Джон Кризи - Двойная ставка на смерть
Триветт, вероятно, пребывал сейчас именно в таком настроении. Итак, день сулил выдаться весьма напряженным.
— Ты не преувеличиваешь? — с надеждой спросил Доулиш.
— Что ты, — запротестовал Эллисон. — Мои информаторы сообщают, что такого неистовства со стороны Триветта не видели уже много лет. Будь другом, выложи все как на духу.
— Уверяю тебя, я не имею ни малейшего понятия о том, что может его так бесить, — твердо сказал Доулиш. — Вообще-то я сам собирался потолковать с ним.
— Смелый парень. Для меня это может представлять какой-нибудь интерес?
— Я и сам пока не знаю, откуда тут ветер дует, — ответил Доулиш, — но если тебе не к чему приложить руки в редакции, ты мог бы выполнить для меня совсем маленькое порученьице, не в службу, а в дружбу.
— Аг-га, — глубоко вздохнул Эллисон. — Конспираторы опять объединяются?
Доулиш торжественно произнес:
— Разглашению не подлежит, все строго конфиденциально. Выясни — с максимальной подробностью — все возможное о Карлосе де Киенто и Фернандесе…
— Ишь ты, как сложно! — Последовала деловитая пауза. — Карлос, это я успел записать, остальное продиктуй по буквам.
Доулиш продиктовал по буквам полное имя Фернандеса, потом прибавил:
— У него есть сестра, зовут Мепита. Возраст… чуть за двадцать и красивая необыкновенно, это уж представляй себе сам, насколько позволяет размахнуться воображение. Я..
Он услышал шаги на лестнице — осторожные, предупреждающие о том, что через минуту или две к нему явится Триветт, а может, его посланцы. Да, все-таки, скорей всего, посланцы — их по меньшей мере двое, и он на звук определил, что они, пожалуй, уже преодолели два лестничных марша. Такой поворот событий ему совсем не нравился.
— Продолжай, продолжай, — настойчиво попросил Эллисон.
— Да, надо спешить, Триветт, похоже, на подходе, — сообщил ему Доулиш. — Узнай, действительно ли эта испанская пара прилетела вчера утром в Лондон из Мадрида, известно ли о их появлении, то есть зарегистрировались ли они в испанском посольстве… В общем, узнай все, что только можно. Постоянный адрес у них… или у парня… в Барселоне. И помни — на тебе обет молчания.
— А ты мне говорил, что у Триветта нет оснований заниматься тобой, — отпарировал Эллисон. — Загляну к тебе в тюрьму. Эй, Пат…
Теперь шаги слышались уже на их лестничной площадке; Фелисити направилась к входной двери.
— Поторопись, балда, — сердито бросил в трубку Доулиш.
— Предположим, полиция заберет тебя, как мне быть с информацией об этом парне и об этой девушке? — спросил Эллисон. — Передать Фелисити и Тиму Джереми?
— Все передай Фелисити, понял? Тим сейчас за границей.
— Да, брат, берут они тебя в самое неподходящее времечко, — язвительно и, может, невпопад пошутил Эллисон. — Твои старинные напарники, Тим Джереми и Тед Берсфорд, оба вне пределов страны: нет ребят, на которых ты мог бы целиком положиться. Так что будь начеку.
— Буду, не волнуйся.
— Ладно, — сказал Эллисон. — Пока, старик, поищи хорошего адвоката.
Эллисон был здравомыслящим, рассудительным, предусмотрительным и очень умным человеком. Он давно и очень хорошо знал Доулиша, как и тех его друзей, о которых упомянул в разговоре, — друзей,«которые вложили немалую лепту в то, что Доулиш пользовался едва ли не легендарной репутацией, также благодаря частым одобрительным газетным статьям, Сейчас Тима и Теда в Лондоне не было. Тим Джереми вернется из Франции, где находится в командировке, не раньше чем через неделю. Связаться с ним нет никакой возможности.
Ход мыслей Эллисона был ясен: он считал, что сейчас Доулиш как никогда нуждается в дружеской поддержке.
Резкий звонок в дверь прервал сумрачные размышления Доулиша.
Еще звонок.
— Что… — начала было Фелисити.
— Триветт, — ответил Доулиш и заставил себя улыбнуться. — Эллисон, похоже, считает, что возможны неприятности. — Он встал, чтобы самому открыть дверь. — Ты еще помнишь, как вчера настаивала, чтобы я позвонил Триветту?
Фелисити промолчала.
Доулиш открыл дверь.
Триветта за дверью не оказалось, зато там стояли двое крупных мужчин, в одном из которых Доулиш узнал сотрудника уголовного отдела Скотленд-Ярда, сержанта Поппла — маленькие голубые глазки, сама почтительность в манерах, раскрасневшаяся от ответственности полученного задания физиономия.
— Вы мистер Патрик Доулиш? — осведомился Поппл.
Доулиш церемонно поклонился:
— Он самый, собственной персоной.
— Мистер Патрик Доулиш, — сухо сообщил Поппл, — мне поручено арестовать вас за приобретение краденых драгоценных камней, в частности изумрудов племени «кру», и я обязан заранее предупредить вас, что отныне все, что вы ни скажете, может быть использовано против вас в суде.
Это был удар ниже пояса.
Дикость! Абсурд!
— Пат!
Фелисити сделала судорожное движение ртом, словно рыба, вдруг очутившись на берегу.
В проеме кухонной двери стояла Элис.
— Господи, какие страсти! — громко воскликнула она, потом, заламывая руки и закатывая глаза, пылко повторила. — Господи, какие страсти!
Наконец Доулиш заставил себя заговорить:
— Это явное недоразумение и чистейшей воды вздор; вдобавок я ничего не знаю ни о краже, ни вообще о каких-то там изумрудах племени «кру». — Он повернулся к Фелисити. В его глазах можно было прочесть, что он говорит правду. — Вскоре выяснится, что это ошибка, — уверенно сказал он для пущей убедительности, хотя сам в этом, разумеется, уверен не был.
Что-то вроде тени сомнения промелькнуло на лицах Поппла и его массивного напарника. Они пришли, явно готовясь встретить сопротивление. Двоих полицейских они оставили охранять выход из подъезда, еще двое на всякий случай дежурили на улице.
Вероятно, они были уверены в причастности Доулиша к преступлению, коль скоро действовали таким образом. Во все происходящее верилось с трудом, все это просто никак не укладывалось в сознании. Ясно одно: кто-то его оговорил; но ведь это официальный арест, совершаемый лишь тогда, когда полиция располагает безупречными, причем исключительно весомыми уликами.
Доулиш сел в полицейский фургон на заднее сиденье рядом с сержантом Попплом. Поппл без стеснения оперся о него своим тяжелым плечом. Он не стал надевать на него наручники, но ясно дал понять, что таковыми располагает.
Доулиш в общем-то и не помышлял о побеге.
В этом не было никакого смысла.
Эллисон как в воду глядел.
Доулиш сидел в кресле с прямой спинкой в камере на Кэннонроу, в полицейском отделении, которое располагалось как раз напротив основного здания Скотленд-Ярда. Он находился там уже целый час. Предварительно были соблюдены некоторые необходимые формальности, после чего его отвели в камеру и заперли на ключ. И пока не тревожили.
Мысль о Фернандесе ни на минуту не покидала Доулиша, он все время размышлял о том, не связан ли каким-то образом его арест с визитом Фернандеса.
Связь, разумеется, была. Но вот…
Наконец он решил не пытаться искать ответ на этот вопрос, по крайней мере, сейчас.
Доулиш расслышал в коридоре голоса, один из которых был ему знаком… Голос Триветта. Глубокий, с командными нотками баритон. Триветт военным чеканным шагом шел по коридору вместе с Попплом и еще каким-то не известным Доулишу мужчиной. Перегородка камеры Доулиша располагалась сбоку от прохода. Триветт бросил на Доулиша взгляд, потом быстро отвернулся.
Доулишу это совсем-совсем не понравилось.
С Триветтом они были дружны. Доулишу не понравилось, как он с ним поступил и как ведет себя сейчас, но он не позволил никчемным сантиментам и обиде хоть отчасти овладеть его сознанием. Если Триветт действовал по указанию свыше, он, разумеется, пока ничем не мог ему помочь.
На лице Триветта лежала печать обвинения. Это был высокий, шести футов роста, сухощавый, но хорошо сложенный мужчина, одетый в темно-серый костюм из доро-~ой шерсти. У него было симпатичное, приятное лицо грубой лепки.
Триветт исчез из виду.
Снаружи послышался звон ключей.
Триветт возвращался назад в сопровождении дежурного сержанта, который и открыл камеру. Триветт и Поппл вошли внутрь, третий сотрудник Скотленд-Ярда остался за дверью. Дверь закрылась, ее заперли изнутри… своего рода мера предосторожности, принимаемая лишь в отношении особо опасных преступников.
Триветт посмотрел Доулишу прямо в глаза.
— Ну, Доулиш, — тяжело проронил он.
— Что изволите услышать в ответ на ваше замечание? — язвительно поинтересовался Доулиш.
— Вам было предъявлено обвинение в полном объеме, и вы знаете, что у вас нет шанса выкрутиться, — сказал Триветт.
— Уильям, — Доулиш покачал головой, — у вас нет и грана возможности сварить из этого обвинительную кашу. — Однако Доулиша весьма беспокоила видная невооруженным глазом твердая уверенность Триветта в том, что эту кашу ему сварить все лее удастся.
