Марк Раабе - Надрез
– И ни одной камеры слежения вокруг, сучка. – Его голос дребезжит, как циркулярная пила.
– Только гребаный фонарь, – рычит прыщавый и пинает столб, но свет не гаснет.
Глава 5
Габриэль медленно выходит из машины, не сводя взгляда с особняка. Гравий хрустит под ногами. Воздух полнится запахами смолы, влажной земли и сосновых иголок. Габриэль, затаив дыхание, прислушивается.
Ничего.
Только беззвучно вращается красная лампа сигнализации над входом в дом. Кажется, будто особняк дышит.
Взгляд Габриэля скользит по пятнадцатиметровому фасаду. Бельэтаж отделан грязноватой штукатуркой с каменной крошкой и весь порос плющом, словно дом сжали зеленые пальцы и хотят утащить его под землю. Над ним тянется черный скелет фахверка, в котором проглядывают высокие узкие окна со стрельчатыми арками. Белая краска оконных рам облупилась. Красная черепица на крышах башенок испещрена пятнами мха. Из левой башенки торчит металлический прут. На мгновение тучи на небе расступаются и на фоне горбатого месяца проступает черный флюгер – его основание погнулось, и петух флюгера поник головой, будто мертвый.
Вокруг – ни души. Не видно ни автомобилей, ни света в окнах. Даже луча фонарика.
Габриэль беспокойно косится на экран мобильного.
«Ты все еще надеешься, что она позвонит, Люк?» – шепчет голос в его голове.
Габриэль не отвечает.
«Забудь. Она не позвонит. А знаешь почему? Потому что ей на тебя наплевать».
«Глупости. Она просто рассердилась. Вот и все».
«Рассердилась? Нет! Если бы она рассердилась, она бы тебе позвонила и устроила скандал. Но ей просто плевать».
«Заткнись уже!»
«Я просто забочусь о тебе, Люк. Не больше и не меньше. Ты ведь сам этого хотел».
Габриэль прикусывает губу, переводит телефон в режим виброзвонка и убирает в карман. Как будто Лиз станет звонить именно сейчас! Он включает фонарик, и луч света падает на фасад. Входная дверь сделана из черного дерева и украшена узором «в елочку». Посредине висит позеленевший от времени дверной молоток в форме херувимчика. Рядом с дверью – грязная табличка с выбитыми курсивом буквами: Джилл Эштон.
Похоже, господин Эштон оказался в итоге госпожой.
Цилиндрический замок на двери не поврежден. Габриэль дотрагивается до влажного металла, пытаясь обнаружить царапины или другие следы взлома, но при прикосновении дверь со скрипом распахивается, открывая его взгляду коридор.
Затаив дыхание, Габриэль прислушивается.
Тихо, как в могиле.
За его спиной по улице Кадеттенвег проезжает машина, и шуршание шин по мокрому асфальту вспарывает тишину.
Глубоко вздохнув, Габриэль бесшумно входит в коридор. В нос бьет запах подгнивших балок. Впереди простирается массивная деревянная лестница, ее верх теряется в темноте. Слева – гостиная. Луч фонаря падает на пол, и Габриэль замирает. На толстом слое пыли отчетливо видны следы. Они ведут за лестницу – наверное, там вход в подвал. Еще одна цепочка следов тянется к гостиной.
Сердце Габриэля бьется чаще. Осторожно переставляя ноги, чтобы ступать параллельно следам, он пробирается в гостиную. Тут все дышет ветхостью. Деньгами, старыми книгами. Устаревшими ценностями. Мебель затянута простынями, и тенью прежней жизни проступают под тканью очертания кресел, стульев, стола, дивана.
В противоположном конце комнаты, там, куда ведут отпечатки ног, возвышается широкий викторианский камин с длинной вытяжкой, отделанной благородным черным мрамором. На каминной полке виднеются фотографии в серебристых застекленных рамках. Двигаясь по следу, Габриэль останавливается у полки и смотрит на снимки. Его бросает в холод, когда он видит лица на фотографиях: там изображена женщина лет сорока. У нее темные круги под глазами, но она сохранила потрясающую красоту. Длинные черные волосы ниспадают на плечи. Рядом с ней – молодой парень, ему еще не исполнилось и восемнадцати. Льняные волосы, дерзкий взгляд, безупречный лик Адониса.
Габриэль стоит перед каминной полкой как вкопанный. Взгляд женщины, кажется, вот-вот приоткроет какую-то дверцу в его душе. Невольно Габриэль думает о Лиз, хотя эта черноволосая женщина ничуть на нее не похожа. Он жмурится, а когда открывает глаза, чары развеиваются.
Габриэль смотрит на чистое стекло и полку. «Странно, – думает он. – Ни пылинки. И стекла чистые». Кто-то стер пыль с полки, передвинул рамки. Нагнувшись, Габриэль заглядывает в камин. Большая мраморная плитка прислонена к задней стенке камина. Странно.
Габриэль выпрямляется и осматривает каминную трубу. На уровне его головы, прямо над полкой с фотографиями, висит картина. Как и вся мебель в комнате, она занавешена простыней. Осторожно, кончиками пальцев, он снимает картину с крючка. За ней виднеется углубление – похоже, кто-то снял плитку и поставил ее в камине. Теперь на ее месте сереет гладкая дверца металлического сейфа. В свете фонаря Габриэль видит, что дверца сейфа небольшая, сорок на тридцать сантиметров. В центре зияет отверстие для ключа.
Габриэль осторожно притрагивается к сейфу. Слышится тихий щелчок, и дверца сдвигается на миллиметр-два, не больше.
Он убирает фотографии с каминной полки, поддевает ногтем металлическую дверцу и заглядывает внутрь. Пусто. Либо тут ничего и не было, либо проникший сюда человек обнаружил то, что искал.
Габриэль закрывает сейф, вешает картину на место и противостоит порыву достать мобильный из кармана, хотя уже, наверное, пробило полночь.
Он поворачивается, возвращается в коридор, тщательно следя за тем, чтобы не наступить на отпечатки ног взломщика, обходит старую лестницу и останавливается у входа в подвал. Впереди тянутся гладкие деревянные ступени. В полумраке подвала мигают красные лампочки. На мгновение его охватывает тот же страх, что и тогда, когда он стоял на пороге подвала в доме родителей. Иррациональное чувство, что там его что-то поджидает. Он направляет луч фонарика в темноту и различает центральный блок сигнализации с красными лампочками.
«О’кей».
«Нужно спуститься вниз, перезагрузить сигнализацию, закрыть дом и убираться отсюда», – думает Габриэль. Написать заявление в полицию можно и завтра. Судя по всему, проникшего сюда человека уже и след простыл.
Он делает шаг вперед и оскальзывается на лестнице. Взмахивает руками, пытается схватиться за поручни и роняет фонарик. С оглушительным грохотом фонарик катится вниз по деревянным ступеням, его луч беспорядочно мечется по подвалу.
Отдуваясь, Габриэль восстанавливает равновесие.
Фонарик с металлическим перезвоном проносится по полу подвала и наконец останавливается, покачиваясь.
Красные огоньки сигнализации все мигают. Только сейчас Габриэль понимает, насколько эта лестница похожа на ступени в подвале его родителей. У него кружится голова. Красные огоньки… ему вспоминается, как вспыхивал когда-то красным глазок в двери лаборатории – тогда, когда отец закрывался внутри.
«Люк! Очнись. Это не твой подвал. Твоего подвала больше нет».
«Что, если он там? – думает Габриэль. – Что, если папа там?» Сейчас его внутренний голос – голос испуганного одиннадцатилетнего мальчика.
«Его там нет. Ты же знаешь, Люк. Ты знаешь!»
Габриэль судорожно хватается за поручни и закрывает глаза.
Черт бы побрал эти дежа-вю! Черт бы побрал лабораторию! И черт бы побрал его отца! Ни разу ему так и не удалось заглянуть в эту святая святых. В фантазии Габриэля лаборатория превратилась в нечто монструозное: магическое пространство, чарующее и в то же время отталкивающее, лавка ужасов, сердце призрака. Она похожа на этот дом. И все эти страхи маленького мальчика развеялись бы как дым, если бы ему только разрешили войти в ту лабораторию. Но он туда не заходил. Ни разу. А потом стало слишком поздно. Лаборатории больше не было.
Габриэль пожимает плечами, открывает глаза и берет себя в руки.
Все это просто смешно.
Это в конце-то концов вовсе не подвал в доме его родителей. А эти красные огоньки – просто часть старой сигнализации.
Итак, нужно спуститься туда.
Осторожно ступая, он идет вниз по лестнице, поднимает фонарик. Его пальцы смыкаются на прохладной металлической ручке, и в этот момент он замечает какое-то движение. Что-то касается его головы, обволакивает ее, точно простыней. Он резко взмахивает руками, луч фонаря шарит по стенам. Что-то темное опадает на пол рядом с ним, слышится глухой стук, эхом отдающийся в подвале.
Габриэль отшатывается и, тяжело дыша, освещает фонариком место, где только что стоял. На полу подвала в темной луже лежит какая-то ткань и деревянные плечики. Не сразу он понимает, что это не просто ткань, а платье. Черное, экстравагантное, безумно дорогое. Такое платье можно увидеть только по телевизору, когда идет передача о показе мод.
