Ильдар Абузяров - Мутабор
Захлопнув книгу, Омар пошел прочь из парка буквиц – в свои сладостные сны. Он любил почитать занимательные книжки перед сном, так как истории-снадобья успокаивающе действовали на нервы. А некоторые даже умудрялись устраивать массаж мышцам лица – так искусно они были написаны.
Впрочем, то было утром, а сейчас Омар решил размять свои мозги новым ребусом. «Надо будет, ради забавы, сравнить оба варианта-фолианта», – решил для себя он, отпуская мальчишку.
– Иди с миром, – сделал благородный жест Омар, – но передай торговцу книгами: если я не обнаружу в книгах никакой принципиальной разницы и достаточно сложной задачи для ума, ему не сдобровать.
– Хорошо, – сложил у груди руки Самир.
– Надеюсь, он заплатил тебе за твое дерзкое предприятие. – Омар был все еще разозлен. – Иди же и больше не попадайся мне на глаза.
– Что-нибудь еще, господин? – спросил Самир.
– Да, и скажи официанту, что я расплачусь с заведением во время ужина.
Глава 5
Лошадь Пржевальского
1
Почему-то работа толком не шла. Даже кричать, зазывая клиентов на свой тарантас, звонко и радостно не получалось. Голос неуверенный и сиплый, будто я какой воришка и кричу: «Держите вора!» Все мысли только об этой золотистой шкатулке в кармане. Сколько, интересно, за нее можно выручить, и как ее сбыть, если не удастся найти хозяина?
Не знаю, случалось ли с вами нечто похожее. Например, в обыденное серое утро, когда вы нехотя тащитесь на нудную низкооплачиваемую работу и вдруг у выхода метро находите дорогой телефон. Подбираете и прячете в карман – с одной мыслью: «Неужели и мне наконец повезло? В кои-то веки!» Хороший телефон, модный, дорогой, с наворотами. И главное, потерял его кто-то на улице, а не в кинотеатре, где полно камер наружного и внутреннего наблюдения: объективов, нацеленных на тех, кто тайно приходит снимать новый блокбастер о борьбе хороших и плохих парней.
Но вы себя плохим парнем отнюдь не считаете. Скорее наоборот, вы видите себя лихим ловцом удачи. «Сейчас, – думаете вы, – сдам мобилу фарцовщикам-скупщикам и бац – погуляю с девушкой или кутну с друзьями». Тем более скупщики телефонов – вот они, тут как тут – стоят у перехода с картонными объявлениями: «Куплю телефон. Дорого».
Дорого – это слово особенно цепляет вас. Дорого – это сколько? Хватит ли этого «дорого», чтобы позволить себе, наконец, осуществить хоть одну из своих маленьких фантазий? Например, напиться фруктового чаю в кафе и накуриться фруктового табака из кальяна. Или купить в гипермаркете всякой ненужной всячины, на которую давно положил глаз, – кастрюль и сковородок, например. Да хотя бы раскладной швейцарский нож, который раньше ты себе любимому позволить не мог.
Да мало ли? Но в то же время вас мучает совесть, вам неприятно сознавать, что эта камера – с ярко светящимся дисплеем-окном – не из вашей, а из чужой жизни. Что на мобиле номера незнакомых вам людей, стоит набрать – и вы услышите абсолютно чужой для вас, но близкий владельцу телефона голос. И еще что в камере, возможно, фото его машины, дачи, детей, жены. Возможно, даже обнаженной жены. Такое чувство, будто вместе с телефоном вы украли у этого Маши-растеряши частицу счастливой жизни. Нахрапом, нагло оттяпали кусок чужого счастья и семейного благополучия. Отчего вам на мгновение становится хорошо и весело, а потом появляется тяжесть в животе и тошнота.
Ведь у вас ни машины, ни дачи, ни красавицы жены, ни детей. Вы вообще живете не так, как хотели бы. В кармане вы сжимаете еще теплый телефон с цифровым кодом-паролем для входа в чужую жизнь. За пазухой щемит, телефонная батарея сладостно греет душу.
2
Ночью холодно. Я оставляю кибитку на улице Стремянной – на огороженной забором площадке одного из долгостроев. Снесли какой-нибудь шедевр номер 7, а построить собираются современную бездушную стекляшку вроде «Ак-Барс банка», что через дорогу. Стремянная – как будто специально название для нас, лошадей.
– Эй, зверье, смотри, куда прешь! – кричит мне охранник стоянки в униформе. К нам, черным, он всегда так. Отрывается!
Не обращая на него внимания, я стреноживаю трехколесную тачку. Затем смешиваюсь с толпой и спешу в сторону Гостиного двора. Кстати, о зверях – есть тут через здание «дом со зверями». С чудесными рыбами и змеями по краям окон второго этажа, с птицами-стражами у парадного входа, с дремлющими совами на четвертом. Это мой любимый дом в Питере. Сейчас в темноте причудливые фигуры почти не видны, но я знаю: они есть даже на карнизах.
А клиентов наверняка уже нигде нет. Ждать возле театра больше не было никакого смысла. Все давно разошлись. Стоять с моим тарантасом у ночного клуба – занятие почти такое же бессмысленное. Современная молодежь не имеет аристократических замашек. Если они и взберутся на меня, то скорее покуражиться и побеситься. Топтаться после полуночи возле дорогого ресторана – все равно что пальцем в небо. Неизвестно, есть ли в этом заведении вообще кто-то из посетителей, думаю я, по инерции заглядывая в окна «Фасоли», что на Гороховой.
К тому же если я промедлю, то, возможно, не успею на последнюю маршрутку. От метро до общежития они прекращают ходить около часа ночи. Да и метро вот-вот закроется. Придется, о бедные мои ноги, переться минут пятьдесят пять пехом.
А фасоль и чечевица – еда бедняков и лошадей. Вспомнив, как мы валялись на гороховом сеновале у себя в Гулизоре, я однажды заглянул в этот ресторан. Как заглянул, так и дальше пошел. А вообще, на Гороховой полно недорогих заведений вроде «Пышки и пудра» от «Веселого пекаря» или «Пельменных» столовых от «Диеты 18».
Но все же, если тебе восемнадцать, пельмени дешевле варить дома. Перед тем как отправиться к себе, я захожу в круглосуточный супермаркет «Дикси» купить на ужин кефиру и пельменей. Обычный вечерний ритуал холостяка. У нас в районе так поздно уже ничего не купишь.
На входе в магазин смуглая девушка собирает принесенную с улицы грязь, ловко орудуя шваброй. Я сразу узнаю в ней кашеварку. Подтерев лужи, она меняет лежащий под ногами промокший картон на сухой. Нищета заставляет моих соотечественников быть тряпками и подстилками на порогах сытной и богатой жизни.
Впрочем, это дешевый магазин и в нем, в ущельях между прилавками, я чувствую себя как дома, в Кашеваре.
Я знаю, если я хочу сбагрить мобилу, мне нужно слиться со средой и, став незаметным, поскорее избавиться от симки. Но с другой стороны, нужно еще просчитать, что дороже: сдать телефон фарцовщикам или вернуть хозяину вместе с симкой, которой он наверняка дорожит. А вдруг мой недавний клиент – олигарх и в благодарность предложит мне хорошую, стоящую работу, когда вернется?
От одних радужных мыслей об открывающихся перспективах на лбу выступает испарина, а ноги делаются мягкими, как промокший картон.
3
Нет! – принимаю я решение. Не буду выкидывать симку, а прямо сейчас свяжусь с хозяином или его близкими и сообщу, что телефон в надежных руках. Для этого нужно покопаться в телефоне, пролистать записную книжку и сообщить о найденной пропаже подходящему человеку из окружения владельца.
Но, кумекаю я, если я сейчас, в такой стремной, обрызганной машинами одежде достану этот дорогой телефон, то неминуемо вызову подозрения. И я начинаю осторожно оглядываться по сторонам: а нет ли рядом охранников или, что еще хуже, камеры наблюдения. Я боюсь, вдруг где-то рядом ходит мент в штатском? Маловероятно, конечно, но все-таки какой-то процент есть. Завидев меня с таким телефоном, он тут же попросит предъявить питерскую прописку или регистрацию, которых у меня отродясь не было.
Подсознательно я понимаю – мне нужно спрятаться в хозяйственном отделе, где торгуют всяким домашним хламом. Только дома мы чувствуем себя по-настоящему защищенными. Я сажусь возле пластиковых ведер на пластиковый стул. Я хочу спрятаться в мире резиновых сланцев, детского лото, гладильных досок и бигуди, в мире пластмассовой дружбы и резиновой любви.
Вот, уже уверен я, сейчас загляну в открывшееся окно и увижу чужую жену в бигуди и в домашнем халате. Но, к моему разочарованию, в телефонных фотофайлах нет ни одного намека на домашний уют. Все фото сделаны, кажется, в один и тот же день на улице. Точнее даже, в каком-то парке. Я листаю картинки с фотографиями цветов, машины, малыша и красавицы, которая аж вся изогнулась, пытаясь представить свои формы в выгодном свете. Для этого она сняла домашний халат и надела лосины.
Девушка смотрит прямо – глаза в глаза, открыто, радостно, призывно. И даже седан «Ситроен» смотрит, не моргая и, кажется, улыбаясь. Только трехгодовалый малыш, никому не позируя, согнулся над цветком. Ему стрекоза-лепесток гораздо интересней.
4
Но тут телефон предательски заверещал и стал дрыгаться, словно запеленатый в подкладку кармана малыш. Он всячески старался привлечь к себе внимание, отчего я жутко напрягся. Реагировать или сделать вид, что это золотой ребенок не имеет ко мне никакого отношения? Что он подкидыш?
