Паула Гослинг - Ответная месть
И им придется смириться с ее присутствием.
Дэйна Марчант вышла из-под душа и машинально сняла с вешалки большое полотенце. Маленьким полотенцем были обернуты ее волосы. Оставляя на полу мокрые следы, прошла в комнату. Телевизор был включен, но звук она приглушила, поэтому диктор был похож на рыбку гуппи, разевающую рот в широком аквариуме.
Она присела на край постели и вскрыла пачку сигарет, которую купила после обеда внизу. Осторожно вытряхнула сигарету из пачки, закурила, затянулась, слегка закашлялась и снова затянулась.
Поймав свое отражение в зеркале, она нахмурилась. Не очень-то умно снова начинать то, с чем она благополучно рассталась шесть лет тому назад. Она сделала еще затяжку, погасила сигарету — и выбросила всю пачку в мусорную корзину.
— Это не могло его заменить.
Как не смог сделаться заменой Гэйб Хоторн четыре года тому назад. «Подлец» — прошептала она, но прозвучало это неубедительно. Хоторн, конечно, не был подлецом, он просто был парнем, которому удалось разбить созданную ею оборонительную систему, потому что он был хорош собой и настойчив.
Он уже не был так красив на столе в морге.
Она почувствовала, как по ее щеке поползла слеза, и смахнула ее.
Целый месяц она была с ним счастлива — воздадим ему должное, — а больше он не выдержал, заявил, что месяц — это все, что он может дать любой женщине. Конечно, до этой тяжелой минуты она и не подозревала, что она и есть — просто любая женщина. Всю свою жизнь она думала, что она — это она, единственная и неповторимая, а не одна из того длинного ряда женщин, чьего расположения добиваются, чтобы потом бросить. Она в самом деле думала, что снова нашла любовь. Дурочка, твердила она себе. Это не он виноват, это ты сама себе устроила. И обиду, и горькое разочарование — все это ты сама себе причинила.
Нельзя было показывать это сегодня днем. Нельзя было выплескивать наружу боль. Она знала, что Нилсон, единственный, кто проводил ее в морг, заметил ее реакцию. Он молод, не глуп, привлекателен, — вероятно, он такой же, как Гэйб. Он даже походил чем-то на Гэйба — остер на язык и всегда готов к действию. Ей так надоели мужчины, «всегда готовые к действию».
Она вдруг задала себе вопрос: а Джек Страйкер тоже таков? И привстав, вслух произнесла: «Нет» — и повторила про себя: «Нет».
После Хоторна Дэйна держала себя в крепкой узде.
После Хоторна она целиком посвятила себя работе.
После Хоторна она умерла.
А вот теперь умер он — и круг замкнулся.
Она встала перед большим, в рост человека, зеркалом и позволила полотенцу соскользнуть на пол. Ее тело было стройным и отлично сложенным, ноги длинные, талия узкая, полная грудь и округлые бедра. После Хоторна ни один мужчина не прикасался к ее телу, и никого она не хотела.
Она стала вспоминать, как это бывает. И внезапно ей захотелось оказаться в постели с мужчиной. Почувствовать тепло его тела, возбуждение, желание, удовлетворение. Почувствовать то, что она чувствовала с Петером, ее мужем. Почувствовать то, что она старалась почувствовать с Гэйбом Хоторном.
А почувствовала бы она это с Джеком Страйкером?
Страйкер живой, энергичный — совсем такой, как Петер. Что-то особенное течет в жилах подобных людей, у них кровь «экстра», она была уверена в этом. Она сразу это поняла, как только вошла в его кабинет. И хотя он внешне ничем не походил на ее покойного мужа, находясь рядом с ним, она вдруг почувствовала какой-то знакомый уже импульс, как будто здесь притаился кто-то опасный, готовый к прыжку.
Тигр, тигр, жгучий свет.
Дьявол, дьявол, дьявол!
— Джек?
— Привет, Кейт!
— И тебе привет, старый засоня!
— Извини, я был в ванной.
Страйкер наклонился и подобрал с пола свой махровый халат. Просовывая руки в рукава, он перекладывал трубку телефона из ладони в ладонь. Струйки воды стекали с него на ковер. Из ванной доносился сосущий звук уходящей в сток воды — это его прекрасная горячая ванна опорожнялась, так как бросившись на телефонный звонок, он зацепил ногой цепочку и выдернул пробку из сливного отверстия.
— А вот ты где была всю ночь? — спросил он, стараясь вытереть свои мокрые волосы рукавом халата.
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила она.
— Ну скажем, до трех часов ночи, а?
— Был общий обед. Потом мы сидели внизу и разговаривали.
— Да… Звучит не очень правдоподобно.
Наступило молчание. Он нахмурился:
— Кейт?
— Я видела плохой сон, — произнесла она слабым голосом.
Он знал ее «плохие сны». Это были потрясающие ночные кошмары, от которых она жалобно плакала, как маленький ребенок. Он не знал, какими обычно бывают кошмары, но ей снилось всегда одно и то же: что его застрелили, или закололи кинжалом, или сбросили с крыши небоскреба. Он думал, что эти кошмары уже кончились, она давно не говорила о них. Он присел на краешек постели.
— Мне очень жаль, моя девочка. Слишком ты от меня далеко, чтобы обнять тебя.
— Я знаю, — тихо ответила она.
— Ты уже встречалась с другими делегатами? — спросил он, стараясь отвлечь ее от грустных мыслей.
— Да, уже со многими. Кажется, подобралась довольно веселая компания. Мы прибыли сейчас в Стратфорд. — Она дала ему номер телефона в отеле. — Ехали в автобусе, о извини, здесь его почему-то называют экипаж. Догадайся, с кем я сидела рядом в автобусе?
— С Шекспиром?
— Дурачок — с Ричардом Коттереллом.
— Здорово…
— Ты о нем знаешь — это он написал «Любовь к языку».
— А, тот самый Ричард Коттерелл.
— Вот именно. Я давала тебе прочесть, но не знаю, ты лишь пролистал эту книгу или она все же произвела на тебя впечатление.
— Произвела, произвела. Ну и каков он?
— Очень приятный человек. Моложе, чем я думала. Этакий настоящий англичанин, ну, представляешь себе англичан, но приятный. — Наступила пауза. — Я соскучилась по тебе. Соскучилась и по Поту.
Он взглянул на Эркюля Пуаро, черно-белого кота, получившего такое имя в восьминедельном возрасте за свои необыкновенные усы, но затем названного уменьшительно — Пот[1], так как это имя ему больше подходило.
— Пот в полном порядке. Сейчас он сидит на постели и вылизывает лапу.
— Ладно. Мне не нравится быть с тобой в разлуке. Почему ты не взял отпуск?
— Но я ведь пытался это сделать, ты знаешь.
Честно говоря, он не слишком добивался этого отпуска. Конференция — ее дело, ее жизнь. Она будет занята, а он будет целый день сидеть один-одинешенек, без дела. Гораздо лучше отправиться вместе в какое-нибудь путешествие, где они всюду будут вместе. Когда-нибудь, может быть…
Когда-то, в лучшие времена, их взаимные чувства были так горячи, так обострены… Иногда он думал, что лучше бы увлекся он какой-нибудь пустенькой блондиночкой, которая сидела бы дома, ждала его и вязала ему свитеры. А для Кейт уж точно было бы лучше влюбиться в очкастого профессора, с которым она могла бы вести долгие дискуссии, скажем, о Прусте. А сейчас они тянут за противоположные концы канат своей полусупружеской связи: он — к своей работе, которую она не понимает и ненавидит, она — в свой далекий от реальности мир, который временами раздражал его. Они расходились во мнении буквально по каждому вопросу, спорили, страдали, приходили в полное отчаяние и вместе, и поочередно. И соединяло их только одно: необходимость друг в друге, желание быть вместе.
Теперь наступила ее очередь расспрашивать.
— А у тебя как? Больше, по крайней мере, ничего не случилось?
— Все как всегда. Убийство, грабеж, насилие, девочка-скаут, продающая пирожки, снова в кинотеатрах демонстрируют «Я люблю Люси» или что-то вроде этого. А, да! Есть один неожиданный поворот. Ты помнишь, я тебе рассказывал о неизвестном, убитом в конце прошлой недели на Френч-стрит? Оказалось, что это агент ФБР по имени Хоторн и что его застрелили из того же оружия, из которого были убиты и две прежние жертвы. Поэтому из Министерства нам прислали всезнайку, чтобы научить нас, как вести расследование. Они считают, все дело в том, чтобы увязать все эти случаи между собой. Нилсон ловит каждое ее слово, но я…
— Ее?
— Офицер связи, которого нам прислали, женщина. Дэйна Марчант — там ее, между прочим, прозвали «Факел».
— Почему?
Разговор становился опасным; ему следовало бы придержать язык.
— Думаю, оттого, что у нее рыжие волосы. Лично я считаю, что она прямо-таки острая заноза в юбке.
— Но если она красива…
— Кто сказал, что она красива?
— Ну, должно быть, красива — ведь ты не сказал, что она некрасива.
И это говорит профессор-лингвист!
— Но я и не говорил, что она красива. И какое отношение имеет ее мнение о нашей работе к ее внешности?
— Значит, она все-таки красива — иначе Нилсон не заинтересовался бы ею.
