Игорь Христофоров - Страх
Он хотел шагнуть к Тимуру, но Наждак остановил его легким поднятием руки.
- Не гони, Цыпленок, - попросил он. - Я в буркалы его
вонючие посмотреть хочу, - попытался он поймать взгляд
Тимура, но глазенки того бегали с фигуры на фигуру, со стен
на окна, глазенки искали спасения.
- На... Наждак, - взмолился Тимур. - Мы же с тобой... мы
же на одних нарах... Я же с тобой пайкой делился... Я тебя
от пацанов тогда... когда ну... типа пришить тебя хотели...
я же тебя спас...
- Не скули! - огрызнулся Наждак. - Ты приговорен. Ты кинул в игре последнюю фишку.
- Наждачок, милый!.. Цыпленок!.. Цыпушечка!.. Пац-цаны!
Ноги у него из свинцовых вдруг стали тряпочными, и Тимур с грохотом рухнул на колени.
- Пацаны... па... пац-цаны! - по-молитвенному сложил он подрагивающие пальцы у костистой, синей от татуировок груди. - Ну гадом я был, пац-цаны! Ну обложался, пац-цаны! Но я мамой клянусь, что вину ис... искуплю, как-то неуверенно закончил он.
- Харэ базарить! - оборвал его Цыпленок и, сделав шаг
вперед, вскрикнул от ожегшей висок лампочки.
Отклонившись, он посмотрел на ее желтую грушу, висящую на витом проводе под потолком, на время ослеп, но все же уловил какое-то движение внизу.
- Но-но! Не рыпайся! - ногой отшвырнул он рванувшегося на корточках к выходу Тимура. - Воровской закон надо блюсти.
- Пац-цаны! - в истерике забился Тимур. - Ну не хотел я драпать, не хотел!.. Но тот мент стрелять начал... Он стрелял... Ну, скажи, Наждак, он стрелял?
- Стрелял.
Глаза Наждака жили уже в телевизоре, где раздевалась баба с таким неимоверным бюстом, что у него похолодело все изнутри. До того сильно захотелось увидеть ему эту бабу вживую.
- Наждак, ты пойми,.. я с зоны еще контуженный. У меня такие бзики бывают, что я себя остановить не могу. Я чумовым становлюсь! И когда... он когда мочить из ствола начал, я прямо ошалел... Я же знаю, Наждак, что на таком обломе инкассатора любой мент будет по водиле мочить... По водиле... А это ж я-а-а! - взвыл он и забился в припадке в луже.
Крик отвлек Наждака, и, когда он вернулся глазами в телевизор, по экрану среди каких-то нездешних цветов бродила уже другая и к тому же еще не успевшая раздеться девица. Грудастая исчезла навеки из его жизни, и это так разъярило его, что он в крике брызнул слюной в плечо Цыпленку:
- Кантуй его на хрен!
Гигант с медлительностью фокусника выудил из кармана джинсов длиннющий серый шпагат, нагнулся к плачущему Тимуру, перевернул его на живот, старательно связал руки за спиной, потом ноги и, распрямившись, недовольно пробасил:
- Может, я его сам?.. Одним ударом на хрен завалю?
Наждак посмотрел на его ведерный кулак и ему расхотелось доставлять Цыпленку такое редкое удовольствие. К тому же и Савельич инструктировал иначе. "Пусть подольше помучается, - сказал он ему при расставании. - Чтоб как в аду было. Трусам и шестеркам - самая жуткая смерть".
- Иди на воздушок, - скомандовал он Цыпленку.
Продышись. Охолонь.
Полуметровой кроссовкой Цыпленок зло лягнул всхлипывающего в луже Тимура и тяжко прошлепал на выход. От каждого его шага стонали и вздрагивали старенькие половицы.
- Кранты, Наждак? - женским голоском спросили из-за спины.
Не оборачиваясь, Наждак огрызнулся:
- Я тебе где сказал стоять?
- На стреме.
- А какого ты здесь?..
- Так все ж уж! Он же ж...
- Не твоего ума дело!
Наждак резко обернулся и сразу наткнулся на умоляющие глаза.
- А-а, Нос, и ты, петух, тут, - просипел в пол Тимур.
Маленький, словно подтверждая прилипшую к нему кличку, засопел длинным, сосулькой нависающим над губой носом и взмолился:
- Наждак, миленький, подари мне его... Ну хоть на десять минут подари...
- Я... я петухом никогда не был, - потвердел голосом Тимур и перевалился на спину. - Ты ж знаешь, Наждак... Не по-воровски это...
- Я хочу, - простонал Нос.
Сухие, навек обветренные губы Наждака не разжались. Он молча повернулся и вышел из комнаты.
- Не тр-ронь, сука опущенная! - взвизгнул Тимур.
Наждаку почему-то почудился во рту вкус глинистого черного хлеба, которым поделился как-то с ним Тимур. Тогда их нары в колонии были еще рядом, а Наждак только-только вышел из дисциплинарного изолятора и еле стоял на ногах после тощей пайки. Хлеб пах мышами и горчил, но он глотал его с такой жадностью, с какой в детстве не ел свое любимое фруктовое мороженое. Но где это детство и где мороженое? И во что можно верить, если даже Тимур, старый кореш, которого он с трудом, еле уговорив Савельича, привлек в банду, на первом же шухере раскололся и дал деру, оставив их на голом асфальте под ментовскими пулями?
- Не-е тр-ронь! - катался по полу и брыкался за его спиной Тимур.
Худосочный Нос не издавал ни звука. Звуки должны были начаться позже.
Воздух улицы охладил запылавшие щеки Наждака. Он тяжко сошел со ступенек на землю и чуть не испугался.
Из тьмы выползло что-то огромное и хрипло дышашее.
- Я канистру пры-ыпер! - радостно сообщил Цыпленок.
"Надо же, какой шустрый! - удивился Наждак. - Может, и вправду надо было дать ему завалить Тимура. А то этот Нос..."
- Обливай, - коротко скомандовал он.
Цыпленок ходко обошел дом, грохнул оземь пустой канистрой, тупо посмотрел на огонек сигареты, точечкой пульсирующей во рту у Наждака, и поинтересовался:
- Кликнуть Носа?
Наждак молча повернулся на светящееся оконце, вырвал сигарету изо рта и стрельнул ею в это желтое пятно. Бензин ахнул, разом объял пламенем дом и отбросил на пару шагов Цыпленка. Наждак вытерпел жар, хотя кожа лица как-то враз заболела, заныла, но от огня не отвернулся.
Зато увидел, как вылетел из двери Нос со спущенными до колен брюками и, споткнувшись о них, упал прямо к ногам Цыпленка. Тот поднял его за шиворот с земли легко, будто куклу, подержал на весу.
- Ты что, Наждак?! Ты что?! - в воздухе запричитал Нос.
Я ж мог сгореть!
- Это не я, - сухо ответил Наждак. - Случайной искрой подожгло.
11
Фраза из великой песни "Нас утро встречает прохладой"
казалась безнадежной мечтой. На рассвете уже было жарко и
хотелось бежать к реке, озеру, пруду, к любой спасительной
воде. Но вместо этого Тулаев ехал в Бутырскую тюрьму.
Как ни торопил его Межинский, попасть туда вчерашним вечером Тулаев так и не смог. Уже почти ночью он все-таки разыскал этого неуловимого майора внутренней службы и договорился о встрече на утро.
У входа в здание, под номером которого значилась Бутырская тюрьма, висела странная доска "Мебельная фабрика". Поначалу Тулаев решил, что это маскировка, но когда мимо него тяжко протопал охранник в черном камуфляже и вошел в здание чуть дальше, то он понял, что ошибся. Просто мебельная фабрика и тюрьма стояли встык, и каждый, кто не знал о существовании Бутырки, думал, что все это длинное здание - фабрика.
Тулаеву выписали пропуск, сделав целые две ошибки в его фамилии, но он с ними прошел через оба КПП, внешнее и внутреннее, а уж потом через двор, обнесенный высоченной кирпичной стеной, в административный корпус.
Майор принял его настороженно. Худенький, совсем не похожий на человека, который может внушить страх убийцам и насильникам, он беспокойно ерзал на стуле, дважды прочел все слова из удостоверения, протянутого Тулаевым, но все равно не оттаял.
- К сожалению, начальник тюрьмы в отпуске, - посетовал он. - А без него я не могу организовать вам свидание с имээновцем.
- С кем? - не понял Тулаев.
- А-а, ну да... - смутился майор. - Это наши сокращения. ИМН - это исключительная мера наказания. Грубо говоря, вышак. Все, кто получил ИМН, у нас так и называются - имээновцы.
- Но вам же звонили, - напомнил Тулаев.
- Звонить-то звонили, но мне нужна бумага. Мало ли.
- Это серьезно?
- Конечно. Вот ведь, к примеру, войска в Чечню в свое время ввели и войну начали, а все указания по этому поводу давали только устно. Пойди теперь докажи, на основе чего все это началось. Вроде как сами военные решили маленько повоевать...
- Хорошо, - согласился Тулаев. - Разрешите я от вас позвоню...
Через пять минут он с интересом наблюдал за майором, который с окаменелым лицом разговаривал с министром внутренних дел и, кажется, все никак не мог в это поверить.
- Есть, - тихо закончил он разговор, положил мокрую трубку на рычажки, помолчал и все-таки решился: - Ладно. Встреча состоится. Вы в каком качестве будете с ним беседовать?
- Как журналист, - нащупал Тулаев в кармане джинсов удостоверение корреспондента какой-то не очень известной газетенки.
- С делом ознакомитесь?
- Обязательно.
Майор с ужасом вспомнил, что разрешение на ознакомление с делом имээновца может дать лишь начальник тюрьмы, и уж хотел сказать об этом, но резкий голос министра ожил в ухе и заставил бросить испуганный взгляд на телефон. Аппарат молчал, а голос все резал и резал слух, и майору захотелось быстрее избавиться от странного гостя, у которого не было с собой даже элементарных бумаг с просьбой посетить тюрьму.
