Елена Арсеньева - Повелитель разбитых сердец
А ведь это он в первый раз услышал ее голос. Голос был гортанный, хриплый, сдавленный.
– Плохо? – повторила Валентина Николаевна удивленно.
Странно, что ее удивило? Разве и так не видно, что этой бедолаге – хуже не бывает?
– Ладно, – заторопилась она, – давай-ка будем выбираться из машины. Без этого никак не обойтись, мы же не собираемся рожать прямо здесь, верно? А потом тихохонько поднимемся на крылечко. Ты идти-то сможешь, милая, или все же сбегать за носилками?
Цыганка буркнула сквозь зубы что-то неразборчивое и осторожно выставила из машины одну ногу. Утвердилась на ней, потом медленно повернулась и выставила другую ногу. Попыталась подняться – но не смогла, застонала громко.
– Вас зовут как? – быстро спросила, чуть обернувшись через плечо, Валентина Николаевна, но так деловито, что Василий даже не успел обрадоваться, что она им интересуется , а столь же деловито доложил свое имя.
– Вы вот что, Василий… Вы берите ее под одну руку, а я под другую, – скомандовала Валентина Николаевна, вцепляясь в цыганку и повелительным движением своего круглого, твердого подбородка побуждая Василия проделать то же. Он подчинился, и вдвоем с докторшей они с немалыми усилиями вытянули цыганку из «Лексуса».
Она, чудилось, была в полусознании, никак им не помогала, а только громко дышала сквозь стиснутые зубы. Стоило ей утвердиться на ногах, как она вдруг хрипло вскрикнула, чуть присела – и из-под ее юбок хлынула какая-то жидкость.
Все в точности, как в той книжке описано, – воды отошли. Василий зажмурился, чтобы не видеть, как эта жидкость попадает на его кроссовки. Ладно хоть из машины цыганка вовремя вылезла, а кроссовки ему все равно не нравились. Выкинет, как только до дому доберется. Если вообще доберется когда-нибудь. Отчего это кажется, что нынешняя ночь будет длиться бесконечно?
– Ох ты господи! – сказала Валентина Николаевна, без особого, впрочем, испуга, а вполне буднично. – Вот вам, пожалуйста. Надо поторапливаться. – Тут она достала из кармана мобильник, ткнула в какую-то кнопочку и сказала в трубку: – Катерина, зови быстренько Виталия Иваныча. У Москвитиной еще не скоро, а тут уже воды отошли, готовьте каталку, стол! И скажи, пусть в первом корпусе дверь откроют!
В ту же секунду вспыхнул свет сразу в нескольких окнах на первом этаже левого крыла, и на дворе у крыльца стало светлее.
Василий и докторша втянули цыганку, которая стонала все громче и еле-еле передвигала ноги, на одну ступеньку, потом на другую, приблизились к двери, и Валентина Николаевна сердито ткнула в нее ногой:
– Да открывайте, хватит спать!
Дверь отворилась, стало еще светлей, в проеме возникла черная фигура, и Василий даже ахнул от удивления, потому что увидел не медсестру или врача, а… милиционера. В первую секунду показалось, что это все тот же сержант Кондратьев, но Василий спохватился, что сержант ведь не призрак какой-то, не может мотаться вслед за ним по ночному Дзержинску. Вдобавок милиционер оказался пониже ростом, чем Кондратьев, а в плечах пошире, и лицо у него было не смуглое, а розовое и веснушчатое. Опять же – он был прапорщик, а не сержант, и форма у него была без опознавательных знаков автоинспекции.
– Да что вы тут сидите, Москвитин! – с досадой воскликнула докторша. – Прямо как будто в первый раз, честное слово! Вашей еще часа три ждать, не меньше, ну неужели делать больше нечего, как топчан просиживать? Вам же сказали: позвонят! Или Виталий Иваныч позвонит, или я. Вы ж в патруле сегодня! Ну и патрулили бы, чего попусту сидеть и зубами стучать?
– Посмотрел бы я на вас, в каком бы вы были состоянии, если бы ваша жена рожала! – запальчиво воскликнул прапорщик Москвитин.
– Тут уж вам не повезло! – пропыхтела Валентина Николаевна, с усилием перетаскивая через порожек правую сторону цыганки (за левую отвечал Василий). – Вовек вам не увидеть, в каком я буду состоянии, когда моя жена станет рожать!
Москвитин наконец-то сообразил, что именно он в запале сказал, и нерешительно хихикнул. Ну а докторше и Василию было не до смеха. Цыганка в их руках словно бы в два раза отяжелела и начала оседать на пол.
– Ну, привет, – с досадой сказала Валентина Николаевна, пытаясь ее удержать. – Началось. Да где там они все? Эй, держите ее, держите!
Это адресовалось Василию, который почему-то разжал руки, и цыганка немедленно улеглась на левый бок, а потом рванулась из рук докторши и перевернулась на спину.
Тело цыганки выгибалось, живот казался уж и вовсе нечеловечески, неестественно огромным, она что было силы стискивала колени, стараясь поднять их как можно выше. Глаза ее были широко открыты, но бессмысленно, незряче метались из стороны в сторону.
– Э-э, нет, моя милая, – строго сказала Валентина Николаевна, опускаясь рядом с ней на пол. – Этак ты своего ребеночка живьем задавишь. Ноги не сжимать надо, а развести пошире, упереться ступнями в пол и тужиться. Только ты погоди пока! На полу людям рожать не положено. Тебе надо хотя бы до топчана добраться.
Доктор бормотала что-то успокаивающе-деловитое, а сама тянула цыганку за плечи вверх, но та нипочем не поднималась, а все норовила повыше поднять и покрепче стиснуть колени, с которых опадали линялые юбки, открывая худые, сильные, бледно-загорелые икры.
Валентина Николаевна перестала тянуть и сердито взглянула на Василия и прапорщика Москвитина, которые столбами стояли рядом и тупо глазели на эти задранные ноги.
– Мужчины, закройте рты! – скомандовала докторша, и Василий, спохватившись, вернул на место отвисшую челюсть. Зубы отчетливо стукнули друг о друга.
Рядом послышался схожий звук, и Василий понял, что Москвитин тоже исполнил приказание.
– Вот вы! – Докторша взглянула на Василия, и он невольно вытянулся по стойке «смирно». – Подите сюда. Держите ее за плечи. Надо на топчан перенести.
Василий послушно забежал на указанное ему место, наклонился и приподнял голову и плечи цыганки. В ноздри ему ударил сильный запах пота. «Ага!» – подумал он почему-то сердито и поморщился. Но не от этого запаха, а потому, что к нему примешался еще какой-то – острый, кисловатый. «Кровь… – вдруг доехало до него, – это запах крови… да она же кровью истекает!»
– А вы, – последовало движение маленького твердого подбородка в сторону прапорщика, – возьмите ее под коленки! Ну, чего стали! – внезапно рявкнула она на замешкавшегося Москвитина, который почему-то не двигался с места. – Поднимайте же!
У нее, у сердитой, оказался хорошо поставленный командирский голос, которому невозможно было не повиноваться. Этот голос даже на цыганку подействовал – во всяком случае, она вдруг перестала сжимать колени, а вместо этого широко расставила ноги и выгнулась всем телом…
Не послушался только тот, к кому непосредственно относилась команда, – прапорщик Москвитин. Он не стал брать цыганку за ноги, а отчего-то сам пал на колени, схватился обеими руками за ворох многоцветных юбок и рывком закинул их цыганке на голову.
Заодно влажные подолы шваркнули по голове и Василия. Он, едва не задохнувшись от отвращения, отпрянул брезгливо, стряхивая их с себя, однако продолжал поддерживать женщину за плечи.
– Да вы что, Москвитин! Берите, вам сказано!.. – выкрикнула Валентина Николаевна – и вдруг осеклась.
Цыганка жутко, истошно закричала, мученически закинув голову и уставясь на Василия безумными, огромными, черными глазами.
Почему-то этого взгляда он испугался так, как не пугался ничего и никогда в жизни. Его словно бы затягивало в какие-то бездонные, смертельно опасные провалы, воистину в черные дыры! Он торопливо отвел – нет, словно бы отдернул – глаза и увидел, как Москвитин вдруг выхватил из кармана большой перочинный нож, сильным взмахом, со щелчком, выбросил из него узкое, длинное лезвие и… и резко чиркнул по животу цыганки!
6 июля 200… года, Дзержинск.
Валентина Макарова
Мне очень стыдно, конечно, это признавать, однако те шесть тысяч рублей, с которыми я ушла из ночного, пустого «Супер-слотса», здорово улучшили мое настроение. Зато они просто-таки наповал сразили девицу-служительницу, которая все эти три часа ходила за мной, как пришитая!
Дело в том, что я не сидела на одном месте. Все стулья вокруг рулетки были пусты – вот я и перебиралась с одного на другой, каждый раз заставляя служительницу доставать из сейфа мой выигрыш. Штука вот в чем: компьютер-то обыграть невозможно. Ни в шахматы, ни в рулетку. Он просекает удачу, которая начинает вдруг липнуть к кому-то одному, – просекает и пресекает. Поэтому, сидя на одном месте, много не выиграешь. А если выиграешь и вовремя не уйдешь, то вовсе проиграешься. Надо все время дурачить рулетку, сбивать ее с толку, переходить от поля к полю. Компьютер же не соображает, что с ним играет один и тот же человек! Он думает, это разные лохи приходят… Вот я и старалась обмануть его – поиграю там, поиграю сям… И никогда не ставила сразу все, что выиграно.
