Мила Серебрякова - Семь смертей
– Не смей называть ее сволочью!
– Не ори на меня, в конце концов, я твоя мать.
– Ты мне не мать, а мачеха, – выпалил Александр.
Анна Дмитриевна осеклась. Она ожидала услышать что угодно, но только не эти слова. А Сашка уже не мог остановиться.
– Не мать, – повторил он. – Была бы ты моей родной матерью, наверняка поняла бы мои чувства. А так... Между нами нет кровного родства.
Саша с Анфисой покинули квартиру Фурмановой, и с тех пор о них не было ни слуху ни духу. Анна Дмитриевна вычеркнула сына из памяти, а когда Мария Евгеньевна нечаянно упоминала его в разговоре, морщилась и раздраженно бросала:
– У меня нет сына. Я родила только Валентину. Попрошу это хорошенько запомнить.
Валентина продолжала жить с четвертым мужем – Леонидом, заделавшимся бизнесменом. Где именно работал зять Фурмановой, Мария Евгеньевна не знала, но в том, что мужчина заколачивает большие деньги, не сомневалась. Сама Валя не работала, она целиком была на иждивении у мужа.
И все вроде бы у них было хорошо, пока вдруг у Леонида не начались странности.
Чуть более пяти лет назад Мария Евгеньевна стала замечать, что супруги частенько скандалят, причем скандалят основательно. Валя громко кричала, била посуду и закатывала истерики. Анна Дмитриевна в дела дочери и зятя не вмешивалась.
– Это их дело, – откровенничала она с соседкой. – Муж и жена – одна сатана. Начнешь вмешиваться, потом же виноватой останешься.
Летом Марию Евгеньевну пригласила в гости подруга, живущая в Одессе. Недолго думая, пенсионерка купила билет и отправилась к Черному морю. У подруги Мария гостила три недели, а по возвращении домой стала свидетельницей странной сцены.
Зайдя в подъезд, Мария Евгеньевна начала медленно подниматься по лестнице. Шум и крик она услышала, поравнявшись с дверью Фурмановой. Секундой позже на площадку выскочил Леонид. Он был в одних трусах, а в правой руке держал кухонный нож. Мария Евгеньевна попятилась назад, гадая, какая муха укусила всегда спокойного и миролюбивого соседа.
Увидев старушку, Леонид пробасил:
– Баба Маша, спасайтесь! Уходите отсюда!
– Лень, что случилось?
– Привидение! У нас в квартире завелось привидение. Надо убегать.
Не успела Мария Евгеньевна переварить услышанное, как из квартиры выбежали Валя с Анной Дмитриевной.
– Леня, отдай мне нож, – кричала Валентина.
– Вернись в квартиру, – шелестела Фурманова.
Но мужчина лишь мотал головой:
– Нет. Я туда не вернусь, там призраки. Они пытаются нас убить. Уходим! Надо сматываться.
Когда Валя попыталась выхватить из рук супруга нож, Леонид толкнул ее в бок и начал сбегать вниз по лестнице.
– Ленька, стой!
– Призраки! – голосил обезумевший мужчина. – Призраки!
– Валя, догони его, – едва не плача, твердила Анна Дмитриевна. – Куда он побежал в таком виде? Доча, поторопись, как бы чего не случилось.
Чертыхаясь, Валентина кинулась за мужем.
Обалдевшая Мария Евгеньевна перевела взгляд на Анну Дмитриевну:
– Нюр, что с Ленькой?
Не выдержав, Фурманова разрыдалась.
– Ох, Маша, ох, несчастье какое. Спятил Ленька. С ума сошел!
– Как?
– Не знаю, что он себе в голову втемяшил, только уже третий день подобные фокусы выкидывает. Хватает нож, носится по квартире и ищет призраков.
– Врача вызывали?
– Валька против, боится, что Леню в психушку отправят.
– На самотек тоже пускать нельзя. Вот куда он сейчас улетел? Да еще с ножом.
Анна Дмитриевна достала носовой платок.
– Если Леньку упекут в клинику, Валя сама спятит.
Мария Евгеньевна обняла Фурманову за плечи и предложила:
– Нюр, пошли ко мне, чайку попьем. Я из Одессы конфеты вкусные привезла.
– Мне сейчас не до конфет, видишь, что творится-то.
– Пошли, пошли. – Мария Евгеньевна потянула Анну за собой.
Четверть часа спустя в квартире Марии появилась запыхавшаяся Валентина.
– Баба Мань, мать у вас?
– У меня, Валечка.
– Доча, я здесь. – В коридор выбежала Анна Дмитриевна. – Ну что, догнала Леньку?
– Догнала. – Валентина облокотилась спиной о дверной косяк. – Дома он. Кажись, в себя пришел. Пока вела, молчал, на вопросы не отвечал, а в комнате оделся и на кровать лег.
– Ты бы не оставляла его одного.
– Все в порядке, я дверь входную закрыла, не сбежит.
– Ой, девоньки, – простонала Мария Евгеньевна, – как я вам сочувствую, рыбоньки мои. Валюш, иди, чайку хлебни. Миленькая ты моя.
Влив в себя чашку чая, Валентина вздохнула:
– Мам, пошли, боязно мне что-то.
Но не успели Валентина с Анной Дмитриевной выйти за порог, как в подъезде послышались пронзительные женские крики.
Кричала соседка с первого этажа. Выяснилось, что три минуты назад она открыла окно и увидела на асфальте мертвого Леонида. Мужчина лежал на спине с переломанными конечностями.
Пока мать и дочь пили чай у Марии Евгеньевны, Леонид открыл окно и сиганул вниз.
После похорон Валентина замкнулась в себе. Она практически не выходила из дома, ни с кем не общалась, даже с соседями не здоровалась.
А потом Мария Евгеньевна узнала от Фурмановой, что Валя ушла.
– Куда ушла? – недоумевала старушка.
– Ушла из дома. Побросала в чемодан вещи и ушла. Маша, она обвинила меня в смерти Лени, – разревелась Анна Дмитриевна, уткнувшись в плечо соседки.
– Господи, помилуй! Да в чем же ты виновата?
– Валька сказала, что Леня спятил по моей вине. Маша, но ведь я хотела как лучше, и врачи говорили то же самое. Неужели Валька не понимала, что это единственный выход?
– Нюр, я тебя не понимаю.
И Фурманова рассказала, что несколько месяцев назад Валентина узнала о своей беременности. Леонид был в восторге, он давно хотел обзавестись наследником, поэтому известие о беременности жены воспринял со слезами радости на глазах. Обрадовалась и Анна Дмитриевна.
Но уже через пару дней выяснилось, что рожать Валентине строго противопоказано по медицинским показателям.
– Врачи настаивали на прерывании беременности, – плакалась Фурманова, – а Валька не хотела их даже слушать. И Ленька против был, говорил, что все нормализуется и Валя благополучно родит. А я испугалась. Испугалась за жизнь дочери. Ходила за ней как приклеенная, уговаривала, чтобы Валя аборт сделала. Она кричала, ругалась, но в итоге, наверное, поняла, что в моих словах и в словах врачей есть доля истины, согласилась прервать беременность. Леньке было решено ничего пока не говорить. Когда он узнал, я чуть не умерла от страха. Как он кричал! Господи, я думала, у меня барабанные перепонки лопнут. Потом развернулся и хлопнул дверью. Два дня где-то колобродил, а когда вернулся, заявил, что мы с Валькой убили его ребенка. Леонид сильно переживал, ночами не спал, курил, как паровоз, и чудить начал. Теперь вот Валя меня виноватой считает, мол, если бы не мои уговоры, не помутился бы у Леньки рассудок.
Мария Евгеньевна не знала, как утешить Фурманову. Она полагала, что Валентина обязательно одумается и вернется к матери, но действительность оказалась куда жестче. Валя не давала о себе знать.
– Это все мне назло, – говорила Анна Дмитриевна спустя год после смерти зятя. – Она вычеркнула меня из своей жизни. А что я сделала, что? Я всего лишь хотела, чтобы моя дочь осталась жива. Неблагодарная! Сначала Сашка фортель выкинул, теперь Валька. Хороши детки, мать им не нужна. Вот так помрешь в одиночестве, и даже похоронить будет некому.
* * *– Как в воду Нюрка глядела, – сказала Мария Евгеньевна. – Померла, а на похоронах ни Валентины, ни Александра не было. Да и как им там оказаться, если с матерью больше пяти лет не общались. Э-хе-хе, я-то раньше думала, что Нюрка счастливая, у нее детки есть, в случае чего будет кому стакан воды поднести. А на деле видишь, как вышло. Умерла в одиночестве.
После рассказа Марии Евгеньевны Катарина решила прогуляться перед сном. Она вышла во двор и не спеша побрела вдоль раскидистых кустов неведомого ей растения. Москву уже окутали сумерки, часы показывали без четверти двенадцать. Где-то вдали был слышен заразительный девичий смех и мужской бас.
Прокручивая в голове историю жизни Анны Дмитриевны, Ката села на облупившуюся скамейку, поняв, что ей совершенно не хочется возвращаться в квартиру бабы Мани. В настоящий момент находиться в четырех стенах было жутко некомфортно. Хотелось остаться на улице, дышать ночным воздухом и слушать едва уловимый шелест листвы.
Из-за угла показалось такси. Машина с шашечками остановилась у второго подъезда, а секунду спустя открылась задняя дверца и из салона вышел Борис Плешников.
Катарина подскочила. Плешников?! Здесь? В полночь? Но каким ветром его задуло в эти края?
До конца не веря в реальность происходящего, Ката поспешно встала со скамьи и во все глаза уставилась на Бориса. А тот, не подозревая, что за ним ведется пристальное наблюдение, сказал пару фраз шоферу – судя по всему, просил, чтобы тот его дождался, – сплюнул на асфальт и скрылся в подъезде Фурмановой.
