Э. Хартли - Прожорливое время
Раздражение возросло, теперь приправленное чем-то наподобие беспокойства.
Положив трубку, Томас заставил себя оторвать взгляд от часов.
Тут что-то было не так. Поставив на стол кружку с кофе, Найт быстро пересек комнату и вышел на улицу.
Полински и других полицейских нигде не замечалось. Работа на месте преступления, начавшаяся рано утром, уже завершилась. Часть тротуара по-прежнему отгораживала желтая лента, но теперь там никого не было. Выудив из кармана визитную карточку Полински, Томас вернулся в дом.
На звонок следователь не ответила. Томас не воспользовался предложением автоответчика обратиться к другому сотруднику.
Вместо этого он дождался, когда включится запись, и сказал:
— Это Томас Найт из дома двенадцать сорок семь по Сикамор. Мы с вами говорили сегодня утром. Я хочу кое-что добавить относительно убийства Блэкстоун. Скорее всего, это несущественно, но, пожалуйста, перезвоните мне.
Продиктовав свой номер, Томас положил трубку.
Он понимал, что идет на попятный. Найт делал это не потому, что не хотел быть причастным, что для него оказалось бы неудобным попасть под следствие. Томас даже представить себе не мог, что он сам или один из его бывших учеников мог оказаться виновным — пусть и косвенно — в смерти женщины.
Затем Найт позвонил в пять разных компаний, занимающихся установкой охранной сигнализации, и поинтересовался ценами. У него никогда прежде не было ничего подобного, он просто не видел в этом необходимости. Внезапно ему захотелось установить сигнализацию у себя дома, причем как можно быстрее.
Глава 11
Томас самую чуточку опоздал в школу, и ученики уже начали беспокоиться. Он постарался сделать все возможное, чтобы совладать со своими мыслями, привлечь внимание класса, но никак не мог сосредоточиться и поймал себя на том, что то и дело обращается к той самой книге для учителя, которую обычно довольно напыщенно называл противоядием к учению. «Итак, теперь, когда мы сами составили ответы, давайте сверимся с противоядием к учению…» В конце первого урока Томас извинился за свою рассеянность и пообещал ученикам на следующий день снова быть самим собой. Те закивали с серьезным видом, многозначительно переглядываясь.
«Они знают, что ты говорил с полицией. Может быть, им даже известно, почему так случилось».
Временами Томас жалел, что нет государственного экзамена, который проверял бы способность ребят проникнуть в самое сердце загадок и тайн школы. Его ученики получили бы на нем только самые высокие оценки.
В обеденный перерыв Найт проверил ящик речевой почты. Там было три сообщения. Два от компаний по установке охранных сигнализаций с вопросами об устройстве дома и о том, подготовлено ли жилье к работе. Томас не знал, что подразумевается под этим словом, но перезвонил и сказал, что дом, наверное, не подготовлен. Ему ответили, что это увеличивает стоимость работ. Найт заявил, что ничего не имеет против, и договорился о том, чтобы представители обеих компаний приехали к нему в выходные.
Третье сообщение было от Полински с просьбой перезвонить. Томас так и сделал, и на этот раз следователь ответила после первого же гудка.
— Это Найт, — сказал он.
— У вас есть для меня какая-то информация? — деловым тоном поинтересовалась Полински.
— На самом деле я не уверен. Все совершенно недоказуемо. Скорее, речь идет просто о странном совпадении…
— Говорите, — остановила его Полински.
Томас рассказал все: о звонке Эсколма, о встрече в «Дрейке», о панике своего бывшего ученика из-за потери пьесы Шекспира и его утверждении о том, что она принадлежала писательнице, которая была убита рядом с домом Найта. Когда он закончил, в трубке наступило молчание, и Томас стал ждать, что его вежливо поблагодарят и тактично пошлют к черту.
— Эсколм? Вы можете прочитать фамилию по буквам?
Томас сделал, как ею просили, и последовала новая пауза.
— Утерянная пьеса Шекспира? — наконец спросила Полински. — На ваш взгляд, это вероятно?
— Пожалуй, нет. Нет, — сказал Томас. — Но я в этом мало смыслю.
— Похоже, этот Эсколм думает иначе, — заметила следователь. — Что-нибудь еще?
— Кажется, это все.
— Буду держать с вами связь, — сказала Полински, заканчивая разговор.
В учительской Томас раскрыл «Трибьюн» и начат рассеянно листать газету, ища что-нибудь про убийство. Вдруг его взгляд упал на одно слово в заголовке маменькой статьи из раздела «Жизнь».
Шекспир.
Тревога вспыхнула, но тотчас же погасла, как только Томас прочитал заметку. Это не имело никакого отношения к кошмарным событиям последних дней. Просто как раз сейчас в Чикаго проходила международная конференция, посвященная творчеству Шекспира. Восемьсот с лишним литературоведов со всего мира съехались сюда, чтобы выступать с докладами и обсуждать их. Томас слабо улыбнулся. Сам он бывал на подобной конференции, когда учился в университете. Она проходила в Бостоне. Найт нашел ее впечатляющей, пугающей и абсурдной.
Разумеется, глупо было думать, что конференция каким-то образом связана с только что случившимися событиями. Она была запланирована за многие месяцы, даже годы до них. Томас выпал из этого мира больше десяти лет назад, точнее, вообще не был его частью с тех самых пор, как забросил свою докторскую диссертацию, когда она была готова лишь на четверть. Однако, будучи преподавателем английского языка и литературы, он не мог полностью расстаться с Шекспиром, хотя порой ему каталось, что это великий писатель не хочет покидать его. Теперь конференция вернулась в город, где он жил, и Томас не мог удержаться от мысли, что это не случайно. Какая-то связь должна была быть.
Оторвавшись от газеты, Найт нахмурился, принимая решение. Он уйдет из школы сразу же после окончания занятий и направится на конференцию. Томас снова заглянул в газету, чтобы узнать, где проходят заседания, и у него перехватило дыхание.
Гостиница «Дрейк».
Естественно…
Глава 12
Томас приехал в гостиницу, так и не получив никаких известий ни от полиции, ни от Эсколма, однако после обеда он почти не думал об этом. Его будоражила мысль присутствовать на конференции, посвященной творчеству Шекспира. Несомненно, там будут люди, которых он знает если не в лицо, то по имени, хотя первое также нельзя было полностью снимать со счетов. Приехали динозавры, по-прежнему корпящие над науками, которые все остальные забросили еще лет тридцать назад, молодые выскочки, говорящие на непонятном жаргоне, бардопоклонники[4] — как правило, актеры-неудачники — и те, кто бездумно ими восторгается. Что самое главное, он снова окунется в прежнюю энергию, в увлекательные ученые диспуты, в восторг новых открытий, но также в мелочные придирки и хвастовство, в высокомерие и педантичность, в выводящую из себя политкорректность, граничащую с фанатизмом, и в агрессивный карьеризм стервятников, готовых наброситься на того, кто скажет какую-нибудь немыслимую глупость. Это будет все равно что заглянуть на собственные похороны.
«И порадоваться тому, что ты уже умер», — мрачно усмехнувшись, подумал Томас.
Быть может, и так, если это означает расставание с научным миром.
На этот раз в «Дрейке» царила другая атмосфера. Найт понятия не имел, что надеется здесь найти, но вошел уверенно, как свой человек. Один вестибюль был отдан под выставку книг, в другом происходила регистрация участников. Томас направился во второй зал.
Два десятка ученых выстроились в очереди к трем столикам, разбитым по алфавиту. Зарегистрированным участникам выдавались программы и бирки с фамилиями. Для того чтобы свободно проходить на заседания, Томасу нужно было получить то или другое. Подойдя к ближайшему столику, он притворился, будто изучает буквы «Р — Я», словно сомневаясь, под какой окажется его фамилия, при этом как бы случайно положив руку на незаполненную пластиковую бирку. Накрыв ее ладонью, Найт направился прямиком в ближайший туалет.
Закрывшись в кабинке, он написал свою фамилию на листе из тетради, вставил его в пластиковую обложку, после чего деловито вернулся в зал регистрации, подошел к столику «А — И» и с виноватым видом протиснулся мимо очереди.
— Извините, — обратился Томас к замученной студентке, сидевшей за столиком. — Кажется, я потерял свою программу. Не возражаете?..
— Берите, — сказала девушка, кивая на стопку коричневых брошюр.
Томас удалился, довольный собой, листая программу и выбирая заседание, которое можно будет посетить сегодня вечером.
— Найт? Томас Найт?
Он быстро обернулся. В нескольких шагах от него стоял мужчина лет шестидесяти с лишним, с лицом ищейки и большими влажными глазами. Через плечо у него висела сумка с переносным компьютером. Он был одет по профессорской моде, в лилово-розовый твидовый костюм, который пятьдесят лет назад, вероятно, считался обязательным. В проницательном взгляде крупного мужчины с плечами защитника американского футбола и посеребренными сединой волосами сквозило что-то похожее на недоверие. Томас сразу же припомнил этого человека.
