Гийом Апполинер - Детектив и политика. Вып. 1
— Хуже не бывает, — сказала она.
— Ваша жизнь под угрозой?
— Я не героиня. И считаю, что хуже смерти ничего не бывает.
— Значит, я прав?
— Меня обязательно убьют, — тут ее начала бить дрожь, — если вы не поможете мне.
Он убрал пальцы от губы и провел всей пятерней по волосам.
Я не Господь Бог, — сказал он раздраженно. — Чудес творить не умею. — Он мельком взглянул на часы. — Время идет, а я не узнал ничего, что позволило бы мне начать работу. Кто убил Терзби?
Она поднесла смятый носовой платок ко рту и сказала сквозь него:
— Не знаю.
— Ваши враги или его?
— Не знаю. Надеюсь, что его, но боюсь… я не знаю.
Чем он вам должен был помочь? Зачем вы притащили его сюда из Гонконга?
Она бросила на него испуганный взгляд и молча покачала головой. На ее осунувшемся печальном лице появилось упрямое выражение.
Спейд встал, засунул руки в карманы пиджака и хмуро уставился на нее сверху вниз.
— Ни черта не получится, — сказал он грубо. — Я для вас ничего не смогу сделать. Я даже не знаю, что вы от меня хотите. И подозреваю, что вы сами не знаете, чего вам надо.
Она уронила голову на грудь и заплакала.
Он издал какое-то звериное рычание и взял со стола шляпу.
— Пожалуйста, — взмолилась она тихим сдавленным голосом, не поднимая головы, — не ходите в полицию.
— Не ходите в полицию! — заорал он в ярости. — Полицейские носятся за мной с четырех часов утра. Я черт знает как рискую, пытаясь отвязаться от них. И ради чего? Ради идиотского предположения, что я могу помочь вам. А я не могу. И пытаться не буду. — Он надел шляпу и натянул ее поглубже. — «Не ходите в полицию»! Мне и ходить не надо, достаточно стоять, и они слетятся, как мухи на мед. И тогда я им все расскажу, а вы уж выпутывайтесь, как знаете.
Она поднялась с кушетки и выпрямилась, так и не сумев унять дрожь в коленях; ее губы и подбородок непроизвольно подергивались.
— Вы были терпеливы. Старались помочь мне. Но все безнадежно и бесполезно. — Она протянула правую руку. — Спасибо за все, что вы сделали. Я… я сама буду выпутываться.
Спейд снова рыкнул по-звериному и сел на кушетку.
— Сколько у вас денег? — спросил он.
Вопрос застал ее врасплох. Она прикусила нижнюю губу и через силу ответила:
— Осталось около пятисот долларов.
— Давайте их сюда.
Она колебалась, робко поглядывая на него. Он всем своим видом — губами, бровями, руками, плечами — выражал сердитое недовольство. Она ушла в спальню и почти тотчас же вернулась с пачкой бумажных денег в руках.
Он взял у нее деньги, пересчитав, сказал:
— Здесь только четыреста.
— Мне ведь надо жить на что-то, — объяснила она, покорно приложив руку к груди.
— А еще вы можете достать?
— Нет.
— Но ведь есть же у вас что-то, что можно продать?
— Есть кольца, кое-какие украшения.
— Заложите их, — сказал он и протянул руку. — Лучшее заведение — «Ремедиал», на углу Пятой авеню и Мишн-стрит.
Она умоляюще смотрела на него. Взгляд его желто-серых глаз оставался холодным и безжалостным. Она медленно опустила руку за вырез платья, вытащила оттуда несколько банкнот, свернутых в трубочку, и положила их в его протянутую руку.
Он расправил и пересчитал бумажки — четыре двадцатидолларовые банкноты, четыре десятидолларовые и одна пятерка. Он вернул ей две десятки и пятерку, а остальные положил в карман. Потом встал и сказал:
— Я ухожу, посмотрим, что можно сделать для вас. Вернусь, как только смогу. В дверь я позвоню четыре раза — долгий звонок, короткий, долгий, короткий. Не надо меня провожать. Я сумею открыть дверь.
Она осталась стоять посреди комнаты, провожая его изумленным взглядом своих синих глаз.
Спейд вошел в приемную, на двери которой красовалась табличка «Уайз, Мерикан & Уайз». Сидящая у коммутатора рыжая девушка сказала:
— О, мистер Спейд, здравствуйте.
— Привет, солнце мое, — ответил он. — Сид у себя?
Пока она возилась со штекером и гнездами, он стоял рядом и держал руку на ее пухлом плече. Наконец она сказала в микрофон:
— Мистер Уайз, к вам мистер Спейд. — Она подняла на него глаза. — Идите, вас ждут.
Он пожал ее плечо в знак признательности, прошел через приемную, по тускло освещенному коридорчику дошел до двери с матовым стеклом. Открыв дверь, он оказался в кабинете, где за громадным столом, заваленным кипами бумаг, сидел маленький человечек с продолговатым оливковым усталым лицом и черными, обсыпанными перхотью волосами. Человечек махнул в сторону Спейда потухшей сигарой и сказал:
— Бери стул и садись. Значит, Майлз вчера ночью получил последний в этой жизни подарок? — Ни его усталое лицо, ни достаточно высокий пронзительный голос не выражали никаких чувств.
— Угу, именно поэтому я и пришел. — Спейд нахмурился и откашлялся. — Кажется, мне придется послать коронера к дьяволу, Сид. Могу я спрятаться от законников за неприкосновенностью тайн моих клиентов или еще за чем-либо подобным?
Сид Уайз поднял плечи и опустил уголки губ.
— Почему бы и нет? Предварительное расследование — это еще не судебное разбирательство. В любом случае попытка не пытка. Раньше тебе сходили с рук и более рискованные выходки.
— Знаю, но Данди совсем распоясался, и теперь, боюсь, так просто от него не отвяжешься. Бери шляпу, Сид, и пойдем навестим кого следует. Я хочу себя обезопасить.
Сид Уайз бросил взгляд на кипы бумаг, крякнул, но все же встал со стула и подошел к шкафу, стоящему у окна.
— Ты сукин сын, Сэмми, — сказал он, снимая шляпу с крюка.
К себе в контору Спейд вернулся в десять минут шестого. Эффи Перин за его столом читала «Тайм». Спейд сел на стол и спросил:
— Что сногсшибательного в мире?
— В мире — ничего. А вот у тебя такой вид, будто ты миллион выиграл.
Он довольно ухмыльнулся.
— Кажется, все не так уж и плохо. Я всегда считал, что мы только выиграем, если Майлз исчезнет или умрет. Ты не возьмешь на себя труд послать цветы от моего имени?
— Уже послала.
— Цены тебе, ангел, нет. Хочешь проверить свою женскую интуицию?
— Чего тебе от меня надо?
— Какого ты мнения об Уондерли?
— Хорошего, — не колеблясь ответила девушка.
— Слишком уж много у нее имен, — задумчиво произнес Спейд. — Уондерли, Леблан, а теперь она говорит, что на самом деле ее зовут О'Шонесси.
— А мне все равно. Пусть она возьмет себе хоть все фамилии из телефонной книги. С ней все в порядке.
— Не знаю. — Спейд сонно смотрел из-под полуопущенных век на Эффи Перин. Потом тихонько рассмеялся. — Как бы то ни было, за два дня мы получили от нее семьсот долларов, и уж тут-то все в порядке.
Эффи Перин выпрямилась в кресле и сказала:
— Сэм, если эта девушка попала в беду и ты не выручишь ее или же воспользуешься ее трудностями и оберешь до нитки, я тебе этого никогда не прощу.
Спейд деланно улыбнулся. Потом столь же деланно нахмурился. Только он открыл рот, чтобы ответить, как услышал, что кто-то вошел в контору.
Эффи Перин встала и скрылась в приемной. Спейд снял шляпу и сел в свое кресло. Девушка вернулась с тисненой визитной карточкой, на которой он прочитал: «Мистер Джоэл Кэйро».
— Очень странный тип, — сказала она.
— Проси его, дорогая, — сказал Спейд.
Мистер Джоэл Кэйро оказался человеком среднего роста с мелкими чертами лица и черными прилизанными волосами. В его внешности было что-то левантинское. На темно-зеленом галстуке мерцал квадратный рубин, обрамленный четырьмя бриллиантами. Его черное пальто, скроенное точно по узким плечам, слегка расширялось у пухлого зада. Брюки облегали ноги чуть плотнее, чем того требовала мода. Верха его ботинок из натуральной кожи закрывали желто-коричневые гетры. Держа черный котелок рукой в замшевой перчатке, он шел к Спейду мелкими, смешными, прыгающими шажками. Вместе с ним в кабинет проник запах «шипра».
Спейд кивнул вошедшему, показал глазами на стул и сказал:
— Садитесь, мистер Кэйро.
Кэйро церемонно поклонился и произнес «благодарю вас» тонким голоском. Он сел неестественно прямо, скрестил ноги, положил шляпу на колени и начал снимать свои желтые перчатки.
Спейд откинулся на спинку кресла и спросил:
— Чем могу служить, мистер Кэйро? — Дружелюбная небрежность тона, поза в кресле — все было в точности таким же, как и накануне в разговоре с Бриджид О'Шонесси.
Кэйро перевернул свою шляпу, бросил в нее перчатки и поставил ее на угол стола. На указательном и безымянном пальцах иго левой руки сверкнули бриллианты, а на среднем пальце правой загорелся рубин, даже бриллиантовым обрамлением похожий на тот, что торчал в галстуке. Мягкие и ухоженные руки из-за пухлых коротких пальцев казались неуклюжими. Потирая ладони, он сказал:
