Филип Пулман - Тигр в колодце
Прежде чем уйти, Маргарет сказала Салли:
— Я кое-что вспомнила. Может, это и не имеет значения… В конторе Пэрриша две комнаты — в одной сидит он сам, другая — это та, через которую нужно пройти, чтобы к нему попасть. В ней сидели два клерка. Там было множество разных папок, справочников, в общем, обычный офис, каких много. Вот только беспорядка там не было, каждая вещь находилась на своем месте. Когда я выходила, в той комнате сидел еще один человек, похожий на сборщика арендной платы, с такой маленькой кожаной сумочкой. Я так злилась на себя, что практически не слышала, о чем эта троица говорила, к тому же, когда я проходила мимо, они замолчали. Но, по-моему, этот третий сказал что-то вроде: «Это добьет обескровленных евреев» или «Это обескровит евреев». Вот все, что я услышала. Это запало мне в память.
Для Салли это ничего не значило. Клерки могли обсуждать все, что угодно, начиная с выигрыша на скачках, который обойдется еврейским букмекерам в кругленькую сумму, и кончая чем-нибудь совсем гнусным, но к ее делу все это не имело ни малейшего отношения. Однако она почему-то вспомнила о словах Маргарет уже после того, как уложила Харриет спать. Пытаясь занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься от своих проблем, Салли взяла полистать экземпляр «Иллюстрированных лондонских новостей».
Слово «евреи» в заголовке привлекло ее внимание, и она просмотрела статью. В журнале была иллюстрация погрома в Киеве, а сам текст живописал, как евреи подвергаются гонениям со стороны остальных жителей города, как те громят их магазины и поджигают дома. Это не было похоже на отдельные вспышки насилия, за всем этим стояла целая организация; как прочитала Салли, во время погрома раздавался свисток, и люди, поджигавшие дома, немедленно растворялись в толпе. Солдаты не делали ничего, чтобы защитить еврейское население. Они стояли и смотрели, например, как старого еврея избивают прямо на улице.
Салли где-то читала, что российское правительство проповедует политику антисемитизма с тех пор, как на трон взошел новый царь. Прежний был убит годом раньше, и правительство, видимо, хотело обвинить в этом евреев, но она даже не подозревала, что все зашло так далеко. Может, об этом говорили люди в офисе Пэрриша? Узнать наверняка не представлялось возможным.
В том же журнале она наткнулась на политэкономическую статью и стала читать ее, чтобы не думать о плохом. Но статья раздражала ее. Кто-то пытался возродить Международную ассоциацию рабочих, которая в свое время раскололась на социалистическую и анархистскую половины, и человек по имени Голдберг призывал всех сплотиться в борьбе против капитализма.
Поскольку Салли считала себя приверженкой капитализма, статья вряд ли могла ее тронуть. Она мало знала о социализме и еще меньше ей хотелось что-либо о нем знать. Она вынесла, что экономика не в лучшем состоянии и что агитация, пропаганда и дешевые писаки — она узнала, что Голдберг был вроде журналиста, — мало чем могут помочь.
Салли швырнула журнал на пол.
Боже, какая беспомощность… Шпион на кухне, фальшивая запись в метрической книге. Что происходит? Почему? И цель всего этого была обозначена последней строкой в ходатайстве: кто-то хотел забрать у нее Харриет. Кто-то хотел отнять у нее ребенка.
Она поднялась на второй этаж и принесла в комнату Харриет ночник. Дочка спала, ее густые волосы были расчесаны и блестели в темноте, одна рука лежала поверх одеяла, лицо было спокойным и таким невинным. Мишка покоился рядом на подушке. Он лежал на самом краю, Салли подвинула игрушку, чтобы она не упала на пол, и, наклонившись, поцеловала дочурку. Никто не отнимет у нее Харриет, никогда.
Она подоткнула ей одеяло и спустилась вниз. Можно написать Розе, как она раньше об этом не подумала! Сестра Фредерика была ее самой давней подругой, к тому же она замужем за священником, он мог бы посоветовать, как разыскать исчезнувшего мистера Бича из Портсмута.
Отлично, хоть чуть-чуть поднялось настроение. Она включила лампу, села за стол и начала писать.
* * *Мистер Пэрриш в тот вечер интересовал не только Салли. В баре на углу Блэкмур-стрит уже некоторое время сидели два подростка, они расположились около двери, чтобы наблюдать за происходящим на улице. Окна в большинстве офисов уже погасли, а служащие и торговцы разъехались по домам в Холловей, Айлингтон, Кембервель, Эктон или Брикстон. Свет в конторе мистера Пэрриша все еще горел, и парни из бара были в курсе почему; они знали, что им пора идти.
Оба были худощавы, и выражение их лиц нельзя было назвать доброжелательным. У обоих кепки были надвинуты на лоб, у одного шея обмотана белым шарфом, у другого — грязным бело-голубым платком, и у того, и у другого были ремни с отполированными до блеска пряжками, украшенные медными гвоздями — по моде Ламбета. Один был темноволосый, другой — рыжий. Первый откликался на имя Билл, он был среднего роста и не казался силачом, однако мужчины вдвое здоровее его хорошенько подумали бы, прежде чем становиться у него на пути. В глазах парня читалось ледяное бесстрашие, а костяшки на его кулаках были испещрены шрамами. Его товарища звали Лайам, и он производил еще более жуткое впечатление, если это вообще возможно. Похоже, сказать им друг другу было особенно нечего.
Оставив свой стакан недопитым, Билл сдвинул кепку на глаза и выскользнул на улицу. Лайам молча последовал за ним. Через десять минут или около того, если все будет так же, как и последние три недели, на Блэкмур-стрит свернет человек и направится в офис мистера Пэрриша. На полпути от Друри-лейн, откуда обычно появлялся этот человек, до двери конторы находился узкий переулок, ведущий в тупик Клэр-Корт; в этот переулок и направились Билл и Лайам, причем с таким видом, будто оба там жили.
Чутье Билла подсказывало ему, что за ними по Блэкмур-стрит идет полисмен. Поэтому он сделал знак Лайаму, и оба вжались в дверной проем и подождали, пока шаги не удалятся. Внимание молодых людей привлекло основное неудобство этого места, а именно газовый фонарь, висевший на высоте двух с половиной метров. Билл заранее изучил его и знал, что с ним делать.
— Вот, держи, — обратился он к Лайаму. — Я тебя подсажу. Вынь оттуда горелку.
Он протянул приятелю пассатижи и, сцепив руки так, чтобы Лайам мог на них встать, поднял его повыше. Небольшое усилие, и лампа мгновенно поддалась. Лишь струйка газа поднималась в ночное небо. «Ну и пусть», — подумал Билл. Все равно долго они здесь не задержатся.
Он достал осколок зеркала (осколок был в картонной рамке, чтобы края не разрезали карман) и высунул руку за угол, чтобы увидеть нужного им человека, когда он подойдет к подворотне. На улице уже было тихо, даже бар опустел: посетители допили свои напитки и разошлись по домам к своим Аделинам, Кэрри и Эмили. Билл увидел в зеркальце несколько слоняющихся без дела личностей; замерев, он дождался, пока они пройдут мимо.
А затем появился человек, которого они ждали, он опоздал всего на одну-две минуты. Это был грузный мужчина в потертом твидовом пальто и котелке, на плече у него висела небольшая кожаная сумочка.
— Он идет, — прошептал Билл.
Лайам сделал шаг от стены, но все еще держался в тени. Когда мужчина поравнялся с ними, Билл заговорил:
— Пардон, приятель…
Человек неуверенно остановился, вглядываясь в темноту.
— Что вам нужно? — спросил он.
— Спички не найдется? — сказал Билл. Мужчина начал рыться в кармане. Билл только этого и ждал. Он шагнул вперед, схватил толстяка за воротник пальто и изо всех сил дернул на себя. Человек даже крикнуть не успел; Лайам двинул ему в челюсть, и тот рухнул на землю. Ребята проворно утащили тело в темноту.
На земле оказалась и кожаная сумка. Она была тяжелой, внутри что-то позвякивало. Билл повесил ее себе на плечо и вдруг увидел, как что-то сверкнуло возле губ мужчины.
— Осторожно! — сказал он вполголоса, и Лайам ударил человека по руке.
Полицейский свисток покатился в сточную канаву. Билл схватил жертву за ворот и крепко тряхнул.
— Слушай, — прошипел он, — не вздумай сопротивляться. Будь наша воля, ты бы уже получил перо под ребра. И получишь, если придется. Выворачивай карманы, живо. Все вынимай. И только пикни — даже пожалеть об этом не успеешь.
Трясясь от страха, мужчина поднялся на колени и вывернул карманы. Роговой гребешок, горсть мелочи, ключи…
— Все вынимай! — настойчиво повторил Билл. Спички. Носовой платок. Трубка. Кисет. Билл потерял всякое терпение и сам принялся шарить по одежде мужчины. В кармане жилета он нашел то, что искал, — старую, замусоленную записную книжку.
— Есть! — сказал он. — А теперь я хорошенько тебе врежу, потому что мне не нравится, чем ты занимаешься.
Мужчина отпрянул:
— Нет, погодите, не надо…
— Успокойся, я же еще не бью. Просто говорю заранее, поэтому не жалуйся, что не предупреждал. Но сначала скажи мне: сколько еще народу работает на твоего хозяина?
