Виталий Гладкий - Архивных сведений не имеется
– Ты мне, Савин, не фантазируй! – Седлецкий пристукнул ребром ладони по столу. – Сроки поджимают, прокурор продыху не дает, а у тебя все белыми нитками шито.
– Товарищ подполковник! Я уже вам докладывал, что дело отнюдь не простое…
– Меня это не интересует! – отрезал Седлецкий. – Поэтому и поручил его именно тебе, капитан.
– Спасибо за доверие, – буркнул Савин. – Стараюсь. Но у меня только одна голова и две руки.
– Ох, влеплю я тебе выговор, – остывая, вздохнул Седлецкий. – Попляшешь у меня…
Савин покорно склонил голову, при этом подмигнув Кудрявцеву. Тот только крякнул: и чем только Борька шефа ублажил, другого Седлецкий уже давно разнес бы в пух и прах, а с него как с гуся вода.
– Ладно, Савин, что там еще у тебя? Давай в темпе, – посмотрел на часы. – Мне в райком нужно.
– Телетайпограмма из МУРа. Запрос по золоту.
– А ты при чем здесь? Это по линии ЭКО и ОБХСС.
– Боюсь, по моей части. Дело в том, что они просили срочно дать ответ на данные анализа золотого песка – координаты месторождения.
– Ну и?..
– Нет у нас такого месторождения, а вот золото – есть.
– Как это?
– Согласно экспресс-анализу лаборатории ЭКЛ, в портмоне убитого обнаружен золотой песок, химический состав которого идентичен составу в телетайпограмме МУРа.
– Срочно запросить дополнительные данные.
– Уже сделано, товарищ подполковник. Вот ответ, – Савин протянул Седлецкому бланк телетайпограммы.
"На ваш запрос… исходящий №… от… сообщаем… Вышеозначенный драгметалл весом 935 гр. изъят при обыске у гражданина Красильникова Иннокентия Семеновича, 1940 года рождения, кличка Батон. Проживает по адресу: г. Москва… улица… дом… квартира… Судим… Показаний не дал. Просим сообщить…"
– Что еще за Батон? – спросил Седлецкий.
– По нашей картотеке не числится, – Савин аккуратно подшил бланк телетайпограммы в папку.
– Вот что, Борис, введи в курс дела Кудрявцева и поезжай-ка ты в Москву.
– Я об этом и хотел просить. С заездом в Магадан.
– Зачем?
– На предмет консультации по поводу гравировки. По нашим данным, там живет один очень сведущий в этом деле человек.
– Решено. Все. Свободны…
– Ну, Сашка, удружил ты мне с этим дельцем. Век буду помнить, – обиженно бормотал Савин на ухо Кудрявцеву в коридоре райотдела.
– Да брось ты, Борька, дело как дело.
– Учти, я злопамятный, выбьюсь в начальство, отплачу тем же.
– Давай. Буду рад.
– Будешь… Погоди…
В Магадане штормило. Злой промозглый ветер врывался в бухту и волнами накатывался на берег. Чертыхаясь и пытаясь поплотнее запахнуть плащ, Савин перебежками от дома к дому наконец добрался до подъезда, где жил старый гравер Журавлев.
– Входите… Из милиции? Прошу сюда… – лысый грузный старик провел его в гостиную. – Паша! – позвал жену. – Приготовь чай. И перекусить чего-нибудь, – заметив протестующий жест Савина, улыбнулся, – обед, уж не побрезгуйте.
– Так что там у вас, Борис Викторович? – Журавлев задымил "Беломором".
– Да понимаете, Григорий Кузьмич, тут такое дело… – принялся объяснять Савин.
– Понятно… Паша, дай мне оптику… Посмотрим. У вас фотографии? Это хуже. Впрочем, ладно… Я, вы знаете, сейчас на пенсии, уже не работаю. Выполняю иногда заказы, в частном порядке. Не ради денег – руки к работе сами тянутся. Сорок лет просидел с резцом – это немало. И тридцать – на Севере. Вот дочь зовет к себе в Ленинград, а я не могу. Прикипел душой к Магадану – и все тут… Ну-ка взглянем…
Журавлев долго всматривался в фотографии, недовольно хмуря кустистые брови. Наконец отложил лупу и задумался, поглаживая длинными пальцами гладко выбритые щеки.
– М-да… Талант… – еще раз просмотрел фотографии и протянул их Савину. – Редкий талант. И почерк своеобразный. Но сказать определенно кто – не могу…
Заметив разочарование на лице Савина, сконфуженно прокашлялся:
– Кх, кх… И все-таки, думаю, что это кто-то из троих… Григориади, Лоскутов, Меерзон. Больше некому. Старая гвардия. Из молодых, возможно, Пасечник… Впрочем, нет! Не та школа. Так красиво сейчас не работают. Что поделаешь – план, деньги, давай-давай, жми… Машинка под рукой, включил – вжик, вжик – готово. А здесь сработано резцом, да не простым, алмазным, с подчисткой. Каждый штрих выверен… В тот же день, вечерним рейсом, Савин вылетел в Москву.
11
Огонь в очаге разгорался: в избушке было жарко и дверь отворили. Снаружи по-весеннему ярко сияло солнце, кое-где пробивалась первая зелень, а в избушке царил полумрак.
Связанный по рукам и ногам, до пояса оголенный, граф Воронцов-Вельяминов лежал на полатях. У стола сидели Кукольников и Деревянов, а Христоня то и дело подбрасывал в очаг сухие поленья.
Не успел уйти Владимир с добытым золотом, нашел все-таки его тайник Кукольников. Граф сговорился с обоими якутами бежать как только сойдет снег, чтобы скрыть следы, но жандармский ротмистр не дремал и, устроив засаду в скалах, выследил всех троих.
– Как же так, господин подполковник, вы нас столько за нос водили? Где же ваша дворянская совесть? Разве делиться с ближним не одна из христианских заповедей? – Кукольников небрежно похлопал ладонью по мешку с золотом, который лежал на столе. – Ну-ну, я не настаиваю на подобной формулировке, – с иронией сделал полупоклон в сторону графа, который пробормотал "подонки" и отвернул голову к стене. – Допустим, мы не столь близки, чтобы рассчитывать на ваше великодушие, поскольку попали в довольно затруднительное положение, как вам это известно, имеем полное право рассчитывать на определенную компенсацию за заслуги перед Отечеством и монархией. Не так ли? Молчите… Тем хуже… для вас. Я думаю, что мы все-таки договоримся, и вы нам подскажете, где находится ваш Клондайк, так как здесь, – он еще раз похлопал ладонью по мешку с золотом, – для всей нашей компании явно маловато. Я жду, граф…
– Вы негодяй, ротмистр, – с презрением посмотрел на Кукольникова Владимир. – Впрочем, не будем метать бисер перед свиньями. Компенсацию за ваши… подвиги во имя монархических идеалов вы, естественно, получите. Только свинец чересчур благородный металл для вас, уж поверьте мне, а вот пеньковая веревка – в самый раз.
– Но-но, ты!.. – заматерился, зверея, Деревянов. – Поговори у меня…
– Успокойтесь, поручик. Уважьте графское достоинство. Господина подполковника можно понять. Не так ли, граф? Думаю, что именно так. Поэтому во избежание недоразумений и насилия – поймите меня правильно – вы нам подскажете, где находится золотая жила. Мы, в свою очередь, гарантируем вам жизнь и определенную долю в добыче. Условия, я считаю, вполне приемлемы. И в этом я ручаюсь словом русского офицера.
– С каких это пор жандармы стали считать себя русскими офицерами? Смешно – слово жандарма…
– Значит, мирные переговоры закончились полным фиаско. Плохо. Для вас плохо, господин подполковник. Христоня! Положи-ка в печку шомпола… Придется вас, милостивый сударь, слегка подогреть, дабы освежить память и сделать более покладистым. Уж не обессудьте…
Граф потерял сознание. В избушке преотвратно запахло паленым, и Кукольников вместе с Деревяновым вышли наружу.
– Христоня! Освежи графа, – приказал Деревянов, закуривая.
– Крепкий орешек, – сплюнул он в досаде. – Держится за эту жилу, как черт за грешную душу. Не могу понять, почему не согласен на наши условия?
– Все очень просто, поручик, – Кукольников присел на чурбан у входа. – Умный и мужественный человек. Прекрасно понимает, что нужен нам до тех пор, пока мы не доберемся до золотой жилы. Вот и весь сказ.
– Ничего, скажет, мы уж постараемся…
– Ошибаетесь, Деревянов. Не скажет. Были уже на моей памяти такие. Правда, большевички, краснопузые, а этот вроде должен быть послабее, голубая кровь, но поди ж ты… Даже не застонал.
– Так что же тогда делать?
– Все, что было до этого, – прелюдия к основным событиям, поручик.
– Как это?
– Очень просто. Жаль, что вы не изучали психологию. Занятная и полезная наука, смею вас уверить. Сейчас мы сыграем на самой слабой струне подобных твердокаменных типов – острому сочувствию к страданиям других. Тем более, когда должен страдать по его вине близкий ему человек, товарищ…
Макара Медова ввели в избушку, когда Христоня с помощью нескольких ведер воды привел Владимира в чувство.
– Ладимир! – в страхе закричал якут, увидев вздувшуюся и почерневшую от ожогов спину графа.
– Как видишь, твой "Ладимир" оказался больно уж несговорчивым, – Кукольников придержал старого каюра за рукав, когда тот со слезами на глазах бросился к полатям, где лежал его товарищ. – Поэтому во избежание дальнейших недоразумений ты нам скажешь, где находится золотоносная жила. В противном случае мы продолжим эту вынужденную экзекуцию. Непонятно? То есть поджарим еще его благородие Ладимира!
