Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает
Манцев встретил Елену в коридоре.
- А мне о вас Алексей Федорович говорил, - улыбнулся он, - вы Елена Федоровна.
Лена кивнула.
Манцев внимательно посмотрел на нее. До чего же девушка красивая! Вздохнул:
- Ну, что стряслось?
Лена протянула письмо.
Манцев вскрыл, начал читать: "Василий Николаевич. Я был неискренен с вами, в тот трагический день я возвращался от своего однокашника по Александровскому военному училищу, поручика Копытина Виктора Алексеевича. Он прибыл с Юга. Но не для организации офицерского подполья. Нет! Я бы мог еще понять это. Он сказал мне, что у него есть группа бандитов и он намерен разбогатеть, и предложил мне стать его сообщником. Я с возмущением отказался. Покинув квартиру Копытина, я не мог поверить, что он пойдет на это. Но, узнав о трагической гибели Бориса Аверьяновича Басова, я понял всю серьезность его намерений и глубину его духовного падения. Офицер не может быть бандитом. И вдруг. Я отправился к Копытину, чтобы задержать его или убить. Его адрес: Патриаршие пруды, дом Кузнецова, квартира четыре. Следующей жертвой должен стать..."
Манцев не дочитал письмо:
- Когда ушел брат?
- Полчаса назад.
Манцев распахнул дверь:
- Все на выезд. Патриаршие, дом Кузнецова.
Лапшин стоял в дверях, опершись рукой о стену. Морда красная, жилетка расстегнута. И сразу увидел Климов перстень Басова на короткопалой руке Лапшина. Светился он синим светом.
- А, ваше благородие... Чего надо?..
- Где Виктор?
- Ушел. И ты иди.
- К стене! - уперся наган в живот Лапшина.
Он икнул и повернулся к стене.
Климов вынул из-за пояса бандита тяжелый кольт, сунул в карман:
- Пошли.
- Куда?
- В ЧК.
Увлекся Климов, не заметил приоткрытой двери в гостиную.
Копытин поднял пистолет и выстрелил. Падая, Климов надавил на спуск нагана. И рухнул на пол Лапшин.
А пули Копытина отбросили Климова к стене, и он упал, намертво зажав в руке бесполезный наган.
- Сволочь... Сволочь... Чистоплюй поганый... - Копытин подбежал к двери, закрыл ее. Бросился на кухню, выглянул в окно. В темноту двора ворвались автомобильные фары.
Копытин, перезарядив пистолет, бросился в гостиную.
На столе груда золотых монет, кольца, серьги, пачки денег. Начал рассовывать деньги по карманам.
А входная дверь уже тряслась от ударов.
Схватил горсть монет, сунул в карман брюк. На ходу надевая пальто, выбежал в коридор. Трижды выстрелил в дверь.
Забежал в уборную. Запер дверь. Локтем высадил окно. Выглянул. Внизу под стеной сугроб намело в человеческий рост.
С грохотом рухнула входная дверь.
Копытин перекрестился и выпрыгнул в окно.
Манцев наклонился над убитым Климовым:
- Эх ты, штабс-капитан. Сам хотел. Честь свою офицерскую берег... Мартынов, задержанного сюда, пусть опознает убитого.
Подошел Козлов:
- Ушел второй, товарищ Манцев.
- А оцепление?
- Обмишурились чуток, у него окно из гальюна на другой двор выходит, выпрыгнул, сволочь.
- Товарищ Мартынов, - из дверей гостиной вышел Данилов, - тут золота много.
Манцев вошел в гостиную. Часть монет рассыпалась на полу, остальные лежали на столе.
Василий Николаевич взял в руки золотой квадрат, поднес к свету: гордый профиль в шлеме отчеканен по золоту.
- Это монета Древней Эллады, - сказал Данилов, - огромная ценность. Их в музей надо, товарищ Манцев.
- Ты разбираешься в монетах?
- Мальчишкой собирал.
- Вот и прекрасно, делай опись.
- Так, товарищ Манцев, их же здесь...
- Пиши, Данилов, достояние республики требует тщательного учета.
Он замолчал. Потом сказал вдруг:
- А что же я его сестре скажу?
- Что, товарищ Манцев? - повернулся Данилов.
- Ничего. Ты работай.
Климова похоронили на Ваганьковском, рядом с могилой матери. Над кладбищем кричали вороны и падал снег.
Мартынов вдруг увидел, что снег не тает на лице покойного, и это странное открытие вдруг объяснило ему смысл слова "жил". Климова больше не было.
Падал снег, плакала Елена, кричали вороны.
Потом взвод милиционеров поднял винтовки, и птицы разлетелись, спугнутые залпом.
Вырос над могилой холмик, и Мартынов думал о странностях судьбы. Пройти всю войну, не жалея себя, одному вступить в схватку с бандитами и погибнуть от руки человека, которому он так верил.
Уходя, Мартынов оглянулся: свежий холм земли казался неестественно черным на фоне девственно белых сугробов.
Москва. Февраль 1919 года
Копытин шел по занесенному снегом Рождественскому бульвару.
День выдался морозный и солнечный. Снег яростно скрипел под ногами. Копытин шел по узкой вытоптанной тропинке, помахивая щегольской тросточкой.
- Поручик Копытин?
Копытин повернулся.
Перед ним стоял человек в черном пальто с бархатным воротничком, серая барашковая шапка чуть сдвинута на бровь, усы закручены.
Все-таки как ни переодевайся, а офицера за версту видно.
- Поручик Копытин? - повторил неизвестный.
- С кем имею честь?
Незнакомец снял перчатку. На ладони лежала половина медали "В память войны 1812 года".
Копытин расстегнул шубу, из жилетного кармана вынул вторую половину, протянул связному.
Тот совместил половинки:
- Все точно. Господин поручик...
- С кем имею честь?
- Ротмистр Алмазов-Рюмин.
- Слушаю вас, господин ротмистр.
- Господин поручик, командование недовольно вашей работой.
- То есть? - Копытин усмехнулся, дернул щекой.
- Где активные действия, где организованное уголовное подполье? Кроме того, нам известно, что вы совершили несколько крупных экспроприаций, но где средства?
Копытин молчал.
- Помните, что у нас в организации состоят чины полиции. Люди, прекрасно знакомые с уголовным миром. Мы знаем все, что вы, ну... как бы сказать...
- Граблю? - зло выдавил Копытин.
- Изымаете, до последней копейки. Вы, поручик, просто недооцениваете нашу службу. Через неделю ждем денег. Адрес вам известен.
Алмазов-Рюмин резко повернулся и зашагал в сторону Петровки.
Манцев стоял, прислонясь к теплому кафелю голландки, и слушал Мартынова, меряющего шагами кабинет.
- Мы все обдумали. Пойдут они к Васильеву. Мы их возьмем. А дальше? Собан-то опять уйдет, и Копытин тоже.
- Ну и что ты предлагаешь, Федор?
Мартынов подошел к Манцеву, наклонился.
- Есть план, - азартно сказал он.
- Излагайте.
- Мы решили так...
Собан и Копытин играли в карты.
- Карта тебе прет, Витя, как из параши.
Копытин подтянул к себе выигрыш:
- Ничего, Коля, карта не лошадь, к утру повезет, - Копытин начал быстро сдавать карты.
Собан взял, поглядел, бросил:
- Я тебе что хочу сказать, Витя. Интересовались тобой.
- Кто? - дернул щекой Копытин.
- Солидный мужик. Раньше в сыскной служил.
- Что ему надо?
- Не сказал.
- Хочешь, я тебе скажу? - Копытин перегнулся через стол. - Хочешь?
- Не психуй, гнида, - Собан оттолкнул Копытина.
- Так вот, они хотят, чтобы мы с тобой часть взятого офицерскому заговору отдавали.
- Точно?
- Я же, знаешь, зря языком не бренчу.
- Значит, - усмехнулся Собан, - опять експлатация. Мы бери, а им отдавай. Не выйдет.
- Нет, ты не знаешь этих людей. А я их знаю.
- Витя, ты кто будешь? А то о тебе разное говорят.
- Я офицером был. А теперь свободный человек. Мне не нужны ни белые, ни красные. Жить хорошо хочу. Поэтому слушай меня, Николай.
Копытин достал портсигар, щелкнул крышкой, протянул Собану.
Они закурили.
- Ты, Собан, дурак. Не прыгай, сиди тихо. Дурак. Все ты можешь в налете взять. Цацки, деньги, жратву. Все, кроме ума.
- Ишь, падло, как заговорил, - лицо Собана налилось, губы стали тонкими и жесткими.
- Ты глазами не зыркай. Я не из пугливых. Насмотрелся того, чего тебе с твоими сопливыми мокрушниками никогда не увидеть. Они кровью хвастают. Так я ее за день проливал больше, чем они за две жизни.
Лицо Копытина обострилось, глаза стали прозрачными и страшными, тиком пошла щека.
Собан посмотрел на него, ему стало неуютно в этой комнате. Словно кто-то вошел сзади и приставил наган к его затылку.
- Слушай меня, - продолжал Копытин, - ну возьмем мы еще пять мешков денег. А дальше? Ну, пропьем, прогуляем... А потом? Через полгода ЧК и уголовка на ноги встанут и прихлопнут нас, как мух.
Копытин ткнул окурок в тарелку с сардинами. Взял бутылку, разлил:
- Я тебе вот что предлагаю. Проведем три дела и уйдем.
- Куда?
- Сначала в Петроград, оттуда в Финляндию.
- Так нас там и ждут. - Собан в два глотка выпил водку. - Ждут и плачут.
- Таких, как сейчас, с этим, - Копытин презрительно подбросил пачку денег, - с этим нет. Мы сделаем три дела. Возьмем камни у Васильева, валюту на Мясницкой, и еще одно. О нем потом скажу. А дальше век за границей живи, в богатстве и роскоши.
- Когда уйдем? - Собан вскочил.
- Сроку всего десять дней. В Петрограде у меня люди есть. Они за эту бумагу нас переправят. Так мы ее всю им отдадим.
