Марина Крамер - Не верь, не бойся, отпусти!
Кирилл вскоре уснул, так и не выпуская меня из рук, только распластался на постели, и я оказалась сверху, не имея возможности выбраться. Сна не было, и я терпеливо, чтобы не потревожить спящего Мельникова, ждала, когда его хватка ослабнет и у меня появится возможность встать. Очень хотелось закурить и попить воды, но Кирилл спал, и будить его я не хотела.
Так прошло довольно много времени, и наконец он, глухо пробормотав что-то, выпустил меня и повернулся на бок. Я полежала еще немного и выбралась из постели. Ничего, кроме брошенной на пол рубашки Кирилла, не было — мои вещи остались в коридоре, и я надела ее, закатав рукава до локтей. Есть что-то пошлое в этих мужских рубашках на голое тело, не понимаю, кто придумал, что это выглядит красиво и маняще…
Я вышла в коридор, собрала с пола свою одежду, и тут мой взгляд зацепился за брошенный здесь же кейс Кирилла. Я опустилась рядом с ним на корточки, изо всех сил борясь с искушением попытаться открыть. Ну, что может лежать в кейсе адвоката? Можно подумать, я этого не знаю. И все же, все же… Воспитание и любопытство боролись во мне на равных. Никогда прежде я не позволяла себе заглядывать, например, в почту или телефон Светика — просто не представляла, как смогу сделать это. Но ситуация с Кириллом была несколько иной. Я ему не верила — и потому посчитала, что имею право хотя бы опровергнуть подозрения. Достаточно всего пары листков, названия фирмы, где он работает, каких-то контактов. Я же не буду вникать в тонкости, только посмотрю название — и все. Уговорив себя, я аккуратно открыла замки — удивительно, что Мельников не запирал кейс, я лично всегда делала это, охраняя тайну своей профессиональной жизни. В коридоре было темно, но включать свет опрометчиво — вдруг Мельников проснется… Я коснулась пальцами пластиковой папки, лежавшей сверху, и уже почти вынула ее, как вдруг надо мной раздался голос:
— А где санкция на обыск, госпожа адвокат? — и я от неожиданности отшатнулась, выронив папку обратно — надо мной возвышался Кирилл, скрестив на груди руки.
Я готова была провалиться от стыда — хорошо, что здесь темно, не так видно виноватое выражение лица. Мельников молча наклонился, поднял кейс и защелкнул замки.
— Ну что — поговорим? — произнес он, водрузив его на верхнюю полку шкафа.
— О чем? Если об этом, то я могу объяснить…
— Не надо объяснять ничего, Варя. — Кирилл помог мне подняться и подтолкнул в сторону спальни. — Ты что же думаешь — если бы я что-то хотел скрыть, то оставил бы незапертый кейс вот так, на полу в коридоре, чтобы ты спокойно обыскала его, пока я сплю? Ты совсем меня за дурака держишь, да?
Что тут скажешь? Так глупо попасться — это надо уметь.
— Ты не допускаешь, что это обычное бабское любопытство? — спросила я, садясь на кровать.
— Бабское любопытство? У тебя? — усмехнулся Кирилл, садясь рядом. — Ну, Варька, ты лучше другое что придумай.
— А почему, собственно?
— Так, все, прекрати, — вдруг совершенно другим тоном попросил Мельников и сжал мой локоть. — Что ты хотела найти там? Спроси — я покажу сам.
Я попыталась освободиться, но не тут-то было — крепкие пальцы сжимали руку и вроде как боли не причиняли, однако малейшее движение доставляло дискомфорт.
— Кира, мне ничего не нужно. Даже не знаю, как это вышло.
— Я же попросил — не ври мне. Что ты искала в кейсе?
— Хорошо, — сдалась я, понимая, что говорить что-нибудь все равно придется, — я хотела увидеть название фирмы, в которой ты работаешь.
— Это все? — недоверчиво прищурился Кирилл, и я подтвердила:
— Это — все.
Он отпустил меня и вышел в коридор, а через пару минут вернулся с какими-то листками:
— Вот, можешь посмотреть. Это договор подряда, там стоит название фирмы, реквизиты и моя фамилия как юриста.
Я отвела его руку с листками, но Мельников бросил их на кровать:
— Можешь взять на память, это копии.
Сказав это, он сбросил банный халат, в котором ходил все это время, и скользнул ужом под одеяло, отвернувшись от меня. Господи, да ведь он обиделся… На самом деле обиделся, не играет… Какая я идиотка. Я действительно сделала ему больно своими подозрениями, и, судя по всему, он вообще ни при чем — ну не верю я в такие актерские способности.
Я еще немного посидела на кровати, обхватив руками голову и прислушиваясь к размеренному дыханию Кирилла. Мне хотелось извиниться, но слова, как нарочно, будто прилипли где-то глубоко внутри и никак не желали выходить наружу. Говорить «прости» мне всегда было тяжело, с самого детства. Так и не сумев извиниться, я легла под одеяло и постаралась как можно плотнее прижаться к Кириллу, обняла его и уткнулась лбом между лопаток.
— Наверное, я это заслужил, — произнес он, и я вздрогнула:
— Ты не спишь…
— А как я могу уснуть — после всего? — Кирилл развернулся и обнял меня, упираясь подбородком в мою макушку. — Я думаю, что действительно заслужил все это — недоверие, подозрения, проверки. На твоем месте, скорее всего, я вел бы себя так же.
— Кира, я…
— Не надо, Варя. Все правильно. Только ты поверь — я ничего не скрываю и могу подтвердить каждое сказанное тебе слово, если это будет нужно. Просто… это не отношения уже, когда не доверяешь и готовишь алиби.
Я села и обхватила руками колени. Самым правильным сейчас казалось встать, одеться и уйти, чтобы больше не возвращаться, потому что невыносимо стыдно, но внутри все сопротивлялось. У меня есть только один выход — научиться доверять ему и не искать подвох в словах, но как? Слишком много совпадений, говорящих не в пользу Кирилла.
— Обдумываешь план побега? — Он развернулся и коснулся рукой моей спины. И вот эта его манера чувствовать меня, мое настроение…
Разве можно бросить человека, обладающего таким ценным качеством? В сущности, я такая же, как большинство женщин, — мне нужен мужчина сильнее меня. Просто при моем характере это практически невозможно. Практически — потому что есть Мельников, властный, умный и гораздо сильнее меня во всех смыслах. И я с удовольствием подчиняюсь ему, отступаю, признаю свою слабость. Тогда почему у нас все так сложно?
Я повернулась к нему лицом и серьезно ответила:
— Да, обдумываю. Но чем больше думаю, тем отчетливее понимаю — некуда бежать.
Мельников легко улыбнулся, потянул меня за руку и прижал к себе:
— Так не беги. Я же предлагаю — оставайся. Разберемся с твоим браком — что мы, не юристы, что ли?
— Ты не понимаешь, что дело не в браке?
— А в чем? Объясни, чтобы я понял.
Если бы я могла объяснить это в первую очередь себе, то уж до него-то донесла бы такую вещь запросто, но увы — я и сама плохо понимала, что удерживает меня рядом со Светиком сейчас, в сложившихся в нашей семье обстоятельствах. Однако слово «развод» не звучало в моей голове даже теперь.
— Давай оставим эту тему, — попросила я, прижимаясь к нему всем телом.
Мельников вздохнул:
— Ты так и не разучилась переводить неприятный разговор на другую тему.
— На то я и юрист.
— Глупая баба ты, а не юрист, — со вздохом произнес Кирилл, обнимая меня. — Зачем все портишь? В кои-то веки осталась на ночь и ухитрилась тут же романтику убить. Ладно, не хочешь сейчас об этом, не будем. Но пойми меня тоже — я не люблю подвешенное состояние, хочу определенности. А теперь давай спать.
Утром, когда мы завтракали, Кириллу кто-то позвонил, и он, изменившись в лице, вышел в соседнюю комнату. Мне стоило больших трудов не прислушиваться к разговору, так как я дала себе слово доверять человеку, с которым сплю. Я размешивала сахар в кофе с такой сосредоточенностью, что еще немного — и провертела бы в чашке дыру. Но тут зазвонил мой мобильный — это оказался Светик.
— Варя, ты где?
— А что, ты заметил отсутствие? — зло спросила я, и муж опешил:
— Ты серьезно?
— Нет, я пошутила! Что ты хочешь?
— Хотел узнать, где ты. У Аннушки?
Святой, незамутненный человек! Боясь услышать правду, сам дает мне вариант ответа, который его устроит, и — готова об заклад биться — даже проверять не станет. Ну, вот как можно от такого уйти?
— Я буду дома через час, — сдалась я.
— Тамара Борисовна просила ее в Загорянку отвезти, я звоню, чтобы предупредить. Постараюсь не задерживаться, туда и обратно.
— Хорошо. Передай ей привет.
Бросив телефон на стол, я подперла щеки кулаками и задумалась. Что держит людей вместе? Через столько лет, когда ни о какой любви уже нет речи, когда даже страсть — если она была — уже остыла? Когда, казалось бы, уже нет ничего совместного — ни детей, ни интересов? Светик всегда устраивал меня как друг — надежный, верный, с которым интересно. Но как муж и мужчина он и прежде был не на высоте. Тогда почему?
— Соскучилась? — подкравшийся сзади Мельников запустил руки за воротник моего халата и заскользил вниз, к талии.
