Лиза Марклунд - Громкое дело
«И Линна Сендман всегда была такой приятной, хотя развод явно дался ей очень дорогой ценой…»
Стоило попробовать, если она сейчас носила такую фамилию, хотя ее могли написать и с ошибками.
Анника впечатала в поисковик «линна сендман», а потом принялась открывать все полученные совпадения, будь то страницы в «Фейсбуке» и LinkedIn, результаты национальных соревнований по плаванию или списки принятых в гимназии осенью. И бинго!
Она наклонилась к экрану и прочитала опус Вивеки Фернандез, отметившейся не где-нибудь, а на blogspot.kvallspressen.ee, одном из серверов «Квельспрессен».
«Когда Линна заявила на Эверта в полицию, стражи порядка всерьез взялись за дело. Прегрешений было так много, и они продолжались в течение столь долгого времени, что им следовало арестовать его за тяжкое нарушение неприкосновенности женщины. Так они сказали, хотя и не сделали ничего подобного. Эверт продолжал вести себя в том же духе: звонил по телефону круглые сутки, колошматил в двери ногами и орал так, что трясся весь дом. Через неделю Линна связалась с прокурором и спросила, почему они не забрали Эверта, она же оформила все официально, и тогда прокурор сказал, что по всем преступлениям прошел срок давности. По избиениям, угрозам и сексуальному домогательству того рода, какие она описала в своем заявлении, он составлял два года. Но в случае тяжкого нарушения неприкосновенности женщины, возразила Линна, предусмотрен срок десять лет. Однако, если верить прокурору, закон гласил иначе. Тяжкое нарушение неприкосновенности женщины не являлось так называемым «непрерывным» преступлением (вроде бы именно такой термин он применил). Каждое деяние требовалось оценивать само по себе, и каждое имело собственный срок давности. Что же касается десяти лет, это чисто гипотетически, по его словам…»
Анника отпрянула от экрана с открытым от удивления ртом. Она написала не одну статью и взяла массу интервью у ученых и юристов относительно данного параграфа закона и свято верила, что его смысл хорошо ей известен.
Ведь если женщина жила в ситуации, когда постоянно подвергалась насилию, ей, наверное, трудно было запомнить, получила она синяк в четверг, а ребра сломали ей в пятницу или наоборот. Поэтому и появилась статья о тяжком нарушении неприкосновенности женщины, чтобы все действия стали рассматривать в совокупности, а не как череду мелких инцидентов. Кроме того, срок давности в результате увеличили до десяти лет с единственной целью – показать всю серьезность преступлений данного типа.
Неужели она все неправильно поняла? В этом, естественно, не было ничего невозможного, но тогда ведь и все другие юристы и журналисты ошибались?
Телефон на ее письменном столе зазвонил. Внутренний разговор, судя по дисплею. Она подняла трубку.
– Ты не можешь отключать мобильник да и домашний аппарат тоже в такой ситуации, – сказал Андерс Шюман на другом конце линии. – Халениус искал тебя всю ночь. Подумай, а если бы что-то случилось, например появились бы какие-то новости?
Судя по шуму ветра и потрескиванию в трубке, он находился где-то на улице.
– И что?
– Что?
– Что-то и в самом деле случилось?
– Ничего, насколько мне известно.
– Тогда не имеет никакого значения, если я отключила домашний телефон, не так ли?
– Ты ведешь себя иррационально и безответственно, – выговорил ей Шюман сердито. – Подумай, а если бы Томас попытался найти тебя?
– У меня есть другой мобильный, на который он звонит.
Большая машина, автобус или грузовик, проехала мимо на другом конце линии. Она услышала, как Шюман заорал: «Смотри за собой, чертов идиот!»
Однако, когда он заговорил снова, его голос звучал спокойно.
– Халениус хотел проинформировать тебя о ситуации и рассказать, как правительство собирается действовать. Он готов приехать к тебе домой или встретиться с тобой в городе, но не может прийти в редакцию снова. Они хотели бы сохранить все в секрете еще какое-то время.
– Я не жажду видеть его в своей квартире.
– Тогда можешь съездить в министерство, если есть желание.
– Ты знал, что срок давности по тяжкому нарушению неприкосновенности женщины вовсе не десять лет?
Мимо проехала машина с сиреной.
– Что ты сказала?
Анника закрыла глаза.
– Ничего. Где ты находишься?
– Жена высадила меня на площади Фридхемсплан. Я скоро буду в газете.
Они прекратили разговор. Анника придвинула к себе компьютер снова и зашла на hitta.se. Там, конечно, не хватало многих данных регистрации по месту жительства, но имелись практически все открытые телефонные номера страны и зачастую также полные адреса абонентов.
Никакой Линны Сендман она там не нашла. Вероятно, на ее имя не было зарегистрировано телефона или потом она потребовала себе секретный номер, но, если верить Вивеке Фернандез, без какого-то успеха. Зато саму блогершу Анника отыскала по адресу Клуббакен, 48 в Хегерстене. Согласно карте, сопровождавшей эти данные, ее дом находился совсем рядом как с детским садом, за которым лежало мертвое тело, так с Сельмедальсвеген. Вероятно, это была одна из светлых девятиэтажек из шестидесятых годов прошлого столетия, которые Анника видела с тропинки.
Она снова вернулась к записи в блоге. Судя по тексту, Вивека Фернандез прекрасно знала ситуацию Линны Сендман.
«…Орал так, что трясся весь дом…»
«Готова поспорить, что Линна Сендман тоже жила по адресу Клуббакен, 48, – подумала Анника. – И Вивека Фернандез – та самая соседка, которая забила тревогу, когда Линна исчезла».
Она уже собиралась позвонить ей, но, подняв глаза, увидела главного редактора, стоявшего перед ней в лыжной шапочке на голове и с сосульками в усах.
– Нам надо ехать в Розенбад, – сказал он. – Немедленно. Это приказ.
✽✽✽Государственная канцелярия, построенная в качестве главного офиса Скандинавского кредитного банка на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, возвышалась около Норстрёма как неоготический дворец. Сам банк обанкротился еще во время Первой мировой войны, но его эмблема по-прежнему находилась над одним из боковых входов, однако Андерс Шюман забыл, над каким именно.
Он расплатился за такси кредитной карточкой газеты и бросил быстрый взгляд на репортершу рядом с собой. Она выглядела как неприбранная постель.
В связи с бракосочетанием кронпринцессы, случившимся приблизительно год назад, он ввел для своих сотрудников новый дресс-код. Потертые джинсы, слишком короткие юбки, застиранные свитеры с эмблемой какого-нибудь колледжа и декольте до пупа попали под запрет, уступив место определенному стилю. Аннике, однако, не пришлось вносить особых изменений в свой гардероб. Она обычно ходила в довольно красивых фирменных тряпках, но все равно исхитрялась выглядеть так, словно оказалась в них по ошибке. Часто у него возникало ощущение, что она надевала рубашки мужа, не замечая этого. Сегодня все было еще хуже, чем обычно. Она явилась на работу в блузке и безрукавке, считавшихся современными, когда он ходил в среднюю школу.
Многие поправлялись в США, но не она. Анника стала, если такое возможно, более угловатой и костлявой. Если бы не бюст, ее можно было бы принять за длинноволосого подростка.
– Женщина, которая лежала мертвой около детского сада в Хегерстене, – сказала Анника, – заявляла на своего мужа, обвиняя его в тяжком нарушении неприкосновенности, но расследование закрыли, поскольку по преступлению истек срок давности.
– Не забудь варежки, – буркнул Шюман, показав на часть содержимого ее сумки, вывалившуюся на пол такси.
Он подошел к входу, нажал на три короны на патинированной латунной табличке слева от двери, и она тихо перед ними распахнулась. Анника шла на три шага позади него вверх по белой мраморной лестнице, через облицованное мрамором фойе с колоннами и арочным потолком к стойке охраны, расположенной в самом его конце слева. Уголком глаза он видел, как она останавливалась и рассматривала статуи, выстроившиеся в ряд вдоль одной из стен.
С внезапно нахлынувшей тоской Шюман вспомнил о той поре, когда сам работал политическим репортером, о том, с какой настороженностью смотрело на него население домов вокруг Розенбада, когда он появлялся там со всей телевизионной командой. Тогда политики, бизнесмены и пресс-секретари называли его имя с уважением, а порой со страхом. А чем он занимался сегодня?
Шюман скосился на Аннику.
– Твои документы, – сказал он.
Она подошла к охраннику и передала ему водительское удостоверение.
Нянька для персонала, вот кем он был сегодня, добытчик прибыли для владельцев, первопроходец заболоченных земель в журналистике.
Синдром чужой руки.
Охранник, молодая девица, изо всех сил старалась выглядеть солидно. Она была в галстуке и с завязанными узлом волосами. Немного надменно попросила Шюмана показать документы, изучила поданную им пресс-карточку, но явно не узнала его. Возможно, принадлежала к тем, кто не смотрит общественные дебаты по телевизору. Девица кликнула мышкой компьютера, подняла телефонную трубку, чтобы проверить право гостей проследовать дальше, а потом направила их прямо вперед вверх по лестнице к лифтам.
