Джон Кризи - Двойная ставка на смерть
— Да, — кратко бросил Триветт.
Пратт вновь начал обходить шеренгу: первых трех миновал, почти не глядя, но остановился перед мужчиной, за которым следовал Доулиш. Доулиш понимал почему, — тот походил на него больше всех остальных в шеренге. Пратт внимательно рассматривал его лицо, йотом бросил взгляд на Доулиша.
Доулиш глаз не отвел.
Он чувствовал, как бледнеют его щеки, ему казалось — еще секунда, и Малютка ткнет указующим перстом ему в грудь; будь он действительно виновен, он не чувствовал бы себя хуже. Вероятно, Пратту было дано такое указание: опознать в самый последний момент. Так что игра, вероятно, немного затянется.
Пратт прошел мимо.
Неужели он так и не опознает Доулиша? Или…
Пратт остановился в конце шеренги напротив последнего мужчины, и Доулиш понимал, почему именно напротив него: ведь он тоже чем-то был похож на него. Пратт искал кого-то очень похожего на него, так что тяжелое испытание пока еще не закончилось.
— Ну, так который же? — сердито спросил Триветт.
— Если честно, — сказал Малютка Пратт, — его здесь вообще нет.
Хотя Доулиш не мог расслышать слов Пратта, он тем не менее почувствовал, что судьба ему улыбнулась, и он ощутил в себе силы без уныния смотреть в лицо будущему, Фелисити, Триветту, всему просторному миру: жизнь прекрасна и стоит того, чтобы жить.
Пратт был в самом серьезном расположении духа и явно волновался.
— Я понимаю, конечно, вы думаете, я вру, мистер Триветт, но среди этих парня действительно нет. У него, знаете, очень маленькие глаза, таких тут ни у кого нет, а еще едва заметный рубец на подбородке. Вот… вот тут… — Пратт коснулся безымянным пальцем правой руки собственного подбородка, чуть левее середины.
— Все в порядке, Малютка. — Триветт говорил резко, но приветливо. Он был как-то странно оживлен. — Скоро увидимся. — Он кивнул головой, и двое полицейских увели Пратта. Триветт приблизился к мужчинам из шеренги. — Благодарю вас, джентльмены, за вашу помощь. Счастлив, что никого из вас не опознали в качестве мошенника!
Раздался сдержанный смех.
Мужчины стали разбредаться, иные перекидывались меж собой замечаниями по поводу процесса опознания.
Триветт, бросив взгляд на Доулиша, даже позволил себе улыбнуться.
— Я бы не сказал, что вам не по силам вытаращить глаза и избавиться от рубца, — сказал он, — но это основания для возможной ошибки. Одна ошибка влечет за собой целую серию ошибок. Встретимся в отделе. Будем надеяться, он не убежит от тебя, Поппл.
Поппл принужденно улыбнулся в ответ.
— Нет. Пратт не опознал Доулиша, сэр, — доложил Триветт помощнику комиссара из УСО[1]. — Мы не сможем дольше держать у себя Доулиша, потому что, хотя изумруды «кру» и обнаружены в магазине Гейла, он не единственный, у кого были ключи. Подозрение падает еще на нескольких человек.
— Что вы намерены предпринять? — строго спросил помощник комиссара.
— Вынудить Доулиша проявить активность, — сказал Триветт. — Сообщить ему, что в любой момент его могут снова арестовать, и посмотреть, что он станет делать.
Последовала долгая пауза, после чего трубка пробасила:
— Что ж, попробуйте.
Окна служебного кабинета Триветта выходили на Темзу, а деревья прилегающей к набережной аллеи росли так близко к стене здания, что достаточно было протянуть из окна руку, чтобы дотянуться до веток и сорвать нежный листок.
На стенах кабинета висело несколько фотографий давно канувших в Лету «шишек» Скотленд-Ярда, своим чопорным видом напоминавших о духе викторианской эпохи, а кроме того — две фотографии, на которых запечатлены две крикетные команды. В дальнем углу справа располагался стол Триветта. Напротив, в левом углу — стол пониже, им пользовался помощник Триветта, старший инспектор Пэлл.
Сейчас в кабинете Пэлла не было.
Триветт стал на удивление радушен.
— Присаживайся, Пат… сигарету? — Они закурили, и Доулиш удобно устроился в комфортабельном кресле. Триветт пристально посмотрел на него. — Везучий ты человек, — заявил он. — Если бы Малютка Пратт опознал тебя, от тюрьмы тебе бы уже ни за что не открутиться. Это как пить дать. В данной ситуации я, пожалуй, не вправе держать тебя. Те злополучные изумруды мы нашли в кабинете Гейла, в одном из ящиков письменного стола. Пратт признался, что сбыл их тебе; так что пришлось заняться тобой. Ты свободен… пока что… Собственно, спасает тебя пока одно лишь обстоятельство.
— Какое же?
— На футляре, в котором хранились эти изумруды, твоих отпечатков пальцев не обнаружено, — сказал Триветт. — Малютка Пратт похитил изумруды «кру». Разве ты не читал о ночной Краже со взломом?
— Начинаю что-то припоминать.
— Всего их было девять чудных изумрудов, хотя вообще-то ничего особенного, — напомнил ему Триветт. — Профессионально чистая работа, настолько, я бы сказал добросовестно выполнена, что комар носа не подточит, что вообще присуще Малютке. Он из числа тех немногих воров, которые привлекают меня неординарностью своей личности, я бы даже сказал, своей романтической честностью. Мы взяли его, когда он выходил из ресторанчика. И пикнуть не успел. Потом выяснили, что жена его слышала, как он торговался с Доулишем… И когда мы назвали ему твое имя, он подтвердил показания жены.
Триветт замолчал.
— Я само внимание, Билл, — напомнил о себе Доулиш. — Продолжай!
— Тогда мы обыскали магазин Гейла. Когда нашли изумруды, решили, что ты купил их, желая помочь клиенту, если считать клиентурой преступный мир, — продолжил Триветт. — На первый взгляд это, конечно, могло быть случайным совпадением, но коль скоро Пратт клянется, что ты не тот человек.., Как ты вышел на него?
Доулиш улыбнулся:
— Сегодня видел его впервые в жизни!
— Ну ладно, ладно, — пробурчал Триветт. — Если узнаю, что вы на пару надули меня, тебе не поздоровится. А теперь ответь мне на другие вопросы…
— Легко сказать, — запротестовал Доулиш. — У меня и своих хоть отбавляй. Пратт мне не продавал… Так кто же купил их?
— Некто, именующий себя Патриком Доулишем, — спокойно ответил Триветт. — Похож на того, про которого ты мне рассказывал и который женился на этой твоей юной красавице-испанке. Использование в злостных противоправных намерениях чужого имени — типичный случай, но мы не можем заниматься им, пока не узнаем все подробности. Опиши мне, что ты делал вечером девятого мая, как можно подробнее, и постарайся ничего не пропустить.
Доулиш напряг память…
Глаза Фелисити светились, на лице сияла радостная улыбка, но скрыть, что она пережила несколько ужасных часов, ей не удалось.
Доулиш, вернувшись домой, рассказал ей, что произошло за это время.
— Девятого мая, когда, как предполагается, я получил изумруды от Пратта, ни ты, ни я из дому ни разу не отлучались, — размышлял он вслух. — Доказать это чрезвычайно трудно. Но когда мне все же удалось убедить в этом Триветта, он решил принять версию о том, что кто-то орудует, действительно прикрываясь моим именем. Во всяком случае, шанс он мне дал., хотя, может быть, и думает, что я выполняю поручение клиента, о котором ему пока ничего не известно.
— Ты рассказал ему о Фернандесе?
— Почти все, — приглушенным голосом произнес Доулиш. — Я забыл ему рассказать только, что Фернандес не был в восторге от перспективы знакомства с английской полицией. О память, где твой узелок? Кстати, я ведь заключил соглашение. — Он мягко улыбнулся, вспомнив предложение Триветта о сотрудничестве. — Скотленд-Ярд ничего не станет предпринимать против Фернандеса без согласования со мной. Драгоценные камни, о которых рассказывал Фернандес, это наверняка и есть те самые изумруды «кру». Жаль, что мне неизвестно, где отыскать Фернандеса. Разве только Эллисон что-нибудь выведает. — Он помолчал, потом задумчиво спросил: — Фернандес не звонил?
Фелисити покачала головой:
— У меня столько собственных забот, что я совсем забыла про эту девушку. Где она сейчас? Кто на ней женился? Что это было: искренний поступок или загодя рассчитанный шаг, чтобы простейшим образом овладеть драгоценными камнями?
— Да, вопросов предостаточно, — согласился Доулиш, — и ответов на них мы пока не знаем. Но есть среди них такой, ответ на который я жажду узнать больше, чем на все остальные.
Вид у него был хмурый, внушающий опасения. Фелисити заметила в его поведении признаки, свидетельствовавшие, как подсказывал ей опыт их совместной жизни, о том, что он вполне оправился от пережитого шока, но теперь чувствовал себя крайне неловко: вероятно, стыдился проявленной слабости.
— Ты имеешь в виду — кто использует твое имя? — спросила Фелисити.
— Я имею в виду — где находится Мепита Фернандес? — мягко пояснил Доулиш. — А в этом разрезе и другой вопрос: где находится сам Фернандес? Интересно, есть ли новости у Эллисона?
