Мила Серебрякова - Семь смертей
– Ну и? – повторила старушка.
– Я по поводу комнатки. Вы ведь сдаете жилплощадь, так?
Глазки Марии Евгеньевны сузились.
– Сдавать-то сдаю, вернее, пытаюсь сдать, но зачем ты мне врешь? С виду такая милая девочка, а уже врать научилась.
– Я вру? – удивилась Ката. – И в мыслях не было.
– Тогда ответь, откуда узнала, что я комнату сдаю? Отвечай не раздумывая.
– Так объявление ваше в газете прочитала.
– Так-так. – Мария Евгеньевна постучала костяшками пальцев по дверному косяку. – Опять ты врешь. Во-первых, в газете не указан мой адрес, а во-вторых, номер телефона перепутали.
– Знаю, но дело в том, что в субботу днем я позвонила по указанному телефону и узнала про путаницу. Говорившая со мной женщина пояснила, что комнату сдает ее соседка и ее телефон оканчивается на цифру пять.
– Верно, – оживилась Мария Евгеньевна.
– Времени у меня было в обрез, вот я и решила приехать к вам без предварительного звонка. Поинтересовалась у соседки адресом и...
– И приехала, – закончила за Кату фразу хозяйка квартиры. – Тогда вопросов больше нет. Проходи, только обувку сними, у меня чистота кругом. Грязь и пылюку на дух не переношу. Сумку клади на тумбочку, тапки прямо на тебя глядят, ванная комната в конце коридора.
Вымыв руки, Катарина хотела вытереть их белым вафельным полотенцем, но Мария Евгеньевна, которая неотступно следовала за гостьей, проверяя, правильно ли она моет руки, запротестовала:
– Это полотенце не трогай, вытирай руки зеленым, оно у меня специально для гостей припасено.
– Куда мне можно пройти? – спросила Катарина, выйдя из ванной.
– Пошли в залу, дела будем там решать.
Просторный зал был практически лишен мебели. Кроме старенького дивана, кресла, стула и маленького столика, в комнате не наблюдалось ничего.
Мария Евгеньевна опустилась в кресло, Катке же было предложено сесть на край дивана. Да-да, старушка так прямо и сказала:
– Садись на диванчик, только на краешек.
– Почему именно на краешек? – улыбнулась Катарина.
– Ты не тростиночка, – констатировала пенсионерка.
– И что?
– Как что? Если сядешь в середку, продавишь диван, а ему еще и сорока лет нет.
Катарина решила отмолчаться. Она, конечно, не худышка с выпирающими наружу костями и вечно голодными глазами, но и не такая толстая, чтобы своим задним местом сделать вмятину в доисторическом диване.
– Ну, – вскинула редкие белесые брови Мария Евгеньевна. – Приступим к делу. Ты комнатку на какой срок снять планируешь?
– Э-э... Дня на два-три.
Старушка закашлялась:
– На два дня? Я не ослышалась? Нет, нет, нет, не будет у нас с тобой договоренности, даже не проси. У меня не ночлежка, комнатку сдаю на длительный срок: на год, минимум на полгода. А два дня ты и в гостинице перекантоваться можешь.
– Я хорошо заплачу, – выдвинула железный аргумент Катарина.
– Зачем тебе комната на пару дней?
– Понимаете, у меня в квартире полным ходом идет ремонт. С шумом, грязью и крепкими словечками рабочих я еще мирилась, а сегодня они стены краской начали красить. Сами понимаете, спать в помещении, где сильно пахнет краской, невозможно. Друзей и знакомых, тех, у кого я бы могла получить кров, нет, вот и подыскиваю временное жилище. В субботу на ваше объявление наткнулась и почему-то решила, что вы сдадите мне уголок.
– Не уголок, а комнату, – поправила Кату Мария Евгеньевна. – Комнатка, между прочим, двадцать два квадратных метра. Это тебе не хухры-мухры в домах-коробках. Комната – загляденье!
– Ну так как, Мария Евгеньевна, пустите на постой?
Пенсионерка задумалась.
– Вообще-то невыгодно мне с тобой дело иметь. Ну сколько ты мне за пару-тройку дней заплатишь? Мелочовку? А бабушке на молочко и хлебушек денежка нужна. Колбаску я с сырком уважаю, кофейком дорогим иногда балуюсь, конфетками, рыбкой красной, икоркой время от времени, ананасом не брезгую, от креветочек не откажусь. Понимаешь, куда клоню?
«Понимаю, – подумала Ката. – В сторону дорогого супермаркета».
Вслух же она произнесла:
– Заплачу, сколько скажете.
Бабулька встрепенулась.
– В пределах разумного, конечно, – поспешно добавила Ката.
Выдержав убийственную паузу, Мария Евгеньевна махнула рукой:
– Уговорила. Пущу я тебя на три дня. Идет?
– Спасибо вам.
– Значит, так, сутки стоят четыреста рублей.
– Я согласна.
Поняв, что продешевила, старушка мотнула седой головкой.
– Прости, милая, оговорилась я. Четыреста пятьдесят рублей.
– Договорились.
– В смысле, четыреста восемьдесят.
– Меня это устраивает.
Мария Евгеньевна топнула ножкой.
– Кто тебя научил над старой женщиной издеваться?
Ката округлила глаза:
– Разве я издеваюсь?
– Конечно! Нет, милая, ты не обижайся, но так не пойдет.
– Да в чем дело-то?
– Пятьсот рублей в сутки, и точка! Деньги вперед. За три дня натикает полторы тысячи рубликов. Коли согласна, доставай кошелек, а нет, так ступай с миром.
Ката ухмыльнулась. А бабулька, однако, жадновата до денег. Вон прямо вся покраснела, того и гляди, удар хватит.
Протянув хозяйке три пятисотки, Катарина услышала:
– И еще сто рублей ты мне должна, милая.
– За что?
– Как за что, за аренду тапочек, разумеется.
Крохоборка. Интересно, она собирается взимать с Каты плату за воздух? Решив отстоять свои права, Катарина сказала:
– Тапочки я свои привезу.
– Нельзя! – последовал резкий ответ. – Тапки местные, так что плати еще сотню.
Получив ассигнацию, Мария Евгеньевна расплылась в улыбке.
– Вот и славненько. Милости прошу, родная. Кстати, тебя как величать-то?
– Катарина.
– Пошли комнату покажу, Катарина. Ты когда вещички привезешь? Ну там пижаму, зубную щетку, белье сменное?
– Вечером. Ой, забыла спросить, постельное белье ваше или мне свой комплект привезти?
– Бельишко мое, – закивала Мария Евгеньевна.
– Надеюсь, за него платить не надо?
– Вообще-то нет, но раз уж ты спросила. От десяточки за наволочку, двадцаточки за простынь и полтинничка за пододеяльник баба Маша не отказалась бы. Ну, иди, заходь в комнату, моя ты касаточка. Ты мне сразу приглянулась. Красавица!
Вечером Ката вернулась в квартиру пенсионерки с объемным пакетом в руках. Изображая из себя особу, в квартире которой нещадно пахнет краской, она плюхнулась на стул и вздохнула.
– Устала? – спросила Мария Евгеньевна. – Сейчас чай пить будем. Ты пока вещички разбирай, а я чайник поставлю.
Оставшись в одиночестве, Катарина скорчила гримасу. Так, первый этап ее плана прошел без сучка без задоринки – она сняла комнатку у дамы, которая может поделиться необходимой информацией. Катарина изначально знала, что с посторонним человеком Мария Евгеньевна не будет откровенничать и вести доверительные беседы, а вот с женщиной, которая числится в квартирантках, бабулька запросто посплетничает о делах насущных. Например, за чашечкой ароматного чая. Да и Катарина сможет хотя бы три дня отдохнуть от непрекращающихся криков Розалии.
В кухне Ката положила на стол коробку конфет и упаковку эклеров. Памятуя, что пенсионерка любит побаловать себя, любимую, сладостями, она по меньшей мере планировала услышать банальное спасибо. Но Мария Евгеньевна, увидев конфеты, скривилась. Повертев в руках коробку, бабулька досадливо протянула:
– Сколько ж такая коробочка стоит?
– Сто девяносто рублей, – ответила Катка, поражаясь способности бабки все и вся переводить в деньги.
– Сто девяносто, – повторила старушенция. – Эх, надо было тебе у меня заранее поинтересоваться.
– Чем?
– Каким конфеткам я отдаю предпочтение. Я за двести сорок рублей конфеты люблю, а эти мне не нравятся. Горькие. Ну да ладно, чего уж тут, обратно в магазин ведь не отнесешь. Садись, чай готов.
Эклеры также были подвергнуты нещадной критике.
– Тесто суховато и крема совсем нет. Я другие люблю. Подороже.
Десять минут спустя, расправившись с третьим эклером и десятой конфетой, Мария Евгеньевна разомлела.
– Ох, хорошо чаек пошел.
Ката решила действовать. Изобразив на лице отчаяние, она проговорила:
– Когда за вещами приезжала, опять с соседями поругалась.
– Чего так?
– Жалуются на шум. А что я могу поделать, ремонт ведь в квартире.
– Да-а, ремонт штука сложная.
– Не повезло мне с соседями, – сокрушалась Катарина. – Они и без ремонта ко мне постоянно придирались. Говорят, что я слишком шумно перемещаюсь по квартире, мол, топаю, как слониха.
– Бывает, – кивнула пенсионерка, потянувшись за четвертым эклером.
– Надеюсь, ваши соседи снизу не станут жаловаться на мою походку?
Лицо Марии Евгеньевны сделалось суровым.
– А некому жаловаться, пустует сейчас квартирка. Не живет там никто.
– Как? Я же звонила в субботу, и женщина ясно дала мне понять, что комнату сдает соседка, живущая над ней.
– Правильно Нюрка тебе сказала, не обманула. Да только несчастье с Нюрой случилось, умерла она.
