Любовь Овсянникова - Наследство от Данаи
— Помню.
— Так вот Раиса — ее дочь. Понимаешь, как смешно, — старалась Евгения Елисеевна вывести Юлию из грустного настроения, — ты Аксиньи и Ульяне приходишься дважды бабушкой: один раз родной, а второй раз — побочной, как троюродная тетка их матери.
***
Плохо знала Раиса своего любимого Николку (и почему ей вздумалось так его называть, ведь когда они встретились, он уже официально был Максимом?), а точнее сказать, совсем не знала. А было бы по-другому, то на своих девочек, удивительно похожих на родного отца чертами характера, темпераментом, ментальностью, совсем не жаловалась бы и не сердилась. Это не то, что у дивгородцев: встретятся семьей за обедом или вечером перед телевизором и айда докладывать друг другу, как день прошел, что делали, кого видели, о чем говорили или думали. А Максим нет, не такой характер имел — все в себе держал.
Его мама в общем знала, что Виталий Мартынович познакомил сына со своей первой семьей, знала, что та семья живет в Петербурге. Но сколько там детей, жива ли его первая жена, чем они занимаются и что общего с ними находит ее сын, она не представляла. Максимка же считал это родство сугубо своей жизнью, конечно, случалось, что говорил о поездках к родственникам, но и только. Чтобы рассказать все по порядку и с интересными деталями, этого не любил.
Поэтому и о Раисе и детях Юлия не только понятия не имела, а даже не подозревала чего-то подобного, даже не снилось ей такое в самых счастливых снах, более того, — скажи ей об этом чужие люди, не поверила бы. Так же, как не поверила Виктору Николаеву, когда он жаловаться на Максима. А теперь получается, что горемыка места себе не находил, мучился подозрениями, в итоге решился найти ее в такой дали и приехать с разговором. Предупреждал: «Усмирите своего Николая, иначе я ему ноги повыдергиваю», а она только посмеялась тогда.
Правда, Максиму — не по его сказке — все рассказала, предупредила, что Виктор гневится и угрожает. А сын небрежно отмахнулся от матери, как от настырной мухи: «Разве в Москве красивых женщин мало?». Смешным ей это все показалось, нелепым. Она и успокоилась, а затем забыла о приключении.
Тем не менее, может, именно тогда Максим все понял, проанализировав историю своих с Раисой встреч, и задумал как-то выманить девочек из дома, познакомиться с ними и основательно закрепить свое право на отцовство. Как он планировал это сделать? Неизвестно. Трудно сказать, как развивались бы события дальше. Но скоро Виктор погиб, и тем ускорил осуществление Максимовых намерений. Странная штука жизнь, оказалось, что Максим в итоге многим обязан Виктору, а при жизни они встретиться и объясниться не успели.
По большому счету Юлия ничего не знала об образе жизни сына, о его заработках, покупках, хотя бы и значительных. Сказал как-то, что получил квартиру на Тверской, но жить там не собирается, потому что ему по душе отцовский дом в Кунцево, где есть под рукой гараж с машиной, любимый кот возле теплой печки, умный пес, цветочные клумбы на устланных густой травой газонах, роскошный сад, спортивная площадка и все, что на сегодня считается показателем качественной жизни при добросовестной работе.
— Зачем тогда квартиру брал? — спросила Юлия, очень мало понимая ценность и целесообразность такого достояния. — Лишь бы деньги тренькать на содержание?
Максим улыбнулся, словно малое дитя его о чем-то глупом спросило, а потом сказал на здравомыслящий манер матери:
— Дают — бери, бьют — утекай.
— Несерьезный ты у меня, — сделала вывод мать.
Максим обнял старушку за плечи, как делал не часто, и поцеловал в висок:
— Мамочка моя родненькая, пусть эта квартира будет моим городским кабинетом рядом с работой. Ты не против такого удобства для своего сына?
О том, что Максим приобрел квартиру в центре Петербурга, она вообще узнала случайно из подслушанного разговора знакомых актеров. Вот чем сын ее не обижал, так это тем, что брал с собой в театры, когда играл или когда шел на просмотры новых постановок. Усаживал на лучшие места, а если сам был зрителем, то по ходу спектакля рассказывал ей много интересного о пьесе, актерах, режиссерах. Баловал угощением в театральных буфетах — когда-то это считалось особым шиком. Иногда, хотя и редко, с кем-то знакомил. Но те знакомства оставались без продолжения и Юлия не уверена, что после узнала бы новых знакомых людей при встрече.
Так же случайно она узнала и о вилле в Альпах. Максим родился слабеньким, в детстве переболел всем, чем можно было, прямо замучил Юлию. Но она ни слова не сказала, что знает про его каникулы на собственной вилле где-то в заграничных горах, где ему лучше становилось с сердцем. Пусть покупает, пусть ездит, отдыхает, тратит деньги, лишь бы не болел и всегда был в хорошем настроении. Юлия по сельской привычке молчаливость или задумчивость истолковывала так, что у человека неприятности или он чем-то угнетен. А Максим просто и был немногословным, собранным, всегда замкнутым на своей внутренней жизни. Даже его знаменитая полуулыбка, сводившая с ума женщин, при более близком рассмотрении оказывалась или вызванной его вежливостью, или ненастоящей, будто на него грим такой наложили, или ширмой, скрывающей настоящую сущность его души. В зависимости от ситуации, актер, он умел правильно и к месту улыбаться.
И теперь, найдя в Низе безотказную и надежную свою помощницу, Юлия хотела непременно разобраться в сыновьем наследстве.
— Ни разу я не была там, где мой Максим жил постоянно, — в его особняке, а на Тверской в квартире бывала. Меня здесь даже знали, — рассказывала Юлия Егоровна Низе, посылая ее на поиски недвижимости, выпавшей из ее поля зрения. — Ему резко сделалось плохо после спектакля, и он не поехал в Кунцево, а пришел сюда. Сначала думал, что просто переутомился, выложился на спектакле — его роль была насыщенной и сложной. Но скоро понял, что с ним случилась серьезная болезнь, и вызвал «скорую помощь» и меня. Я приехала, когда врачи уже установили диагноз, они запретили его транспортировать и устроили реанимационную палату в его кабинете, где он прилег отдохнуть, придя домой. А потом... — дальше рассказчица залилась слезами и не в состоянии была продолжать связную речь, только говорила какие-то отдельные слова или фразы.
Тем не менее Низа поняла, что Максим ощутил серьезность своего положения и готовился к наихудшему, иногда в отчаянии шепча фразы наподобие «Как рано это случилось» и «Жаль, не успел, не успел». Он приказал матери не оставлять эту квартиру и никого сюда не впускать. Затем назвал имя и телефон своего адвоката, который должен был помочь ей переписать квартиру на себя, а собственное жилье в Ясенево выгодно продать. Чем дальше, тем хуже Максим себя чувствовал — что-то происходило в голове, мысли путались, и он не совсем метко отвечал на вопросы, да и говорить было тяжело. Потом, казалось, сознание его прояснилось, и Максим четко промолвил свои распоряжения:
— Этих денег тебе хватит на первое время...
Отдохнув, он продолжил беспокоиться о матери. Предварительно попросив, чтобы из комнаты вышли врачи и медсестра, присматривающая за капельницей, научал ее, как жить без него. Конечно, болезнь застала его врасплох, и он почувствовал, что древняя старушка остается совсем одна на свете, без помощи и поддержки. Это его ужасно мучило.
— Найди надежного человека, на все сто надежного, — подчеркнул особо, попытавшись даже приподняться на локтях, — и решай вопрос с остальным имуществом. Гляди, чтобы тебя не обманули, не доверяйся незнакомцам. Человек должен быть сообразительным. Ищи верного и сообразительного человека.
Это были его последние слова. А утром Максима не стало.
— Я все сделала, как он мне велел, — рассказывала дальше Юлия Егоровна. — Его квартиру через полгода без хлопот перевела на себя, ведь кроме меня других претендентов не было. И свою продала так, что мне не на первое время, а на всю оставшуюся жизнь хватит. А вот человек надежный не случался. Да и где я могла его искать или найти? Спросила у того адвоката, что Максим мне назвал, как, дескать, найти остальную Максимову недвижимость и оформить на себя. А он говорит, мол, на все надо иметь документы или свидетелей искать и в суд обращаться. Я перерыла всю квартиру, и ничего не нашла, кроме документов на саму квартиру. О свидетелях и суде я и думать не хотела — не подняла бы я это дело. Вот и смирилась с тем, что все пропало. Ну, думаю, мне бедствовать не придется, а дальше хоть волк траву не ешь. И здесь ты на мое счастье приехала.
Переговорив с Анной Витальевной Друзковой и подчеркнув в разговоре, что теперь она действует по поручению Максимовой матери, Низа убедилась, что, да, в соответствии с завещанием Максима его петербургская квартира отошла к Ульяне, а швейцарская вилла — к Аксинье. Так же они поделили его денежные сбережения, хранившиеся на банковских депозитах. Об остальном сестра Максима не знала, высказала предположение, что надо искать завещание в пользу матери. Вот и все, круг замкнулся.
