Фридрих Незнанский - Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова
«Мужик толковый, вполне порядочный, хотя, признаться, звезд с неба не хватает. В чем нужно — поможет, но главное, как мне кажется, мешать не будет. Я ему предварительно прозвонюсь, дам соответствующие «цэу», так что, думаю, встретят, как положено быть, хотя уже есть рабочая версия, которую выдвинула районная прокуратура. Впрочем, думаю, одно другому не помешает…»
Афанасий Гаврилович Мотченко был на месте. Увидев на пороге кабинета незнакомого мужика с шикарным кейсом в руках — сумку Грязнов оставил в приемной, — он оторвался от какой-то схемы, которую старательно вычерчивал на листе бумаги, оценивающим взглядом окинул незнакомца и тут же поднялся навстречу.
— Простите, это относительно вас звонили из управления?
— Точно сказать, конечно, не могу, но, если этот звонок был от полковника Юнисова, значит, я.
Наливное, словно осеннее яблоко, лицо Мотченко расплылось в широченной доброжелательной улыбке.
— Товарищ Грязнов, если не ошибаюсь?
— Так точно. Вячеслав Иванович.
— Ну, а я — Афанасий Гаврилович. Что ж вы с вокзала не позвонили? Мы бы встретили.
В голосе начальника стожарской милиции звучали нотки обиды.
— Пустое, — отмахнулся Грязнов, — да и размяться немного хотелось.
Он оценивающе, но так, чтобы этого не заметил хозяин кабинета, окинул майора взглядом. По возрасту, пожалуй, лет на семь моложе самого Грязнова, но выглядит не по годам старше. Излишне грузен, немного лысоват, и если бы не большие, почти квадратные кисти рук, на которых синели наколки, выдававшие в майоре бывшего моряка, его можно было бы отнести к разряду чеховских героев, которые за двадцать лет безмятежно-спокойной работы до лоснящейся паутинки просидели штаны, обзавелись садиком, огородом, оравой сопливых детишек, а по воскресным дням ходят играть в карты к соседу из районной управы или из прокуратуры.
— Слушайте, а вы что… — спохватился майор, — с одним только кейсом?
— Да нет, просто неудобно было вваливаться к вам с вещами. Сумку я в приемной оставил, — улыбнулся Грязнов, которому сразу же понравился майор.
— В таком случае, еще один вопрос. Где думаете остановиться? В гостинице или, может, на служебной квартире? Она сейчас как раз пустует.
— В гостинице. И если можно, то в том же номере, где жил Кричевский.
— Без проблем, — пожал плечами Мотченко. — Тем более что номер Кричевского до сих пор опечатан. Кстати, — спохватился майор, — как он там? Наши-то врачи поселковые только руками развели, когда его в больницу доставили. Вот и пришлось срочно переправлять в Хабаровск, вертолетом.
Грязнов вздохнул и виновато развел руками.
— Лично я в больнице не был, но как мне сказали, тяжелое ранение в голову. Операция вроде бы как прошла нормально, но в сознание он еще не приходил.
— Господи, вот беда-то! — посочувствовал майор. — Один в больнице, другого всем поселком хоронили. Считай, его гроб на руках от дома до погоста несли. Не каждому такая честь перепадает.
Вячеслав Иванович стрельнул по майору вопросительным взглядом. Даже если учесть его доброжелательный настрой относительно погибшего Шаманина, подобная характеристика говорила о многом. И в первую очередь о том, что командира команды парашютистов в Стожарах хорошо знали и, видимо, относились к нему с должным уважением.
— Как думаете сегодняшним днем распорядиться? — спросил Мотченко. — Может, сначала в гостинице устроитесь, отдохнете после дороги?
— Какой отдых? — отмахнулся Грязнов. — И без того полночи проспал.
— В таком случае, может, на место происшествия выедем?
— Хотелось бы.
Выслушав пожелания гостя, который для майора Мотченко оставался тем самым знаменитым начальником столичного МУРа, Мотченко приказал водителю проехать той же дорогой, которой, предположительно, в трагический для них вечер шли Шаманин с Кричевским, и разбитый старенький «газик» запылил вдоль центральной поселковой улицы, направляясь к темнеющему невдалеке подлеску, за которым расположился местный аэродром с небольшим, в несколько домов поселком, где жили причастные к летному делу люди. Там же, в осиротевшей без хозяина избе, замкнулась в непоправимом горе и Марина Шаманина. Вдова, которой едва перевалило за двадцать пять.
— Дежурная, — рассказывая по дороге Мотченко, — показала, что из гостиницы они вышли где-то около десяти вечера. Кричевский еще предупредил ее, чтобы она не закрывала входную дверь. Мол, проводит товарища и тут же вернется обратно.
Изношенный милицейский «джип», рессоры которого уже давным-давно выработали свой ресурс, тряхнуло на рытвине, в животе Грязнова булькнули остатки жиденького поездного чая, замолчавший было майор с укором покосился на водилу, раскосые глаза которого выдавали аборигена местной тайги, и снова повернулся к Грязнову, продолжая свой рассказ:
— Дежурная также говорит, что Шаманин пришел к Кричевскому где-то около семи вечера. Он еще поздоровался с ней. Потом они спустились в гостиничный буфет. Выйдя оттуда, попросили у нее чайник и пару «приличных», как она сказала, стаканов и поднялись в номер Кричевского. Буфетчица подтвердила, что они взяли у нее отварную курицу, бутылку коньяка, две бутылки минеральной воды и банку сардин.
— Это что, вроде прощального ужина? — спросил Грязнов.
— Да как вам сказать… — пожал плечами Мотченко. — Кричевский вместе с парашютной командой Шаманина был на пожаре в Дальнем урочище, видимо, не обо всем успел расспросить, и лично я предполагаю, что Сергей пришел в гостиницу по его просьбе, чтобы доработать собранный материал. На эту версию, кстати, работают и записи Кричевского, видимо сделанные именно в этот вечер.
— Вы что, хорошо знали Шаманина? — спросил Грязнов, обратив внимание на то, что начальник отделения милиции уже несколько раз назвал парашютиста не по фамилии, а по имени.
— Очень хорошо, — коротко ответил Мотченко. Помолчал немного, видимо, вспомнив Шама-нина, и добавил: — Но в основном, правда, мы встречались по работе, когда он нам нарушителей пожарного режима доставлял.
За окошком «газона» промелькнули окраинные домишки райцентра. По сторонам потянулся жиденький лесок, потом деревья стали толще, промелькнула березовая рощица, и, наконец, дорога попала в густую тень кедровника, чудом сохранившегося среди старых порубок. Водитель сбросил газ, проехал еще метров двести и остановил машину около приметного дерева в три обхвата.
Кивнув Грязнову, чтобы тот следовал за ним, Мотченко прошел в глубь кедровника и остановился около двух свежесрубленных вешек, которые на расстоянии среднего человеческого роста были воткнуты в землю.
— Вот здесь утром следующего после убийства дня шофером аэродромной службы был найден труп Шаманина. Стреляли из-за кедра, что в десяти метрах от дороги. Первым выстрелом ранили в грудь, а когда он упал, добили выстрелом в затылок, в упор. Затем волоком оттащили в кедровник.
— А где в это время мог находиться Кричевский? — спросил Грязнов. — Из гостиницы-то они вышли вместе.
— Кричевский… Воспроизводя момент преступления, можно предположить, что, проводив Сергея, он распрощался с ним где-то недалеко отсюда и пошел обратно в гостиницу. Потом, видимо, услышал выстрелы, возможно, даже крик Шаманина и побежал обратно. В том месте, где был убит Сергей, он увидел кровь — луна в тот вечер была полная, след волочения и бросился в лес, надеясь спасти Щаманина. Наткнулся он на него в этом вот самом месте, нагнулся, испачкался в крови Шаманина и… По всей вероятности, услышав шум убегающего человека, бросился следом за ним.
Майор замолчал, вновь переживая трагедию случившегося, и негромко продолжил:
— Ранили Кричевского в ста метрах отсюда, причем стреляли почти в упор. В голову. Чтобы, видать, наверняка, без свидетелей. Затем убийца перевернул парня на бок, решив, что тот уже мертв, и вернулся к Шаманину. Густо посыпал все вокруг махоркой, перемешанной с молотым перцем, и скрылся в неизвестном направлении.
Вячеслав Иванович слушал рассказ стожаровского опера, как вдруг поймал себя на том, что в нем самом просыпается прежний опер Грязнов. Подумал было, что сейчас самое время остановиться, не дать себе завязнуть в клубке возможных догадок и версий, однако уже ничего не мог с собой поделать.
— Собаку пробовали пустить по следу?
Майор обреченно махнул рукой.
— Безрезультатно.
— А куда выходит кедровник?
— Внешняя часть тянется вдоль дороги, что ведет к аэродрому, дальше его рассекает шоссе, ну а потом уже начинается тайга.
— Выходит, преступник мог быть и не поселковым?
— Предположить, конечно, можно и подобный вариант, — Мотченко пожал оплывшими плечами, — да только откуда он мог знать, что именно в этот вечер Шаманин будет возвращаться домой этой дорогой? Вот в чем вопрос.
