Светлана Алешина - Одного поля ягодки (сборник)
— И насколько это было справедливым?
— Отчасти, — задумчиво сказала Марина. — Отчим просто запрещал им встречаться с «крутыми ребятками». А пока они жили в его квартире, ничего против его странных желаний они поделать не могли! Особенно это касалось Вики. Вот и началась эта история с деньгами под проценты, которые Салилов обещал помочь выплатить. Сначала все было замечательно — Салилов нашел деньги очень быстро, потом появилась маклерша… Черт, забыла, как ее звали! Такая вся напомаженная красавица с мощным бюстом и длинными ногами. Я вспомню. Если надо.
— Надо, — кивнула я.
— Значит, напрягусь. Потому что вся эта канитель совершенно омерзительная, и мне хочется, чтобы Вика вернулась. Так вот, квартира находилась на самом отшибе, в ужасном доме, из тех, где подъезды пропахли экскрементами и карболкой. Но девочки были в восторге. Несмотря на то, что цена была заломлена дикая. Квартира этого не стоила. Я не знаю, что там произошло, но только почему-то эта квартира пошла прахом, и девочки попали в большой аут. Ни денег, ни вожделенной квартиры — одни долги. Вот Катюхе и пришлось пойти на телефон, а Вике — покруче. Чтобы отдать деньги.
— И ты не знаешь, что произошло? Ты ведь ее близкая подруга?
— С детства, — кивнула она. — Ближе только сестра. А иногда и сестра дальше.
— И она тебе не рассказала подробностей?
— Нет, — покачала головой Марина. — Она ходила молчаливая и мрачная, только сказала, что квартиру эту она выбьет. Слушай, как же ее звали? Эту чертову маклершу?
— А фирма какая?
— Да не было ее, фирмы этой! В том-то и дело, что Вику провели, как малое дитя! Может быть, поэтому она и не посвящала меня в подробности! Ей просто было стыдно, что она оказалась такой идиоткой!
— Хорошо, а Салилов? Он знал?
— Я с этим кретином никогда не дружила. Тут я тебе вообще ничем помочь не могу! Потому что у нас с этим сутенером все отношения свелись к «здрасьте-гудбайте». Мы в упор друг друга не видим! Так что сама с ним поговори.
— И ты не пыталась узнать у него, не знает ли он что-нибудь о Вике?
— Пыталась, — кивнула Марина. — Он меня просто послал, используя некрасивые слова. Сказал, что она его кинула на крупную сумму и он не желает слышать об этой суке. Кажется, он собирался везти ее в Сочи. Где «темные ночи». Сдается мне, везти ее туда он намеревался по делам, то есть на заработки.
Она сидела передо мной, задумчиво накручивая на пальчик белокурую прядь, и по ее взгляду было понятно, что она устала. От жизни с этим Лешей. От необходимости постоянно, с утра до ночи стоять у прилавка, ловя презрительные взгляды хорошеньких покупательниц, и знать, что у нее никогда не будет денег на приличную косметику. От своей подруги Вики и ее проблем. От Димы Салилова, который, судя по ее рассказу, полный дегенерат и хам. От моих вопросов, наконец. Ее красивое личико с правильными чертами было грустным.
— Ты могла бы быть манекенщицей, — не удержалась я.
— Могла бы, в розовом сне, — рассмеялась она. — Но я постоянно нахожусь наяву. Даже когда я сплю, мне снится, что надо заработать Николке на памперсы. Что надо сделать так, чтобы он не слушал этот попсовый кошмар, который обожает мой муж. Ты их видела?
Я кивнула.
— Значит, все понимаешь… Может быть, Вику просто ужаснула моя судьба? Случайные связи иногда приводят к кошмарным замужествам. Я не знаю, почему я еще там. Если я их убью, найдешь мне хорошего адвоката?
Ей не с кем было поговорить с того времени, как исчезла Вика.
— Может быть, тебе просто уйти? — посоветовала я.
— Как Вике? — горько усмехнулась она. — Сначала выясни, куда она ушла, ладно? А потом уж я подумаю, стоит ли мне бежать туда же…
* * *Ничего более толкового по поводу долгов и злосчастной квартиры мне от Марины узнать не удалось. У меня создалось впечатление, что Марина слишком была занята собственными злоключениями, чтобы вникать подробно в несчастья подруги. Да, они ходили в этот идиотский кабак, чтобы развеяться, как она мне объяснила. «Эльфийское» семейство, как я и догадалась, изрядно ее доставало. Потом появилась в дверях Маринина напарница и вопросительно посмотрела на нас, давая понять, что наша беседа затянулась.
Я понимаю намеки, поэтому сразу поднялась.
— Надеюсь, что все будет хорошо, — сказала я без особой уверенности. — Если ты вспомнишь имя этой риэлторши, позвони вот по этому телефону.
Я протянула ей визитку.
Она посмотрела и кивнула:
— Обязательно…
— И не позволяй им себя обижать, — сказала я на прощание. — Ты, между прочим, куда больше их в весовой категории…
Она посмотрела на меня, пытаясь понять значение сказанной фразы, а когда до нее дошло, что я имею в виду противных «эльфов», невесело усмехнулась.
— Тебя бы туда на денек, — уныло пробормотала она. — Поняла бы, что дело совсем не в весе.
— Ох, меня бы туда на денек, я бы их расставила в строгом порядке, — возразила я и помахала ей рукой.
Выйдя на улицу, я почувствовала, как мое настроение падает, падает, падает — не в силах подняться…
— Остается только одно, — мрачно подытожила я. — Ворваться к Катерине, прижать ее к стене и выяснить все, что эта маленькая поганка хотела от меня утаить…
И как отучить наших клиентов врать и утаивать важные сведения, раз они к нам обратились?
* * *Раз уж по всевозможным поручениям мотаюсь я, надо потребовать машину. «Вольво», например. Пусть Лариков покупает мне машину или, на худой конец, мотоцикл. Я скромная, меня вполне устроит «Харлей»! А то мотаешься из одного конца города в другой, а потом, высунув язык на плечо, летишь в третий, с ужасом понимая, что твои мытарства еще не закончатся на этом, поскольку у Тарасова есть еще и четвертая окраина. Или пусть заставит всех людей с преступными намерениями селиться в центре города.
Хотя зимой от «Харлея» толку никакого. А волнует меня именно зимнее время, с этим ужасным гололедом, когда идешь на полусогнутых ногах, отчего становишься похожа на калеку с перебитыми конечностями. А мои частые падения? Тем более что я имею дурную привычку ударяться головой, то есть основной своей рабочей… Как это сказать? Рабочим органом, вот! У кого какой орган рабочий, у меня вот голова и ноги.
Да еще эти автобусы, которые перестают нормально курсировать, стоит только чуть-чуть испортиться погоде!
Нет уж, пусть раскошеливается на машину!
Так я думала, забираясь в автобус, чтобы поехать в офис, где я надеялась еще застать Катю, — раз у них «пылкое и высокое чувство», то скорее всего она еще там. Заодно надо им помешать, потому что ангелоподобная Катерина, как выясняется, склонна ко лжи, а зачем моему боссу врушка-жена? Мы ему честную подыщем, у меня подруг много!
Пока я сидела, рассматривая в окно родной город, ставший от зимы серым, но уже прихорошившийся к Рождеству и Новому году, что давало надежду на улучшение моего настроения, я думала о Салилове и риэлторше.
Если вспомнить историю Пенса…
Как-то раз моего друга натурально «подставили», причем все было разыграно как по нотам! Не имею ли я и тут дело с тем же самым феноменом?
Салилов и Вика — так ли уж искренни были их отношения?
Нет, — ответила я сама себе. Я, например, не могу себе представить, что Пенс отправляет меня на панель. Скорее уж он сам пойдет туда, чем меня отправит!
Значит, Дима Салилов вполне мог быть главным в этой исторической драме, столь типичной для нашего времени?
Ох и гадкий же типус у меня получился в воображении из этого самого Димы!
Но…
— «Любовник возлюбленной даме под стать,
Лисице жить с лисом, а кошке с котом», — вспомнила я Вийона.
Ни к селу ни к городу, сердито подумала я. Что-то твои советы, мой Франсуа, последнее время крайне бестолковы. Разве что и Дима, и Вика одного поля ягодки.
Ладно, разберемся. По моему убеждению, разобраться можно во всем.
Автобус остановился, дверь открылась, шлепнув меня по пальцам. От неожиданной боли я дернулась, прошептав: «Мамочки…»
Даже обидеться было не на кого — сама такая глупая, подставила палец!
* * *Они были на месте. Сидели себе спокойно и мирно, распивали кофе, и, конечно же, Лариков занимался самым что ни на есть достойным для лохов делом — утешал несчастное дитя! Дитя смотрело невинными глазками и что-то лепетало невразумительное и очаровательное.
По радио начали передавать бессмертное «Нарисуй все черным». Я включила погромче. Меня наконец заметили.
Лариков вскинул на меня глаза, исполненные удивления, а Катя проговорила:
— Какая песенка веселая!
Я зло рассмеялась.
— Она вообще-то называется «Нарисуй все черным», — мрачно сказала я.
— Почто у нас такая смурь на душе? — поинтересовался Ларчик, почувствовав, как я в данный момент раскрашиваю окружающий меня мир в черный цвет.