране. Шерсть густая, тепло.
– Поскольку вы дурак, вы не понимаете преимущества горбатых зверей.
– А чем они лучше, дон Ремихио?
– Как по-вашему, чем наполнен горб?
Солнце играло в сопле Леандро-Дурака.
– Горб наполнен умом. Вот почему хорошо быть горбатым. Куда вам!
Леандро захныкал.
– Чего ревешь?
– Горбатым не бу-уду!.. – хныкал Леандро.
– Если бы всякий стал горбатым, не было бы и выгоды!
Леандро безутешно рыдал.
– Президент, – сказал Ремихио, – уважил вашу просьбу.
Леандро втянул соплю и улыбнулся.
– Берите и благодарите.
И Ремихио вынул юлу в желтых, красных- и зеленых полосах. Ее дал ему сидевший за насилие член общины Тапук, которому он писал письма.
– А зачем вы ездили, дон Ремихио?
– Мы ездим в Лиму, чтобы предъявлять требования.
Пыхтенье Мощей сменилось насмешливым хохотом. Ремихио фыркнул.
– Да! Спросите Гарабомбо.
Мощи поутих, но все еще смеялся.
– Спросите Бустильоса! Гарабомбо просил-молил: «Поедем со мной, Ремихио! Мы там струсим, а с твоим умом дело пойдет!»
– Сколько вам дали за труды, дон Ремихио?
– Фунт леденцов и хлебец.
Леандро облизнулся.
– Тяжело было, дон Ремихио?
– Да что там!
– А правда, через пампу Хунин ехать пять лет?
– Не знаю. Мы плыли по воде!
Глава двенадцатая
О том, что претерпели Гарабомбо, Бустильос, а может – и Ремихио, когда они ходили за правдой в город, прозванный жемчужиной Тихоокеанского побережья
Насчет лодки придумал я. Люди ездят в Серро верхом. Ах, бедняги! Ступают по снегу, дурачки! Нарываются на контрольные пункты. Я так и сказал Гарабомбо: «С контролем не шути! Тебя не видно, а мы что же? Сеньоры, я предлагаю плыть по воде». – «Что, что?» – «По воде, в лодке. Построим суденышко, не хуже «Конституции». Пониже Успачаги река Чаупиуаранга разделяется на два рукава. Левый идет к Уануко, правый – к Черным Кордильерам». – «Вот не знал, что реки текут и вверх! Что же люди не ездят по ним в горы?» – «А почему люди не летают? Сам понимаешь». – «А звери?» – «Какие?» – «Тигры, слоны, львы». – «Это уж дело мое». – «Веди нас, Ремихио!» Построили мы тайно суденышко. Я сам выбирал дерево в лесу компании Уарон. Старый Эспиноса собрал денег, вдовы дали еды. За постройкой следил я, назвали мы судно «Уаскар». Мало кто знает водный путь, Эрнестито мне говорит: «Чего ты бьешься, Ремихио? Плыви! Глянь, как мирно я плыву по воде». – «Нет такого пути, Ремихио». – «Нам же лучше! Пусть думают, что нету».
Старики и старухи ждали на площади, чтобы их благословить. Никак не рассветало. Важно, торжественно, благоговейно дал им Эспиноса поцеловать одежду святой Варвары. Они вышли в путь еще затемно. Плыли, пока темно, а днем прятались в пещерах. Горы перевалили за неделю. В столицу прибыли в самый зной. Под липким солнечным жаром добрались до Кантагальо. Дон Флорентино дал им письмо к своему племяннику Клементе, который ушел из Чинче в солдаты, а потом так и осел в Лиме. Дон Флорентино хранил его адрес и дал его путникам, а они взяли, чтоб не обидеть старика, хотя и не думали, что молодой Эспиноса живет все там же через пять лет. Однако в Лиме они его нашли.
Эрнестито не обманул. Эрнестито – это рыбка, которая мне все открыла. Молодец, рыбочка! Мало кто знает этот путь. Дорожка, однако! Река Чаупиуаранга течет три дня вниз, а потом – вверх. Сперва и не заметишь.
– Вам кого?
– Нам нужен дон Клементе Эспиноса.
– Зачем он вам?
– Мы привезли ему письмо от дяди, дона Флорентино.
– Вы из Чинче?
– Да, мы из Чинче.
Недоверие как рукой сняло.
– Я Клементе Эспиноса. Заходите, земляки! Как там наш благословенный край? Хороша ли жатва?
– Хороша, дон Клементе.
– Что же вы приехали?
– Тяжело говорить, дон Клементе.
– Скажите, братцы, скажите. Прошу вот сюда!
– Можно побыть у вас несколько дней, пока мы подадим прошение?
– Маленький у меня дом, две комнатки. Спите во дворе. В Лиме не то, что у нас. Ливней тут не бывает. Какая у вас жалоба?
– Посмотришь – а села, крыши, церкви где-то внизу. Тогда поймешь, что река течет вверх. Плыли мы лучше некуда. Истинно, один смех! Жандармы мерзнут в своих будках, а мы себе плывем через сельву.
– Вы тигров видели, дон Ремихио?
– Видел, и наоборот.
– Чем вы питались?
– Тигрятиной, и наоборот. Истинно, один смех! Эти, наши, увидали тигра, перепугались, он большой, но у меня было оружие!
– Вы взяли с собой ружье, дон Ремихио?
– Два духовых ружья, и наоборот. Мы ведь из племени чунчо.
– Больше терпеть нельзя. Много у нас неправды!
– Вы адвоката какого-нибудь знаете, дон Клементе?
– Нет, но его найти нетрудно. Лима вымощена адвокатами.
– Сейчас и начнем искать?
– Поздно, я вас утром поведу.
Рано утром он повел их на проспект Манко Капака. Там он оставил их и сказал: «Я с вами не пойду, у нас на работе очень строго, но вы ищите, тут повсюду ихнйе вывески, Ищите, братцы!»
Они искали весь день. Все не решались. Одни таблички были слишком шикарные, другие – слишком темные, грязные. «Наверное, плохой адвокат», – говорил Бустильос, и они шли дальше. Наконец, под вечер, они увидали и чистую, и скромную вывеску: «Д-р Басурто, адвокат по делам сельских общин».
– Гляди, Бернардо, по делам общин! То, что нам нужно.
– И контора небогатая. Да, то самое.
Контора и впрямь была небогата, и ждали там бедные люди, чей вид успокоил путников. Скромно одетый секретарь спросил их:
– Что вам угодно?
– Тут правда защищают общины?
– Да, правда.
– Мы бы хотели к адвокату.
– Заплатите вперед пятьдесят солей.
– Пожалуйста.
Доктор Басурто оказался маленьким, рябым и меднолицым.
– Чем могу служить?
– Мы арендаторы поместья Чинче, в Серро-де-Паско, доктор.
– Кто за вас ручается?
Он говорил спокойно, давал время подумать.
– Никто не ручается, доктор. У вас там написано, что вы защищаете общины, а мы как раз община, и нас утесняют…
Доктор Басурто улыбнулся.
– Хорошо сделали, что пришли! Я веду дела многих общин.
Многие мои коллеги защищают богатых, а я вот защищаю бедных. В Перу, особенно в горах, немало злоупотреблений. Власти и те в них замешаны.
Он указал на стену.
– Видите грамоты?
Гарабомбо и Бустильос посмотрели на сплошные ряды каких-то бумаг в рамках.
– Это благодарности от общин. Мое вознаграждение. – Он снова улыбнулся. – В чем ваше дело, друзья?
– Мы от арендаторов поместья Чинче, в провинции Янауанка.
Хозяин хочет выгнать всех, кто не работает. На этот год он не выделил земли вдовам, старикам и недовольным. Он сильно притесняет нас. Бегаем за коровами, овцами, лошадьми, а получаем одни побои. Вот, решили пожаловаться!
– Правильно.
– Мы слыхали, по закону можно забрать землю и отдать индейцам, у которых нет земли.
– Да, это так, друзья мои. Расскажите, что там у вас творится!
Они перечислили все обиды, наказания, грабежи. Доктор Басурто терпеливо записывал. Когда они кончили, он воскликнул:
– По конституции индейская община может, если нужно, требовать экспроприации земель!
– И в Чинче?
– Во всей стране.
– У нас тоже есть такое право?
– Закон защищает всех перуанцев. Если хотите, мы предъявим иск. Хотите?
– Хотим, доктор.
Он написал и прочитал им замечательную бумагу. Как там все было ясно, как убедительно, хотя много слов и выражений они не могли понять! За один час этот доктор Басурто проникся бедою Чинче и выразил ее, как сами они никогда бы не сумели.
– Это лишь начало. Потом подадим и другие. Что они думают, помещики? Страна – не их свинарник! Нет уж! Закон – это закон!
