Мэри Кларк - Синдром Анастасии
Быстрым шагом он пересек зал и подошел к ней:
— Матушка?
Это был красивый мальчик, высокий и мускулистый для своих шестнадцати лет. Черты его лица сразу же выдавали в нем Кэрью, но, как Маргарет часто смеясь говорила ему, он должен был благодарить ее за свою пышную темно–каштановую шевелюру и сине–зеленые глаза. Они были фамильной чертой Расселов.
— Симон, вы знакомы с моим сыном Винсентом? Винсент, ты помнишь Симона Хэллета?
— Да.
— И что же вы конкретно помните, Винсент? — спросил Хэллет, снисходительно улыбаясь.
— Я помню, сэр, что вас совершенно не интересовали налоги, грозящие каждому в этой комнате. Но, как верно заметил мой отец, человеку, у которого нет ничего, подлежащего обложению налогом, весьма легко клясться в преданности монарху, уверенному в своем абсолютном праве Божьего помазанника. Не правда ли, господин Хэллет, вы и вам подобные надеетесь, что когда–нибудь поместья, конфискованные сейчас короной за неуплату налогов, будут переданы верным приверженцам короля? Нам, например? Мой отец видел, что в ваших глазах появляется алчный блеск, когда вы приходите в Эдж Бартон в сопровождении друзей. Вы не можете отрицать своего восхищения этим замком, как и явного интереса к моей матери.
Лицо Хэллета побагровело от ярости:
— Ты дерзок.
— Нет, что вы, он очень умный молодой человек. Он сказал только то, что я просила его вам передать. Вы совершенно правы, господин Хэллет. Мой муж, сэр Джон, не совсем здоров, так что не стоит беспокоить его разговорами. Не приходите больше в этот дом под тем предлогом, что вы сопровождаете друзей. Ваше присутствие здесь нежелательно. И если вы действительно так близки к королю, как вы дали нам понять, передайте его величеству, что многие из нас оставили двор единственно из–за нежелания мириться с его презрением к парламенту, его претензиями на абсолютную власть, его равнодушием к нуждам и правам народа. Члены моей семьи заседали и в Палате лордов и в Палате общин с того самого дня, как был создан парламент. В наших жилах течет кровь Тюдоров, но это не означает, что мы согласны вернуться к тем дням, когда единственным правом, которое признавал монарх, было его собственное желание и прихоти…
В комнате гремела музыка. Маргарет повернулась к Хэллету спиной, улыбнулась мужу, который, прислонив к креслу свою трость, сидел в кругу друзей, и вместе с сыном присоединилась к танцующим в центре зала парам.
— Ты так же грациозен, как и твой отец, — сказала она. — До этого несчастного случая я не уставала повторять ему, что он танцует лучше всех в Англии.
Винсент даже не улыбнулся.
— Мама, что же будет?
— Если его величество не согласится принять реформы, на которых настаивает парламент, начнется Гражданская война.
— Тогда я буду сражаться на стороне парламента.
— Молю Бога, чтобы к тому времени, когда ты станешь достаточно взрослым для участия в сражениях, все бы уже разрешилось. Даже Карлу должно быть ясно, что в сражении с растущим национальным самосознанием ему вряд ли удастся одержать победу…
Джудит открыла глаза. Ее звал Стивен. Встряхнув головой, она поспешила к лестнице.
— Сюда, наверх, дорогой.
Не успел он подняться к ней, как она тут же обвила руками его шею:
— У меня такое чувство, будто я знала Эдж Бартон всю жизнь.
Она не видела, что шрам у нее на руке, еще мгновение назад ярко–красный, снова стал бледным и едва заметным.
В понедельник Джудит поехала в Вустер взглянуть на место последнего крупного сражения Гражданской войны. По приезде туда она сразу же направилась к старинному деревянному зданию, которое в свое время служило Карлу II штаб–квартирой. В этом полностью отреставрированном сейчас здании, ставшем музеем, были выставлены шлемы, мушкеты и одежда тех времен, и посетителям разрешалось трогать все эти экспонаты руками. Взяв в руки форму капитана кромвелевской армии, Джудит вдруг поняла, что ее сердце переполняет глубокая печаль. С помощью аудиовизуальных средств в музее были весьма реалистично представлены сама битва и предшествующие ей события. С горящими глазами смотрела она фильм, не замечая, что пальцы ее сжаты в кулаки. Служитель музея дал ей карту, названную им «Путь Гражданской войны», на которой было отмечено, как проходила битва при Вустере. Протягивая ей карту, он сказал:
— Королевские войска потерпели сокрушительное поражение в сражении при Несби. Война, в которой победу одержал Кромвель и парламент, была, по существу, окончена в тот день. Однако она все еще тянулась. И последнее, основное сражение произошло именно здесь, при Вустере. Роялистами командовал молодой Карл. Ему был тогда только двадцать один год, и историки пишут, что в тот день он «проявил беспримерную храбрость», но в этом не было никакого смысла. Они уже потеряли пятьсот офицеров при Несби и так никогда и не оправились от этого удара.
Джудит вышла на улицу. Погода была типичной для января, холодной и слегка промозглой. На ней был непромокаемый плащ «берберри», воротник поднят. Она закрутила волосы в пучок на затылке, но несколько непослушных прядей выбились из прически и сейчас висели свободно, обрамляя ее пепельно–серое лицо, на котором выделялись огромные синие глаза с расширенными зрачками.
Бродя по городу, она время от времени сверялась с данной ей в музее картой и делала кое–какие заметки. Она поднялась на самый верх Вустерского собора и устремила взгляд вдаль, вспомнив, что с этого самого места Карл II наблюдал за приготовлениями Кромвеля к битве. И когда стало ясно, что сражение проиграно, войска короля, стремясь прикрыть его бегство, ринулись в атаку, круша солдат парламента направо и налево. Именно отсюда начал Карл II свой долгий, мучительный путь через всю Англию к своему прибежищу во Франции.
Как жаль, что ему удалось уйти, подумала она с горечью, не замечая, что шрам на ее руке вновь стал ярко–красным. Она больше не видела перед собой зимний пейзаж Вустера. Стоял теплый июльский вечер 1644 года, и она сидела в закрытой карете, направляясь в Марстон — Мур в надежде отыскать там Винсента еще живым…
Еще издали она услышала бой барабанов. Это был форпост «круглоголовых». При виде приближающейся кареты двое часовых выступили вперед и скрестили пики, преграждая путь.
Леди Маргарет вышла из кареты. На ней было простое темно–синее платье из тонкого льна с белым плоеным воротником и такого же цвета накидка. Не считая обручального кольца, на ней не было никаких драгоценностей. Ее густые темно–каштановые волосы, в которых сейчас местами уже проглядывала седина, были закручены узлом на затылке, а темно–синие глаза, глаза аристократов Расселов, потемнели от горя.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Я знаю, что многие раненые все еще лежат на поле без всякой помощи. Здесь сражался мой сын.
— На чьей стороне? — Солдат сопроводил свой вопрос презрительной ухмылкой.
— Он офицер кромвелевской армии.
— Глядя на вас, я бы скорее решил, что он «кавалер»[14]. Извините, мэм, но здесь и так уже бродит слишком много женщин. Приказ — больше никого не пропускать. Мы сами займемся телами.
— Пожалуйста, — продолжала она умолять, — пожалуйста.
Вперед вышел офицер.
— Как звали вашего сына, мадам?
— Капитан Винсент Кэрью.
Некрасивое лицо офицера, лейтенанта лет тридцати пяти, помрачнело.
— Я знаю капитана Кэрью. Не видел его с самого окончания битвы. Он участвовал в атаке на полк Лангдейла. Это на заболоченном участке, справа отсюда. Думаю, вам следует начать свои поиски именно там.
Поля были усеяны телами убитых и раненых. Женщины всех возрастов бродили меж ними, пытаясь отыскать своих отцов, мужей, братьев и сыновей. Сломанное оружие и трупы лошадей свидетельствовали о том, что битва была невероятно жестокой. Знойный, удушливый воздух кишел насекомыми, жужжащими вокруг мертвых тел. Время от времени раздавался громкий крик горя и отчаяния, когда какая–нибудь из женщин находила кого–то из своих родных.
Маргарет присоединилась к поискам. Многие тела лежали лицом вниз, но ей не нужно было их переворачивать. Она искала густую шапку темно–каштановых волос, которые в отличие от простой короткой стрижки, предпочитаемой столь многими в кромвелевской армии, ниспадали густыми темными волнами вокруг мальчишеского лица.
Впереди нее юная женщина лет девятнадцати упала вдруг на колени, обхватив руками мертвого солдата в форме «кавалера». Стеная, она прижала его к груди.
